Но все же насколько сладкими были сны, настолько горьким оказалось то, что за ними следовало. Потому что лежания в поту в объятиях друг друга не состоялось. Не было обнимания ее пресыщенного ласками тела перед сном, так необходимого обоим. Не было наслаждения от восхитительной волны тепла, проходящей через его тело, которая всегда поднималась от вкуса ее крови.
Не было ничего, кроме выцветания красок до той полной черноты, когда чувство абсолютного одиночества снова заполняло пустоту его мира.
Он вздохнул и открыл глаза. Удовольствие, разделенное во сне, все еще утоляло голод тела, и даже его сердцебиение было мощнее обычного, хотя оно и рядом не стояло с нормальным пульсом человека, уже не говоря о состоянии после любовных ласк. И все же он чувствовал незавершенность. Сны были хороши, но он хотел большего. Хотел ее по-настоящему, во плоти.
Впереди мерцали огни Мельбурна — яркий неон в ясной темноте ночи. Вообще, он приехал сюда не для того, чтобы увидеть Райли Дженсон. Действительно, если вспомнить, как она рассердилась на его ультиматум — либо она с готовностью пускает его в свою жизнь, либо он заставит ее согласиться на это, — было логично какое-то время не будить спящую собаку. Особенно учитывая тот факт, что она — оборотень. Как и все стервы, она могла быть чертовски вспыльчивой, когда хотела. И все же то, что в ней больше всего раздражало, оно же и притягивало — живость, сила, независимость.
Сегодня вечером он хотел этого. Хотел ее.
Он чуть подался вперед и нажал кнопку, опустившую перегородку между ним и водителем лимузина.
— Генри, планы изменились. Сначала едем к госпоже Дженсон.
— Да, сэр! — Тон водителя был вежлив и невозмутим. Правда, Генри работал на него уже несколько сотен лет, и неожиданности стали для него нормой.
Число улиц, пролетавших мимо, росло, как и его нетерпение. Странно, что после долгих лет он снова мог чувствовать себя живым рядом с таким вот щенком. Даже если бы она, с ее чуждым условностей нравом оборотня, действительно вытащила из него все самое гадкое, что в нем было.
Он хотел все изменить, но не был настолько глуп, чтобы надеяться на быстрый результат, как бы ему этого ни хотелось.
Лимузин остановился у ее дома — мрачного кирпичного здания. Бросив на него взгляд, он не увидел света в окнах верхнего этажа. Значит, она еще спит.
Он боролся с искушением скользнуть обнаженным в кровать рядом с ней и ласкать ее тело в реальности, а не только во снах, и поднялся, когда Генри открыл дверь.
— Идите в отель и немного отдохните, — сказал он, вдыхая прохладный ночной воздух и позволяя теплу и жизненной силе тех, кто был в этом здании, течь сквозь него.
— Я позвоню, когда вы мне понадобитесь.
— Спасибо, сэр!
Он слегка улыбнулся формальности Генри и поднялся по грязным бетонным ступенькам, вошел в дом. Здание запиралось редко: его жителей, очевидно, не беспокоило большое число преступлений на почве наркотиков в этом районе. Было странно осознавать, что единственными, кто здесь действительно мог себя защитить, были Райли и ее брат.
Он поднялся по лестнице стремительно и почти неслышно. Мир перед его глазами немного плыл из-за плотного жара жизненной силы. Чудесный звук — мелодичный пульс крови, бегущей сквозь человеческую плоть, — преследовал его.
Добравшись до верхнего этажа, он открыл дверь лестничной клетки. Где-то далеко внизу одиноко горел единственный светильник, оставляя большую часть дома в тенях и темноте. Темнота — друг его и Райли. Возможно, именно поэтому она никогда не добивалась, чтобы коммунальные службы заменили наконец все перегоревшие лампочки. Будучи частично вампиром, она могла скрыться в тени так же, как и он.
Он шел к ее двери, позволяя чувствам обостриться до предела. Она дремала в ожидании его, столь же неутолимая в своих снах, как и в жизни.
И все же она была не одна в квартире. Удар другого сердца отозвался эхом сквозь тишину — Рон, ее брат.
Он улыбнулся и вошел в ее жилище. Она давно пригласила его пройти через свой порог и теперь не могла сделать ничего, чтобы не пустить. Одна из немногих «литературных заповедей» о вампирах, которая действительно имела место.
В квартире царил привычный беспорядок — повсюду были разбросаны одежда и газеты. Ни она, ни ее брат не получали удовольствия от уборки в доме, хотя Рон все же был чуть более домашним, чем Райли.
Его улыбка расцвела, когда он направлялся в спальню. И резко исчезла на ее пороге.
Другим живым существом, которое он ощутил, оказался не Рон. Она спала и видела сны о нем, но в ее постели был другой волк — его заклятый враг и соперник в борьбе за ее расположение Келлен Синклер.
Бурный и быстрый гнев захлестнул его. В течение нескольких секунд все, что он мог сделать, — это сдерживаться, чтобы не сбросить другого человека с кровати и не вышвырнуть его из квартиры. Причем лучше не через дверь, а через окно, чтобы он разбился о мостовую и навсегда исчез из ее жизни.
Черт побери, она принадлежала ему! Все его существо жаждало ее, и он не станет ни с кем ее делить, независимо от того, что она сама думала или желала.
Она шевельнулась под простынями, прошептав что-то, что он не смог разобрать, должно быть ощутила его гнев. Затем перевернулась, и простыня сползла с ее тела, обнажая золотистую кожу и полную грудь, которые он ласкал в своих снах.
Гнев опередило желание — он хотел ее в реальном мире, прямо здесь и сейчас. И будь он проклят, если уйдет и оставит ее в объятиях соперника! Не сегодня вечером, когда одиночество было слишком сильным, а душа и тело ныли от желания находиться рядом с ней.
Его пристальный взгляд переключился на Келлена. Проникнуть в чужие мысли было достаточно легко, тем более что этот идиот не носил щитов против психического вторжения. Его сны были полны удовлетворения и счастья. В Квинне опять встрепенулся гнев. Было бы легко проскользнуть в неосознанные мысли и приказать Келлену уйти и никогда не возвращаться. Никогда не трогать Райли и не связываться с ней.
Так легко! И так заманчиво.
Но Райли удивилась бы его внезапному уходу и отправилась бы к нему, чтобы выяснить причину. А с учетом ее экстрасенсорных талантов обнаружение вмешательства не заняло бы у нее много времени.
И из-за этого она разозлилась бы. Причем так, что их несуществующие отношения могли и вовсе прекратиться. Риск слишком велик, пока он не уверен в ее чувствах.
Хотя ничто не смогло удержать его от приказа человеку убраться из ее квартиры прямо сейчас.
Он легко прикоснулся к ее дремлющему разуму, поддерживая безмятежное состояние. Потом заставил молодого волка подняться, приказал ему одеться и вывел из квартиры. Стоя у двери, он концентрировал ментальное воздействие на волке, пока тот не уехал. Оборотень проснется в своей кровати и задастся вопросом, какого черта он здесь очутился.
