— Отругайте меня, если считаете это необходимым, мастер Уэйнрайт, если решите, что вы действуете во благо моей души, — холодно ответила Чарити. — Но я прошу вас не упоминать тех, кого здесь нет, кто не может замолвить за себя слово!
Все остолбенели. Джошуа побледнел. А Чарити вскинула подбородок, ожидая взрыва ярости, который не мог не последовать за такой тирадой. Но тут хряк громким хрюканьем известил всех о том, что начатое им дело успешно завершено. Свинья, которую он покрывал, пискнула и рванулась вперед. Хряк, соскользнув с ее спины, стоял, довольно похрюкивая. Его поблескивающий влагой детородный орган по-прежнему стоял колом. Шокирующе красный. Чарити изо всех сил старалась не смотреть на него.
— Он уже готов взяться за следующую, — восхищенно воскликнул кто-то из мужчин. — Вы только посмотрите, его штучка как стояла, так и стоит.
— Да, и свиньи этому очень рады! Смотрите, как они пытаются привлечь его внимание.
— Тебе лучше уйти, — ледяным голосом отчеканил Джошуа. — Незачем тебе слушать эти разговоры. Помолись и попроси Господа, чтобы он дал тебе побольше скромности, мистрис. Да, тебе еще многому надо научиться, чтобы заслужить уважение старших. Я поговорю о тебе с пастором.
— Я не сомневаюсь в том, что поговорите, мастер Уэйнрайт, — дерзко ответила Чарити, сделала реверанс, едва согнув ноги. Что ж, пусть этот отвратительный тип попытается обвинить ее в неуважении! Она испытывала чувство глубокого удовлетворения, зная, что внутри Джошуа весь кипит, но формально ему упрекнуть ее не в чем. Злило ее и то, что пастор при встрече не предупредил ее о том, что в этот день происходило в загоне для свиней.
Поставив ведро с помоями у ног Джошуа, Чарити с подчеркнутой вежливостью обратилась к нему с просьбой:
— Вас не затруднит проследить за тем, чтобы мою свинку покормили, после того как ее обслужат, мастер Уэйнрайт, поскольку мне не дозволено в этот день заходить в загон. После таких трудов она, несомненно, очень проголодается. За пустым ведром я зайду позже, когда вы все разойдетесь по домам, где вас ждут ваши любимые жены.
Улыбаясь про себя, она ушла, вспоминая застывшее в бессильной ярости лицо Джошуа. Шагала она, расправив плечи, высоко подняв голову, не обращая внимания на насмешки мужчин. «Я их всех ненавижу, — думала она. — Как они уверены в собственном превосходстве!»
Настроение у нее упало, и ей не хотелось возвращаться домой, где пришлось бы опять браться за работу. Но никаких срочных дел вроде бы не было, и она решила навестить Сару, благо Джошуа напомнил ей о подруге. Коттедж Сары стоял вне поселения, за кукурузным полем. Обойдя поле и войдя в рощу, Чарити сняла широкополую шляпу и развязала ленты кружевной шляпки: никто из жителей поселения не мог увидеть ее здесь и обвинить в нескромности.
Она подставила лицо солнечным лучам, тряхнула головой, и густые каштановые волосы рассыпались по плечам. К коттеджу Сары вела хорошо утоптанная дорожка. Время от времени всем женщинам поселения требовались ее услуги. Сара не только могла принять роды. Она знала и многое другое, о чем мужчины не имели не малейшего понятия, и очень бы рассердились, узнав, с какими просьбами приходили к Саре их жены.
Подходя к коттеджу, Чарити увидела сидящую у двери Сару. Одетая в индейское платье из обесцвеченной кожи, расшитое бисером и перышками, она лущила фасоль. Черные волосы доходили до пояса. Заметив Чарити, Сара помахала рукой, ее губы разошлись в широкой улыбке.
— Доброе утро, Чарити. — По-английски она говорила без малейшего акцента, спасибо стараниям сестер в миссионерской школе. — Я рада тебя видеть. Зайдешь в дом? Выпьем чая из сассафраса[8].
Следом за Сарой Чарити вошла в коттедж. Внутри царили прохлада и безупречная чистота. Пахло сухими травами, вяленым мясом и свечным маслом. Сара села на сундук, покрытый ярким индейским одеялом. Они поговорили о мелочах, пока грелась вода. Сара добавила в чай меда, передала Чарити полную глиняную кружку, потом предложила выйти на улицу.
— Что тебя беспокоит, подружка? — спросила Сара, когда они сели на деревянную скамью.
Чарити пригубила чай, прежде чем ответить, потом посмотрела на открытое лицо Сары. Блестящие черные волосы, кожа цвета меда, волевые черты лица — до чего же красивая женщина! Проницательность Сары Чарити давно уже не удивляла. В прошлом ей не раз приходилось убеждаться, что Сара умеет заглядывать в души людей.
— Ты всегда замечаешь, если что-то не так, — ответила она.
— Я это вижу.
И Чарити подробно рассказала Саре о том, что произошло в загоне для свиней.
— Ненавижу этих мужчин. Они хуже животных. Я думаю, что никогда не выйду замуж, если мне… если мне придется заниматься этой… этим грязным делом с мужчиной!
Сара хохотнула:
— Ты ненавидишь всех мужчин? Даже молодого Джейкоба Хоукинза?
Чарити улыбнулась:
— Ну, всех, кроме него. Он, похоже, другой. Но насколько мне известно, в одном он ничем не лучше остальных. Сара, если бы ты видела, как они подбадривали хряка. А в какой восторг их приводил его торчащий конец! От зависти у них текли слюни. Но, увидев меня, они попытались это скрыть.
— А ты? — ровным голосом спросила Сара. — Оставим мужчин. Они глупы и отрицают свое естество. Тебя возбуждало то, что ты видела?
— Сара!
— Только не притворяйся, что тебя шокируют мои слова. Не забывай, кто сидит перед тобой.
Чарити опустила глаза, вспомнила, как низ живота обдало жаром, когда она смотрела на хряка, покрывающего свинью.
— Да. Меня это возбуждало. Но почему? Это же нехорошо, негоже женщинам чувствовать такое. Я знаю, что в детородном акте для нас никакого удовольствия нет. Поэтому о нем и запрещено говорить. Это отвратительно и неприятно. Но мы должны страдать во искупление греха Евы.
Сара маленькими глотками пила чай, обхватив ладонями глиняную кружку, словно вбирала в себя ее тепло, несмотря на жаркий день. Какое-то время она молчала, словно обдумывая ответ Чарити, потом посмотрела на нее.
— Ты заметила, что свинье все это нравилось, не так ли?
Чарити кивнула:
— Скорее да, чем нет. Но я мало что видела.
— Так почему же ты не думаешь, что и женщина может наслаждаться, когда мужчина проделывает с ней то же самое?
— Так нет же! Мы не животные, чтобы получать от этого удовольствие!
— Но мы получаем, невинная ты моя девочка. А деяние это окружено такой завесой секретности и обставлено столь строгими правилами именно потому, что соединение мужчины и женщины таит в себе удовольствие.
Чарити словно громом поразило.
