— …И я решил всё исправить. Начал меняться ради тебя. В самую лучшую сторону, Кир, честно. На пределе своих возможностей… — Я хмыкнула. Охотно верю, что на пределе, но мы будем расширять этот предел. Уж я постараюсь. — …Знаю, у меня не всегда выходило делать это хорошо, но, Кир, попробуй войти в моё положение: я никогда ни с кем не встречался, не жил вместе и никогда до тебя ни в кого не влюблялся…
— Ты в меня влюбился? — ой, а вот это было внезапно, и я опять не сдержалась.
Я даже сделала слишком большой глоток волшебного чая, которым чуть не поперхнулась.
— Не просто влюбился. Я тебя очень люблю, и это навсегда, — продолжил делать шокирующие заявления Темнов, и я прикусила щёку, чтобы не завизжать от радости. — Поэтому предлагаю тебе пожениться в самое ближайшее время.
Темнов встал передо мной на колени и достал из кармана брюк коробочку… характерную… с потрясающе красивым и дорогим кольцом внутри…
Э-м-м… Че-его?
Тут уж я никаких сил держать себя в руках не осталось. Грохнула чашкой о блюдце и положила ладонь Темнову на лоб.
— Семён, ты в себе? Что ты такое говоришь? Разве ты можешь быть в этом уверен?
Лоб не был горячим. Нормальным он был.
Темнов снял мою руку и, поднеся к губам, сначала поцеловал каждый пальчик, а потом надел на безымянный левой руки кольцо — я забыла, как дышать. Всё-таки действовал он на меня сногсшибательным образом, а кольцо… то вообще было, наверное, волшебным. Потому что снимать и возвращать его не хотелось категорически.
— Ты понравилась мне как девушка лёгкого поведения Кристина, я боролся с влечением к аферистке-лисе, я остался без ума от своей сотрудницы Киры Лисичкиной… Ты действительно думаешь, что я не умею складывать два и два?..
Он говорил это между поцелуями, которыми продолжал покрывать мои руки, глядя в глаза из-под чёлки, соблазняя томным, пламенным взглядом — сердце трепыхалось в груди пойманной в силки птичкой.
— …Думаешь, я не могу из этого понять, что влюбился, люблю и теперь буду любить только одну женщину на всём белом свете?
— Д-а-а? — прошептала я, всей душой стремясь ему поверить.
— Да. Я тебя очень люблю, Кир, и уже никуда никогда не отпущу.
Я всхлипнула, и Семён, плюхнувшись на диван, притянул меня к себе на колени.
— И я тебя люблю, Сём, давно, — созналась сквозь слёзы и поцеловала его в шею, в которую уткнулась, он рвано вздохнул и судорожно сглотнул.
А потом сорвался.
Руки Семёна успевали повсюду. Они прижимали, гладили, раздевали меня и сминали обнаженную грудь. Забирались под платье и сжимали ягодицы, бёдра…
Я не отталкивала, я была их напору только рада. В ушах грохотал пульс, из горла вырывалось судорожное дыхание.
Губы Семёна не уступали в проворстве рукам. Они мгновенно перемещались туда, откуда ушли ладони. Пробежавшись по шее и ключицам, накрыли горячей влажностью сосок и доверили дело языку. А он ударял по нему кончиком и облизывал, неизменно вызывая мои стоны. Я чувствовала себя раскаленной лавой и хотела большего. И Семён тоже хотел.
— Я больше не могу, Кир. Мы сейчас же идём в спальню, — прорычал Сем Тем, а потом, не дожидаясь согласия, резко поднялся прямо со мной на руках и помчался на второй этаж…
Ясное дело, с какой целью.
Ну а добравшись до кровати, не стал терять времени даром: уронил меня на покрывало и улёгся рядом.
Платье осталось в гостиной, а в спальне полетело на пол и нижнее бельё. Семён и сам разделся молниеносно. Теперь уже ничего не стояло между нашими телами и не мешало наслаждаться прикосновениями. Сем, ловя моё судорожное дыхание губами, развел мои ноги и накрыл влажную плоть рукой. Пальцы пробежались по ней, раздвигая, и проникли туда, где их ждали сильнее всего.
И не только их.
Сем собрал влагу с истекающего соками входа и лёгкими движениями пробрался к комочку нервных окончаний. Клитор пульсировал под круговыми движениями мягких подушечек пальцев и изнывал от желания разрядки.
Я уже не сдерживала стоны и совсем перестала робеть и тоже гладила Семёна везде, где хотела, и прикусила его плечо, когда взяла в руку большой и твёрдый, как камень, член. Размазала выступившую на головке смазку и двинула мягкую бархатистую кожицу туда-сюда.
Сем зарычал и накрыл меня собой. Ни у него, ни у меня больше не было сил сдерживаться. Он вошёл аккуратно, но неумолимо, дал пару секунд на привыкание, а потом пошёл на разгон.
Я была так возбуждена и так ошеломлена его напором, что долго продержаться не смогла. Оргазм накатил, как цунами, прокатился микроскопическими иголочками до пальцев ног, и меня выгнуло, затрясло, а изо рта вырвался крик.
Сем стиснул мои бедра крепкими ладонями, насадил на себя последний раз и шумно кончил.
…Мы распластались без сил, переваривая случившееся.
В этот раз всё было иначе. Не грубо и эгоистично, а властно, но тягуче-пронзительно. С невероятной нежностью и трепетом.
Я не знаю, о чём думал Семён, но он вдруг провёл кончиками пальцев по моему животу, вновь заставляя его задрожать, а потом заменил пальцы губами. Я всегда трепетала от его касаний, но этот раз был особенным. Я задыхалась от желания быть с ним и выгибалась навстречу, как будто и не кончала с криками всего пять минут назад.
Того Семён и ждал. Мой очередной вздох-стон он поймал губами, а предавшее тело взял в свои руки, губы и вообще забрал меня целиком и полностью в своё безраздельное пользование.
…Тот наш первый раз я помнила смутно. В памяти остался лишь триумф от того, что он случился с любимым. Да-да, любимым Темнов был уже тогда. Но со временем краски стёрлись и поблёкли. Зато вот этот наш первый-второй раз, я уверена, никогда не забуду. Всё потому, что теперь я не только любила, но и чувствовала, как любима. Неутомимо, страстно, горячо любима Темновым весь остаток дня, ночь до самого утра. И надеюсь, что так будет и дальше. До бесконечности…
Проснулась я от лёгких поцелуев, которыми Сёмка покрывал мои плечи, шею, ухо, волосы — всё, до чего добирался. А за окном стоял белый день…
— Мы на работу проспали? — подскочила я с кровати в панике, стряхивая возбуждение.
— У нас отгул, солнце моё, не дёргайся, — поспешил меня успокоить Семён. Надо ему всё-таки как-то сказать, что про солнце я тогда пошутила и необязательно меня так называть. — Я предупредил, что нас сегодня в офисе не будет, потому что нам надо в ЗАГС подавать заявление…
Остатки сна как рукой сняло.
— С ума сошёл? Зачем так сразу? — опешила я и уставилась на него круглыми глазами.
Я действительно не понимала, к чему такая спешка. Мы вроде ночью, в перерывах между близостью, обо всём договорились: я переезжаю к нему прямо сразу, мы пара, и ни от кого этого не скрываем, учимся жить вместе… Что на него нашло?
— Пока ты спала, я ещё раз хорошо подумал, Кир, и решил: свадьба ведь ничего не изменит, правда? А нам — мне, бабушке и деду — будет спокойнее, когда ты станешь Темновой и будешь носить на пальце кольцо.
— Спасибо, что не ребёнка носить… — вырвалось, а то с него станется. — Сём, но я не понимаю… Вдруг ты через месяц передумаешь? — я-то точно не передумаю, а вот он…
— Я тебе, Кир, расскажу одну историю, и ты сразу поймёшь, что я никогда не передумаю, и обратного у тебя пути нет.
Чего скрывать, эта его настойчивость была мне приятна, она льстила и грела душу, а улыбка расцветала сама собой. Я же нормальная девочка.
— Давай, расскажи, — подперла щёку кулаком и обратилась в слух.
— Да будет тебе известно, дорогая моя, — Сем легонько щёлкнул меня по носу, улёгшись напротив и отзеркалив мою позу, — что мои бабушка и дед росли в очень разных по социальному статусу семьях: бабуля из семьи разжалованных после революции дворян, а дед из семьи председателя колхоза — рьяного коммуниста и ненавистника богачей. Но как только они повстречались в сельском клубе на танцах, сразу поняли, что созданы друг для друга. И как бы после того, как они объявили о желании пожениться, ни было против их решения общество, родители и обстоятельства, они не поддались — остались вместе. Сбежали из родной деревни, на долгие годы утратив связь с семьями. Бывало, что голодали, ходили в обносках, не имели своего угла, в общем, выживали, как могли. Но! Они всегда были вместе и все трудности преодолевали тоже вместе. Мои дед с бабулей просто точно знали: никто другой никогда не заменит им вторую половинку души, понимаешь?
