— Забралась, таки, — буркнул, когда Пуся бесцеремонно потоптавшись по нему, затем пробралась к Раисе, укладываясь подле нее, крепко прижавшись.
— Предательница, — вздохнул Тасманов, на что шпиц только фыркнула тихонько, прикрыв глазки в тот момент, когда Рая непроизвольно во сне запустила пальцы в мягкую светлую шерстку. Не сдержавшись, наклонился, прикасаясь губами к виску, чуть отодвигая прядь темных волос, поглаживая пальцами по оголенному плечу.
— Ярик? — тихий, немного сонный хриплый голос заставил его невольно улыбнуться, напоследок вдыхая фруктовый запах волос.
— Спи, Рысенок, еще рано, — шепнул, не давая девушке подняться, и Раиса улеглась обратно на подушку, прикрывая глаза, прижав к груди собаку покрепче. Встал с кровати, проведя пальцами по волосам, двинувшись в сторону ванной комнаты, и спустя полчаса уже гремел на кухне посудой, пребывая в какой-то прострации. На удивление, даже не чувствовал себя привычно разбитым после сна, кошмар не вернулся, потому совершенно незаметно для себя самого занялся завтраком на двоих, заливая горячей водой овсяные хлопья с нарезанными фруктами и орехами. Варящийся душистый кофе и блаженная тишина, которую прервал только звонок смартфона на столе. Чуть на себя от испуга не уронил тарелку, которую приготовил для тостов с авокадо, матеря невидимого собеседника, решившего позвонить в десять утра в субботу.
— Кенар, какого лысого единорога тебе не спится? — мрачно потянул в трубку, аккуратно раскладывая горячий пропеченный хлеб. На том конце шумно закряхтели, послышался недовольный мявк кота семейства Канарейкиных-Леонов, а после голос Паши.
«Я чую-у-у-у», — потянул заунывным голосом Кентервильского приведения из одноименного мультика. Не хватало только грохота цепей да жалобных стонов. Ярик закатил глаза, дождавшись, пока Канарейкину надоест его стебать, бурча, не выдерживая ахов и охов на том конце:
— Чуй быстрее, у меня завтрак.
Паша мгновенно замолк, настороженно поинтересовавшись:
«Ты что готовишь завтрак?»
— Да. Пах, чего надо?
«Признавайся кто ты! Где мой друг, его, что похитили твои собратья рептилоиды-массоны с планеты Нибиру?!»
Идиотизм должен лечиться принудительно в психиатрической клинике — в этом Ярик был уверен на все сто.
— Павлик, на тебя дурно брак влияет, — ехидно ответил, размазывая твороженный сыр по кусочку тоста. — Окончательно кукушкой поехал. Раньше-то здоровым не был, сейчас так вообще. Ты скажи, если что я всегда с тобой. Буду навещать, даже если тебя в комнате с мягкими стенами навечно закроют. Хакуна Матата, друганы навек…
«Гиена», — перебил его Паша, не давая больше ехидничать сколько душе угодно.
«С кем ты сейчас? Не престарелой редакторше же ты завтрак стругаешь»
— Я что не могу себе завтрак приготовить?! — возмутился в ответ, расставляя тарелки, краем глаза заметив какое-то движение в коридоре у двери ванной, слыша лай Пуси где-то в комнате.
«Не можешь. Вечно ныл, что необходимо готовить, когда мы в одной хате жили. Да тебя хрен что-то делать заставишь без предварительного пинка. Даже гребанный мусор вынести! Признавайся: с кем ты?»
— Ни с кем, — нервно сглотнул, прислушиваясь к шуму воды, осторожно разбирая столовые приборы, пока по обратную сторону пыхтел недовольно Кенар. — Что за вопросы вообще? Ты меня в чем-то подозреваешь?!
«Стрелочки не переводи, неверный жен. Кто там? Рая? Ярик твою мать!», — тон, не предвещающий ничего хорошего, а затем появившаяся в просторной арке, ведущую на кухню появилась Раиса, убирающая влажные волосы за спину. От вида длинных ног, которые совсем не прикрывала его футболка Тасманов, сглотнул вновь слюну, только совсем не от страха, выдохнув:
— Покеда птица, я тебе как-нибудь потом отпишусь. Наверное. Завтра. Послезавтра. Короче в ближайшее никогда! — сбросил звонок быстрее, чем Канарейкин успел разразиться яростной тирадой, отстаивающей права брошенных им женщин. Заодно прочесть очередную лекцию о том, что Кошкину трогать нельзя под угрозой смертной казни, кастрации, высылке в Сибирь и всеми возможными последствиями. Особенно стало наплевать, когда девушка оказалась совсем близко. Обнял, почувствовав аромат собственного геля для душа с мятными нотками, прикрывая глаза, пропуская пальцы во влажные темно-шоколадные пряди, ставшие почти черными от влаги. Простая белая футболка хоть не просвечивала, но оставляла полный простор воображению даже больше, чем любой существующий в мире откровенный наряд.
— Паша звонил?
— В сад Пашу, — выдохнул, касаясь ее губ, срывая с них невысказанную череду вопросов одним поцелуем. В такие моменты забывал о своих же принципах не сближаться с ней, сделать все, чтобы Рая отступила от него. Будучи рядом забывал порой собственное имя, если совсем откровенно для Тасманова.
— Завтрак приготовил? — улыбнулась в поцелуе, сжимая пальчиками ткань его домашнего тонкого свитера, проведя ладонями по рукам, собирая ткань небольшую гармошку. — Ты же не умеешь, — хитрый взгляд синих глаз.
— Не умею, — отозвался Ярик, прикидываясь дурачком и делая круглые глаза. — Это все собака!
— Гав!
Ровно в 15:00 Ярослав Тасманов припарковав свой мотобайк у здания огромного центрального универмага, стащил шлем, не обращая внимания на изумлённые взоры, бросаемые в его сторону. Расстегнув теплую куртку, стянул перчатки, заметив ожидающего Павла, стоящего подле своего автомобиля с недовольным лицом. Канарейкин в привычно расстегнутом зимнем пальто окинул байк недовольным взглядом зеленых глаз, стоило Тасманову приблизиться.
— Когда ты уже пересядешь на нормальный транспорт, гиена? На улице минуса! Яйца не отморозил еще на своем камикадземобиле?
— Чего ты зубы скалишь, Канарейка? — буркнул, проходя мимо к лифту, нажимая кнопку вызова на панели и недовольно обернувшись к сверлящему его взглядом Паше. — Сказать есть что — говори прямо. Все годы на байке мотаюсь, а тут прямо трагедию мирового масштаба из этого сделал.
— Вообще-то я каждый год прошу пересесть хотя бы на автомобиль, но только ты упрямишься, — поджал губы Паша, заходя в кабину лифта, стоило створкам с грохотом распахнуться. — И что у вас с Раисой? Имей в виду, я не забыл! — требовательно задал вопрос, нажимая нужный этаж.
Ярослав сделал вид, будто не услышал вопроса, заботливо поинтересовавшись в ответ:
— Так что дарить Кире будешь? Мы же тут ради подарков, я так понимаю. В прошлом году, кстати, точно также выбирали…
— Тасманов.
— …помнишь? Ностальгирую, прям, по тем замечательным временам, когда ты еще пребывал в середине своей аргентинской мелодрамы… — продолжал вещать Ярик, пока кабинета лифта бесшумно поднимала их на цокольный этаж огромного трехэтажного универмага. Кенар недовольно зарычал, сжимая руки в перчатках до скрипа.
— Тасманов! — рявкнул ему в ухо так, что он дернулся нервно.
— Она, ты, оба в полной заднице собственной ситуации, потому что только у меня мозгов хватило понять о вашем предназначении друг другу… и что ты орешь? — буркнул, потирая пострадавшую часть тела. В перепонки от рева Канарейкина едва не лопнули, а в мозгу зазвенело. Вздохнул, посмотрев в лицо друга, который приподнял бровь в ожидании, стоило им выйти. Кенар решительно шагнул вперёд, преграждая дальнейший путь своей рослой фигурой, скрестив на груди руки и глядя Тасманову прямо в лицо, ожидая ответ на свой вопрос, заданный ранее.
— Ладно, — потянул Ярик, понимая, что они не сдвинуться с места. Пока не поговорят. — Что ты хочешь услышать?
— Правду, а не сто пятидесятую отмазку, — отозвался Паша. — Раньше тебе ничего делиться не мешало, сейчас же стоит зайти речи о нормальной беседе без шуток-прибауток, ты бегаешь от меня будто от прокаженного. Что случилось? Это из-за Киры или моего бизнеса?
Неприятное чувство сжало сердце в груди, выворачивая наизнанку душу. Не орать же теперь на весь белый свет, что с момента женитьбы на Кире Леоновой, дружба, конечно, не исчезла. Но прежней уже не была. Он действительно радовался за Кенара, счастлив, что тот смог решить свои финансовые, бытовые, любовные проблемы. Однако вместе с тем, не ощущал прежнего комфорта рядом. Словно это был все еще Паша и в тоже время совсем не его старый добрый друг, с которым все было легко.
