— Совсем больная! Я не гей и не был им никогда!
— Конечно, да, это у меня отсасывали на новогодней вечеринке.
— Даша, ты все не так поняла.
— А знаешь, Федя, я тебе благодарна, вот реально хочу сказать спасибо, если бы не твой случайный минет, то я бы не приняла определенных решений и не встретила мужчину, которого полюбила.
— Дымова, ты пьяная?
— Да, Федор, но только от любви, — сижу, кручусь в кресле, мечтательно смотрю в окно, там уже стемнело, почти конец рабочего дня.
— Я приеду, и мы во всем разберемся.
— Не торопись, на океане сейчас, наверное, шикарные волны. И вообще, Феденька, желаю тебе огромной любви, целую.
Отключаюсь, не дав больше ему ничего сказать. Я на самом деле поймала себя на мысли, что не сержусь на Федора, он, можно сказать, мой купидон, если купидоны бывают геями.
Если бы не он, я бы не поспорила с Машкой, не отправилась бы в этот город, не встретила бы Вершинина в банке — с его темными и полными порока глазами.
Даже не по себе стало от этих мыслей.
Позади раздался кашель, повернулась, Тимофей стоял в дверях приемной.
— Мы едем домой?
— Уже пора?
— Да, почти все разошлись.
— Тимофей, а ты знаешь, куда поехал Роман Александрович?
Мне так захотелось его увидеть! Посижу тихо в уголке, даже не буду мешать деловой встрече. Не хочу быть дома одна, совсем не хочу.
— Знаю.
— А ты отвезешь меня туда?
— Было велено отвезти домой.
— Ты словно всегда выполняешь то, что велено?
— Да.
— Кто бы говорил.
Тимофей замялся, опустил глаза, такой забавный, тонкая черная укороченная дубленка, черная водолазка, волосы зачесаны назад, уложены гелем. Такой мафиозный образ крутого парня. Понты наше все.
— Или скажи куда, я поеду сама.
— Самой не велено.
— Тогда отвезешь?
— Отвезу.
— Я быстро, только в туалет сбегаю.
Помчалась вприпрыжку, совсем забыв о том, что умные девушки не следят за своими парнями, а любопытство — это грех.
Глава 33
Вершинин
— Я бы сказала, что ты совсем не изменился, но это не так. Рома, ты стал очень привлекательным мужчиной, харизматичным, мужественным.
— Ты позвала меня, чтоб делать комплименты? Не утруждайся.
— Я говорю совершенно искренне, это ты всегда сидишь и во всем ждешь подвоха. Расслабься, я не претендую на твою свободу, просто оказалась вновь в этом городе и решила увидеть старого знакомого.
— На кладбище сходи к моему отцу, навести старого знакомого.
Женщина, сидящая напротив меня, поджала губы, отвернулась. Смотрю на нее и не понимаю, как можно быть такой красивой и такой лживой. Я-то знаю, какая она, что скрывается за милым личиком и невинным взглядом голубых глаз.
— Не я одна виновата в смерти твоего отца. Я любила его…
— Люба, — перебиваю женщину. — У меня сейчас совсем нет времени и желания слушать, как ты любила моего отца — до такой степени, что он едва не разорил компанию, а потом умер от этой великой любви.
Теперь в ее глазах мелькают ярость и гнев. Да, ничего не скажешь, красивая женщина, очень. Наверняка несколько пластических операций в лучших клиниках мира, ухоженная, легкий макияж, стильная стрижка. Волосы стали короче и светлее.
Когда отец потерял голову от очередной «любви», которые, кстати, него случались с завидной регулярностью, я думал, что пройдет и это увлечение. Но все оказалось гораздо серьезнее, чем я думал. Мне тогда было все равно до его фирмы, хотел что-то свое, много что пробовал, что-то получалось, что-то нет.
Но когда я узнал о том, что компания катится в долговую яму, что объекты не сдаются в срок, а в банках долги на несколько миллионов, пришлось разбираться в ситуации.
Все оказалось до банального просто: папа влюбился. Серьезно так подсел не на малолетнюю пигалицу, а на молодую женщину, хоть и младше его на двадцать три года. По возрасту она годилась мне в старшие сестры, но хотела быть мачехой.
Разговоры с отцом ничего не дали, он словно привороженный ничего и никого не хотел слышать, только и говорил о своей Любочке. Я бы тоже мог вполне поверить в их отношения и даже, может, со временем принять их, если бы не решил кое-что проверить.
— А ты сам часто ходишь к нему на могилу? Прощения просишь?
Знает, как задеть, чтоб было больно.
— Я со своей совестью разберусь сам, ты со своей, я смотрю, уже договорилась.
— Ничего ты не понимаешь и не понял, Рома, — на красивом лице Любы мелькнули обида и сожаление. — Я ведь не просто так тогда поверила твоим словам.
— Поверила, забыв о той любви, о которой ты говорила отцу.
— Пусть так, но ты мне нравился, очень нравился.
Тру лицо, устал от этого разговора ни о чем и перебирания старых грехов. Да, я виноват перед отцом, поэтому и поднимаю его компанию, поэтому никогда не брошу и не продам. Решил тогда показать ему, какая у него прекрасная Люба-любовь.
Просто подкатил, несколько красивых слов, пара тайных свиданий. У меня тогда ничего не было к ней, совсем ничего, кроме желания, вскрыть этот гнойник лжи, показать всем, какая она на самом деле.
Может, и не надо было этого делать, отец сам бы все понял со временем. Но не факт, что Люба, приняла бы его нищего.
Он застукал нас целующимися, до секса так и не дошло. Я целовал, Люба отвечала, а потом топила слезами все вокруг, кричала, что это я ее принудил. Господи, на это было жалко смотреть. У отца тогда случился первый сердечный приступ, а через три дня — второй, из которого он уже не выкарабкался.
Виноват ли в его смерти я? Да, виноват. Мне с этим жить до конца своих дней, и не этой женщине меня судить и обвинять.
— Куда потратила деньги?
— Какие деньги?
— Те самые, что ушли тебе в карман, а не на фирму.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Молодец, за семь лет ты научилась управлять эмоциями. Чего тебе надо?
— Ничего, просто хотела тебя увидеть, — кокетливо заправляет волосы за ухо, отпивает свой уже давно остывший кофе, слегка морщится.
— Увидела?
— Ты стал таким циничным, Рома.
— Учителя хорошие были, да и жизнь не баловала.
Начинаю на самом деле уставать от этой встречи и разговора. Хочу домой, хочу к Орешкиной, обнять, прижать, зацеловать все ее сладкие местечки. Гори огнем эта Люба, все давно в прошлом, у меня к ней нет и не было никаких чувств, кроме презрения, даже ненависть прошла.
— А вот я часто вспоминала тебя и скучала.
Люба двигается ближе, облокачивается на стол, декольте не слишком глубокое, но отчетливо видна грудь, тоже наверняка творение хорошего пластического хирурга.
Водит тонкими пальцами по моей руке, лежащей на столе, смотрю с интересом, что же будет больше. Неужели она думает, что я сейчас поведусь на ее «прелести» и променяю свою Дашку на интрижку с бывшей любовницей моего отца?
Хочется смеяться в голос, прямо ей в лицо. Но я двигаюсь ближе, всматриваясь в ее голубые глаза, на дне которых грязь и ложь. Нет, я не ударю женщину, хотя так и чешутся руки.
— До такой степени скучала, что не появлялась семь лет? — сжимаю ее пальцы, вижу, что причиняю боль. — Чего ты хочешь? Чего добиваешься своим приездом?
— У тебя проблемы с компанией, точнее, скоро будут проблемы.
Ей больно, но терпит, не вырывая руку. Со стороны мы, наверное, похожи на страстную парочку: долго и пристально смотрим друг другу в глаза, крепко держимся за руки. Да, вот сейчас начнутся совсем нешуточные страсти.
— Откуда информация?
— Неважно, но я могу помочь.
— Помочь? Чем ты можешь мне помочь?
— Уговорить того человека не трогать твою компанию.
— Каким способом? Или это твоя очередная жертва? Богатый Буратино, а ты, значит, лиса Алиса?
— Ты снова видишь во мне то, что хочешь видеть. Я люблю этого человека и думаю, что он отвечает мне взаимностью.
