Минут через пять жидкими ручейками начинают стекаться первые группы. Пока что не наши, но народ всё прибывает и прибывает. В хороводе лиц с замирающим сердцем высматриваю знакомые. Пульс, оглушая, долбит в уши, ладони такие влажные, что то и дело щипцы роняю.
Мне страшно.
Страшно, что всё закончилось, не успев толком начаться. Страшно, что виновата в этом я. И что я четко пойму это через каких-то пару минут.
Ничего с собой поделать не могу — накручиваю сама себя практически до полуобморочного состояния. И ощущение как перед сложным экзаменом — так нервно, что уже хочется, чтобы это поскорее случилось. Пусть и самое плохое. Потому что неизвестность всегда тяжелее определенности. Провал я переживу и пойду дальше, но вот ждать его…!!!
Когда в очереди начинают появляться первые знакомые, я вся покрываюсь испариной. Лихорадочно пытаюсь побыстрее взять себя в руки и хотя бы выглядеть, как памятник безбрежному спокойствию, но…не успеваю. В конце вереницы людей мелькает светлая стриженная макушка Базова, и больше я не способна ни на что, кроме как, обмирая, следить за приближением её хозяина.
Ещё чуть-чуть, и я вижу Тёмино лицо, необычно сосредоточенное и хмурое, с будто заострившимися скулами и заметными тенями под глазами. Артём мажет по мне нечитаемым взглядом, не задерживаясь ни на секунду, а затем отворачивается к Киру, что-то рассказывающему ему. И уже больше не смотрит.
Будто я пустое место. Будто никто.
Внутри болезненно тянет словно у меня резко заныл зуб. Опускаю глаза, теперь рассматривая только гору наваленных передо мной сосисок и то и дело мелькающие в поле зрения тарелки.
Ты хотела ответ, Алис? Получай…
Среди общего шума четко вычленяю голоса приближающихся друзей Базова, иногда улавливаю и его рубленные односложные ответы. У Артёма даже голос кажется мне более хрипловатым, чем обычно. Или это просто так в ушах от волнения шумит.
— Привет, Алиска, можно мне три?
Резко вскидываю голову. Мот. Нахально подмигивает, тыча в меня своей тарелкой, лыбится во все тридцать два. Хоть у кого-то сегодня хорошее настроение. Кидаю быстрый вороватый взгляд на Артёма, стоящего следом. Он будто вообще окаменел и смотрит мимо меня… Рвано выдыхаю и отвечаю Матвею.
— Нет, три нельзя.
И на его тарелку падают санкционированные две сосиски.
— Жадина, — беззлобно фыркает Мот, двигаясь к Заре, которая раздает омлет.
Артём тут же молча протягивает мне свою тарелку, словно боится задержаться рядом на лишнюю секунду. Дрожащими тремором руками кладу сосиски, поднимая на Тёму лихорадочно засверкавшие глаза.
И застываю в оцепенении, потому что он наконец смотрит на меня. В упор, глубоко, совершенно чёрными от расширенных зрачков глазами, будто только что накачался запрещенными препаратами.
Такой непривычно строгий, что я теряюсь окончательно. Лишь сердце мощными толчками ломает ребра, пытаясь вырваться из груди.
— Эй, двигайся, — доносится голос Кира, стоящего за Артёмом, из другого измерения.
Боковым зрением ловлю, как Кирилл шутливо подталкивает Базова в бок.
Но Тёма не уступает ему очередь. Вместо этого лезет в карман черных шорт и достает оттуда кроваво красный мак с коротко оторванным стеблем. При виде цветка меня ошпаривает кипятком. Вся вспыхиваю таким же как нежные лепестки огненным оттенком, пока Артём перегибается через стойку раздачи и заправляет мне мак за ухо.
Серьезно смотрит, чуть склонив голову, что получилось, а затем снова заглядывает мне в глаза.
У меня в ответ губы начинают дрожать, качает.
Впрыснувшиеся в кровь эндорфины просто в клочья рвут, перед глазами встаёт утренний букет и словно накладывается на реальность — на лицо Артёма с молчаливым вопросом в светло — карих глазах.
И я ему улыбаюсь. Всхлипываю и улыбаюсь шире, прикладываю пальцы к губам, поправляю драгоценный цветок в волосах. Внутри всё поёт.
Да-да-да!
Ну конечно "да", Тём!
Он как-то разом расслабляется, нахально подмигивает мне и двигает свой поднос дальше, так ни слова и не сказав.
Оказывается, можно и без слов. Я раньше не знала.
41. Артём
Пока иду с полным подносом к столу, который за эти три дня уже стал официально нашим с парнями, ноги пружинят, словно земное притяжение стало слабее раза в два.
Занимаю стратегическое место на длинной деревянной лавке — напротив раздачи. Впиваюсь взглядом в Алиску, напрочь позабыв про то, что вообще-то я есть сюда пришел. Цветочек мой краснеет в ответ на моё назойливое внимание так, что щёки уже как мак у неё в волосах. Отводит сверкающие глаза, нещадно кусает розовые губы в попытке сдержать рвущуюся наружу улыбку, но так и расплывается в ней вся.
И меня штормит эндорфинами это этого зрелища. И ещё больше от понимания, что это значит для меня. Честно, когда букет на рассвете рвал, на подобный эффект даже не рассчитывал. Максимум, что не отвернётся демонстративно при встрече, а она…
Чувствую себя каким-то дурацким средневековым рыцарем, которому дама сердца после проигрышного турнира все равно бросила свой платок. И хочется ради закрепления эффекта по — быстренькому сварганить ещё парочку подвигов, чтобы уж точно дала.
Хотя "дала" уже как-то вообще в контекст не вписывается…Ухаживания приняла — так вернее, наверно.
Завороженно, не скрываясь, наблюдаю за своей так мило розовеющей от смущения «дамой». От Алисы такая жгучая, чистая энергия идёт, что сносит меня наповал даже тут, когда я сижу от неё в нескольких метрах.
Что уж говорить про подходящих к ней людей в очереди. С ней флиртуют буквально все пацаны, но я не ревную — нутром чую, что Алискин искристый синий взгляд будто проходит сквозь них, не задерживаясь, потому что на самом деле он — только для меня.
Для меня!
И это пиздец.
Я даже вспомнить не могу, когда в последний раз так топило шквалистым счастьем. Ну может когда батя мне первому плойку (*игровая консоль PlayStation) во дворе купил. Я прыгал до потолка и ощущал себя самым крутым — обладателем настоящего сокровища.
Примерно, как сейчас.
Меня колбасит так, что даже руки дрожат. Хотя, вполне возможно, тремор скорее из-за того, что я не спал всю гребаную ночь, сначала бесясь на свой ядовитый Цветочек и проклиная её на все лады, потом варясь в накативших тоске и безысходности, а под утро наконец признав, что может я действительно слишком уж тороплю не очень опытную девочку Алису, и ей нужен совсем другой темп сближения.
А мне?
А мне, честно говоря, уже любой подойдет, лишь бы так же искренне улыбалась и не гнала.
Так что на рассвете я принял твёрдое решение не сдаваться просто так и от нечего делать поплёлся собирать букет — все равно смысла ложиться за час до будильника не было
Вот только если бы Лютик уперлась, мне бы не то что полевой веник, мне бы и стог маков не помог. А она оказалась умницей. За ночь отошла, как и я.
Я уже начал понимать, что в этом мы с ней сиамские близнецы. Алиска тоже пылит мигом, но и отходит на раз-два. Огненная как её волосы. Детка моя….
И топит странной щемящей нежностью. И так же, как её, тянет улыбаться. И я расплываюсь в глупой ухмылке, не в силах её удержать.
Алиска мажет по мне быстрым сверкающим взглядом и рдеет, тупя глаза в лоток с сосисками. А у меня тоже лицо горит. Ну капец…Самому от себя смешно. Как в детском саду, переглядываемся, все красные!!!
Это какая-то последняя стадия наверно, но мне так кайфово в ней.
— Что — то ты совсем поплыл, — хмыкает Кир, толкая меня локтем в бок.
— За собой смотри лучше, — вяло огрызаюсь, наконец принимаясь за сосиски, но так и бросая на Алиску жадные взгляды мельком.
Просто не могу перестать.
И среди всей этой плотной розовой ваты в голове только одна мысль неприятно царапает мозговую подкорку.
