— Я заперла, — говорит она.
— Сверху и снизу?
— Да.
— Хорошо, теперь окна.
— А что с окнами? — спрашивает Фрэнки.
— Проверь их, просто чтобы быть уверенной.
Одна вещь о Бо — он параноик. Назовите теорию заговора, и он в нее поверит. Кроме того, он выращивает траву на поляне в лесу за домом и работает охранником в тюрьме, которая регулярно выпускает людей, ненавидящих его кишки, обратно в общество. Дом Бо — хлипкое одноэтажное ранчо, но у него надежные замки на дверях и решетки на всех окнах.
Я бормочу заверения.
— Все будет хорошо, детка. Он не причинит тебе вреда. Он не проникнет внутрь.
Но я не знаю. Меня там нет. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не выпытывать у нее подробности.
— Я проверила их, — говорит она наконец. — Они заперты.
— Умница. Теперь отойди как можно дальше от двери, чтобы не слышать его.
— Он плачет, Уэст.
— Просто заглуши его.
— Мне его жаль.
— Не надо. Он сам в этом виноват. Иди посиди в ванне, хорошо?
— Зачем?
— Там ты не сможешь слышать. Будто ты в пузыре.
— Это глупо.
— Эй, кто кого позвал на помощь?
Я представляю, как она улыбается, хотя это не так. Нечему улыбаться.
Я слышу, как кольца душевой занавески скользят по стержню. Затем ее дыхание становится громче.
— Ты уже там, Фрэнкс?
— Да.
Я представляю как она обхватывает колени одной рукой, как и Кэролайн на крыше. Я вижу ее в ночной рубашке, ее темные волосы свисают через руки и вниз по спине. Ее худые ноги, искусанные комарами, покрытые царапинами и язвами. Босые пальцы грязные.
Летняя Фрэнки. Но сейчас ноябрь и когда я разговаривал с мамой на День благодарения, она сказала, что на земле лежит снег. Я не видел сестру три месяца.
— Мне позвонить в полицию? — спрашивает она.
Я вспоминаю урожай Бо, растения до подбородка. Я знаю, что сейчас все не так. Он собрал урожай за сезон. Когда я разговаривал с ним в последний раз, он сказал мне, что дает созреть шишкам индики, но очень скоро он собирается отправиться в Калифорнию на продажу.
Обычно он не держит ничего из этого в доме. Он знает закон. Он научил меня, что важно знать, за что тебя могут посадить, если ты нарушаешь закон. Я никогда не ношу с собой столько, чтобы меня обвинили в преступном хранении.
И все же. Что если он не следует своим собственным правилам? Я не хочу быть ответственным за вызов копов к Бо домой и втягивание его в дерьмо. Если он потеряет работу, попадет в тюрьму, то мама, вероятно, потеряет и свою, и мы все окажемся в полной заднице.
Но Фрэнки — просто маленькая девочка, беззащитная, сидящая в ванне.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Я смотрела телевизор. Мама сказала ложиться спать в девять, но шел фильм, и я знала, что она не вернется, поэтому смотрела его, а потом услышала, как он стучит. Это было так громко, Уэст.
— Ты открыла ему дверь?
— Нет. Мама сказала не делать этого.
— Мама знает, что он вернулся?
— Мы встретили его в городе. Он живет в трейлере.
— Нет. Фрэнкс, скажи мне, что ты шутишь.
— Да, он вернулся! Он говорит, что это его дом и мы не имеем права не пускать его туда.
— Вот ублюдок. Что случилось с Хейли?
— Она переехала к своему парню.
Я специально поселил свою кузину Хейли в этом трейлере. Я оплатил аренду участка на весь учебный год. Я хотел, чтобы маме и Фрэнки было куда пойти, если все пойдет наперекосяк с Бо, но я никогда не думал об этом. Я никогда не думал, что буду платить за то, чтобы у этого ничтожного сукиного сына была домашняя база для терроризирования моей младшей сестры.
Я упираюсь пятками в одеяло, прижимаясь к пружинам. Я опускаю голову между коленями, и мне хочется быть с Фрэнки. Хотел бы я быть рядом с ней.
Хотел бы я быть там, где я должен быть.
— Что он сказал?
— Что ты имеешь в виду — сейчас?
— Нет, я имею в виду, что он сказал, когда приехал? Чего он хочет?
— Он сказал: — «Выходи, малышка. Твой папа хочет тебя видеть.» И он назвал маму сукой, но потом сказал, что не хотел этого, что она разбила ему сердце и тому подобное дерьмо.
— Не выходи, Фрэнки.
Она надулась.
— Я знаю, Уэст. Я не дура.
— Он звучал безумно?
— Похоже, он был пьян.
— Почему ты так говоришь?
— Он весь такой, типа, слюнтяй.
— Господи.
Она замолчала на мгновение.
— Я больше не слышу его ударов.
Теперь она больше похожа на себя. Я думаю, она чувствует себя лучше в душе, когда все двери заперты. К тому же, ей нравится знать то, чего не знаю я. Быть той, кто рассказывает мне обо всем для разнообразия.
— Я собираюсь посмотреть, на месте ли его грузовик.
— Будь осторожна.
— Буду.
Я снова слышу занавеску для душа, а затем ее дыхание становится тише, ровнее, когда она движется через дом к окну.
— Он ушел.
— Хорошо. Но держи все под замком.
— Обязательно.
Мы молчим. Просто дышим.
— Оставайся со мной какое-то время, — говорит она.
— Пока я тебе нужен.
Проходит несколько часов, прежде чем она засыпает. Мы вместе смотрим фильм, говорим ни о чем — о ее мелких дружеских драмах, о новых резинках для волос, которые она купила, о певце, которого она любит и который будет сниматься в фильме, который она хочет посмотреть в следующий раз, когда мама выйдет на работу.
Наконец я кладу трубку, слыша тяжелое и медленное дыхание Фрэнки.
Она в безопасности. С ней все в порядке.
Но я чувствую, что падаю и нет ничего твердого, за что я мог бы ухватиться.
Глава 5
ДЕКАБРЬ
Кэролайн
Иногда я удивляюсь, почему я не понимала, что происходит.
Ведь это было очевидно абсолютно для всех. Это должно было быть очевидно для меня. Та ночь на крыше, то, чем она закончилась, то, что мои губы были припухшими в течение нескольких часов после этого, то, что я продолжала прикасаться к ним, то, что я не могла думать ни о чем другом. Несколько дней.
Та нелепая сделка, которую мы заключили.
Мое нетерпение, когда Бриджит уходила на утренние занятия по вторникам и четвергам, чтобы я могла сидеть на кровати и ждать его стука. Два стука, всегда два. Я подходила к двери, открывала ее, и там был он. Снова вернулся, когда я боялась, что в этот день он не придет.
Снова вернулся, чтобы лечь на мою кровать и захватить мой рот, обхватить руками, дышать горячо и прерывисто на мою шею, пока я притворялась, что мое сердце не наполнено его голосом, запахом и вкусом.
Я не знаю, почему я не понимала. Наверное, я боялась.
Никогда не знала, что в страхе может быть столько экстаза.
Он избегал меня целую неделю. Больше недели. Девять дней.
Сначала я не понимала. Была слишком погружена в свой мыслительный туман о том, что случилось, а потом пошла на бранч с отцом, который хотел поговорить о моем будущем. Только теперь разговор был еще более неловким, чем раньше, потому что часть меня радостно кивала, думая: Да! Я собираюсь получить отличную стажировку этим летом, но мне также приходилось бороться с хором интернет-задротов, говорящих: Только не с твоей киской в интернете!
А тем временем новая, полностью ориентированная на Уэста часть моего мозга была занята тем, что я накурилась и целовалась с Уэстом на крыше. О-Мой-Чертов-Боже.
Все это означает, что я пропустила много реплик, говорила странные вещи, и на меня хмуро смотрел отец, который не понимал, почему я превратилась в такую чудачку.
Я вернулась к учебе в воскресенье днем и отправила Уэсту сообщение, когда приехала. Он написал в ответ: Круто.
Круто.
Кто вообще говорит «круто»?
Не знаю, но я сказала себе, что, возможно, это хорошо, что он не был в восторге от встречи со мной. Возможно, нам нужно было побыть порознь, несколько дней, чтобы разобраться в том, что означал тот... эпизод на крыше. И поскольку у меня только что состоялся серьезный разговор с отцом, признаюсь, я решила, что мне не помешает немного отстраниться от Уэста, чтобы подумать о том, что я делаю.
