― Согласен. Я действительно ищу информацию, но готов делиться поровну, ― сейчас как раз тот случай, когда правда лучше лжи. ― Обмен знаниями принесет пользу обоим. Есть группа именующая себя Сетнэхт. И они представляют угрозу для всех нас. ― Даган осторожно подбирал каждое слово, Потому что Анубис ждал, чтобы наброситься за любое слово, которое сможет истолковать как оскорбление.
― Сетнэхт поклонники Сета.
«Да... и как отклониться от этого?»
― Они поклоняются Сету, ― согласился Даган. ― По собственному выбору. Их не выбирали или приглашали для поклонения.
― Он не препятствовал этому.
«Сет? Препятствовал обожанию? Мать твою, это невозможно».
― Это их смертное право, ― подстраховался Даган.
― Ты омрачаешь тему, жнец, говоря от обеих сторон. Так ты их защищаешь или осуждаешь?
― Их мотивы неизвестны, возможно, нечестивы.
― Ты осуждаешь их.
― Нет. ― Плох он в переговорах. Дайте ему забрать темную душу, в этом он хорош, но демагогия явно не для него. ― Они смертные, играющие вещами, которых не понимают. Такие движения создают... дисбаланс.
― Мы почувствовали это,― обсидиановые глаза Анубиса заблестели жутким светом. ― Чего ты хочешь от Осириса?
― Я ищу информацию и желаю обрести союзника в моих поисках.
― Союзник? Сын Сета?
Меж строк Даган услышал « сын врага Осириса».
Однако он уже сказал свою часть и не верил, что сильно поможет себе, если укажет оппонентам на то, что в Верхнем мире друзья зачастую оказываются врагами, союзники становятся предателями, и никому нельзя доверять. Никогда.
Тишина становилась гнетущей. Затем Анубис протянул руку ладонью вверх и сжал пальцы в кулак.
― Пойдем, Даган Крайл. Тебя будут судить.
― Так и знал,― пробормотал жнец и медленно побежал вверх по песчаной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до вершины, он остановился, ожидая дальнейших инструкций Анубиса.
― Начнем. Говори декларацию отрицания[36].
Даган смотрел в черные, бездонные глаза шакала и молчал. Сорок два принципа абсолютной чистоты ― полновластны. Лож означала гибель, и даже положение первенца старика его не спасет.
Поскольку Осирис один из немногих существ с достаточной силой, способный одолеть его. Это ли то, что произошло с Локаном, если он разозлил Осириса на одной из встреч? Вывел достаточно, чтобы подписать себе смертный приговор?
Узнать наверняка не представлялось никакой возможности. Пока. Да и у Дагана не было никакого желания увеличить число мертвых жнецов, поскольку он не в настроении предлагать себя в качестве жертвенного ягненка.
Более того, еще один мертвый жнец поставит всех на путь войны.
Но кто бы ни убил Локана, он хотел именно войны. Убив принца, нельзя рассчитывать, что король не станет мстить.
― Декларация, сын Сета, ― подталкивал Анубис.
«Как там? Я отогнал зло. Я не делал беззаконие для человечества. Я не причинял страданий. Да, как можно поклялся в этом и сказать, что это не ложь?»
Тогда честная декларация скользнула в разуме, и слова с легкостью слетели с губ:
― Я не причинял вред животным. И м-м, я не воровал молоко из уст детей. И да, я не тушил огонь, если он должен гореть.
― Значит, ты оцениваешь честность, ― шакал рассмеялся почти тепло. ― Тогда давай двигайся непосредственно к суждениям. ― Он замолчал, будто ожидая ответа, и когда Даган не ответил, Анубис продолжил:
― В отличие от брата, ты немногословен.
«Нет. Знал бы ты, сколько у меня слов».
Даган взвешивал их, прежде чем произнести. Первую половину своей жизни он провел в относительном одиночестве. Такое воспитание не располагало к многословности.
Анубис обвёл рукой вокруг тела Дагана, словно измеряя его рост.
― Мне нужен твой входной «билет».
«Сердце. Сосредоточение эмоций, мыслей, воли и намерений».
Шакал улыбнулся, резко оскалив острые зубы, которые сверкали белизной в тусклом свете.
― Сердце должно быть взвешенно в сравнении с пером богини Маат[37], прежде чем ты пройдешь дальше.
«Конечно это так».
― Только если тебя посчитают достойным, будет позволено присутствовать в обители Осириса. ― Анубис протянул руку, в которой сжимал анк. Присмотревшись, Даган увидел, что это кинжал с золотой рукояткой в форме символа жизни.
Прекрасно. Локан никогда не упоминал об этой части. Конечно секретность ключевая часть любых переговоров, проходивших в этом месте. Это то, что сделало Локана таким великим посредником. Он знал, как прочесть настроение каждого бога, полубога, демона, джина, и главное знал, как держать рот на замке.
Не отрывая глаз от Шакала, Даган потянула край футболки, освобождая края из джинсов, и потащил ее через голову думая, что Мэл оказался прав. Он столь разрушен, что его темное сердце никаким образом не будет соответствовать.
Анубис замер. Выражение лица оставалось безжалостно нейтральным, но обвинение ощущалось в напряженном воздухе.
― Сын Сета, ― прошипел он, ― ты смеешь надевать знак Осириса?
«Кулон».
Даган одел его на шею и не снимал с того дня, как снял анк с трупа серийного убийцы.
― Не Осириса. Видишь крылья и рожки, ― Даган ответил осторожно, полностью повернувшись к Анубису и дав ему возможность рассмотреть ожерелье. ― Я сын Сета, но захотел носить знак Исет. Знак Дочерей Исет. Если быть точнее.
― Сыновья Сета ― враги Исет.
«Ты думаешь?»
― Я ношу его, как доказательство моего стремления к нейтралитету. ― О да. Звучит хорошо. ― И в качестве уважения сестры и супруги Осириса. ― И это прозвучало политически. ― Вроде того.
― Подойди, ― голос Анубиса эхом отражался в огромном пространстве и звучал зловеще.
Даган подошел к массивным мерцающим весам, появившимся из ниоткуда перед ним. На одной чаше весов лежало одинокое белое перо ― перо Маат. Истина. Другая чаша пустовала.
― Продолжай.
Взяв кинжал Даган вздохнул, погрузил лезвие между четвертым и пятым ребром достаточно глубоко, чтобы разрезать в длину кожу и мышцы, но не достаточно, чтобы поразить орган. Кровь с груди стекала вниз по животу, скользя за пояс джинсов.
Даган позволил кинжалу со стуком упасть на землю. Всунул пальцы правой руки между ребрами и расширил их.
Хлынула кровь, красная и горячая, боль стала еще ярче. Его человеческая половина вздрогнула и мысленно закричала от муки. А половина, принадлежавшая сыну Сета, даже не моргнула.
