Я собрала пальцы в кулак, пряча рану. Посмотрела ему в лицо. Он тоже смотрел на меня, но понять, о чём он думает, я не могла.
— Потом, — прошептала, желая дотронуться до его щеки второй ладонью, но он отстранился. Присел на постели.
Я тоже приподнялась. Прижала к груди одеяло.
— Что случилось? — спросила, чувствуя, как сердце ноет недобрым предчувствием. Что не так? Что?! — Ренат… — коснулась его плеча.
Он встал. Поднял с пола джинсы. И, не глядя на меня, пошёл к ванной.
— Ренат. — Я было поднялась, но тут же поморщилась и присела обратно на постель. Потихоньку застонала. Наверное, только это и заставило его обернуться.
— Сейчас я помогу тебе обработать раны, — беспрекословно проговорил он. — После горничная принесёт тебе одежду, — сухо проговорил он, глядя на меня холодным, непроницаемым взглядом. — Ты уезжаешь.
— Уезжаю? — с непониманием переспросила я. Внутри у меня что-то оборвалось, застыло, пальцы мигом занемели. — Куда? В охотничий дом?
— Нет, — отрезал он. Взгляд стал ещё холоднее — не просто льдинки в чёрном кофе, а будто бы сам кофе стал льдинкой. — Больше у нас с тобой ничего не будет.
Он скрылся за дверью ванной, а я так и сидела, застывшая, оглушённая. Ничего не будет? Наверное, я должна была переспросить его, что это значит. Наверное, я что-то не так поняла. Наверное… Выдохнула, закрыла глаза, сглотнула, борясь с вставшим в горле комом. Нет. Всё я поняла. Потому что если слова ещё можно было пропустить, не понять, перепутать, то взгляд — нет.
Через несколько минут Ренат вернулся с аптечкой. Рубашки на нём не было, только джинсы.
— Это из-за… — Я сглотнула. — Из-за той смс Нелли? Из-за того, что я…
— Покажи мне ноги, — перебил он меня. Довольно жёстко взял за щиколотку и осмотрел одну стопу, затем вторую. Поджал губы.
Выражение лица стало совсем жёстким, по скулам заходили желваки. Плеснув на вату какой-то жидкостью, он обхватил ногу и приложил тампон к ране. Я невольно сморщилась, зашипела, и он тут же подул. Будто опомнившись, поднял на меня тяжёлый взгляд. Я тоже смотрела на него. Слёзы выступили в уголках глаз, но от чего они — от той боли, что щемила сердце или от простой, понятной, я не знала.
— Ренат… — позвала я, но он не ответил. Раз за разом водил по стопе, внимательно вглядываясь в порезы. Тронув особенно глубокий, погладил большим пальцем лодыжку.
— За Нелли ты сама себя наказала, Лиана, — наконец проговорил он. Смочил другую вату. — Надеюсь, это хоть чему-то тебя научит.
— Уже научило, — одними губами откликнулась я. Он опять поднял голову, но больше ничего не сказал. — Я тебе надоела? Глупая, маленькая, недостаточно хороша для тебя? Что?! — наконец не выдержала я. С каждым словом голос звенел всё сильнее. Попробовала отдёрнуть ногу, но он сжал ещё крепче.
— Видишь, ты всё сама понимаешь, — твёрдо прижал вату к ране, и я стиснула зубы. Слёзы снова побежали по лицу. Но на этот раз я точно знала, от чего они. Зажав пятку между коленей, он перебинтовал мою ногу, затем принялся обрабатывать вторую.
Я молчала. В дверь постучали. Вошедшая горничная поставила возле двери пакет с одеждой и, поинтересовавшись, не требуется ли что-то ещё, ушла. Ренат даже взглядом её не удостоил. Закончив, он закрыл аптечку и встал.
— Собирайся, Лиана, — отрезал жёстко. Так, что у меня больше не осталось сомнений — это всё. Всё. Ни сомнений, ни иллюзий, ни надежд. Всё.
Одеваясь, я думала только о том, что должна выдержать. Выдержать и не показать Ренату собственную слабость. Перед обстоятельствами, перед ним, перед жизнью. В конце концов, я ведь не девчонка с улицы. Всю жизнь я трудилась, работала, раз за разом доказывала, что я лучше других. Училась, а после часами занималась хореографией, изучала историю танца… Место в главном театре Грата удаётся получить далеко не каждой девочке из провинции. Далеко не каждой. И, если примой меня сделали не без участия Рената, просмотр я прошла сама. Смахнув слёзы, надела тёплый свитер. Так себе утешение. Пустые мысли лишь затем, чтобы найти точку опоры. Теперь уже новую. Ренат жив. Жив, и это самое главное. А я… Я не потеряюсь. Теперь уже нет.
Расправив плечи, я вышла из спальни. Каждый шаг по-прежнему отзывался в теле болью даже несмотря на то, что принесённые горничной с остальной одеждой утеплённые кроссовки были мягкими и удобными.
Холл был пустым. Дойдя по лестнице, я спустилась вниз и наткнулась на дворецкого.
— Позвольте проводить Вас, Лиана, — проговорил он и повёл меня к двери.
Я ничего не сказала. Сомневаюсь, что слова его нуждались в каком-то отклике с моей стороны. Проведя до двери, он открыл её, и я кивнула в знак благодарности, коей вовсе не испытывала. Машина уже стояла неподалёку от входа, однако ожидал меня вовсе не Вик.
— Садись, — Ренат открыл передо мной переднюю дверцу.
— Ты же сказал, что меня отвезёт Вик, — помедлила я.
— Я передумал, — только и бросил он. — Садись.
Несколько секунд я колебалась, а после нырнула в салон. Во-первых, ветер был холодный и пробирал даже через свитер, во-вторых, стоять было больно, а в-третьих… не всё ли равно? Если уж решила быть стойкой, нужно быть стойкой до конца.
Ренат обошёл машину и сел за руль. Завёл мотор. Хотелось натянуть рукава свитера на ладони, спрятать пальцы, но делать этого я не стала. Красный ретро-автомобиль плавно заскользил вперёд, унося меня прочь от особняка с колоннами. От дома, куда вернуться мне было уже не суждено. Грудную клетку сдавливало, губы и пальцы дрожали, в животе всё сворачивалось. Меня тошнило, и если бы не таблетки, что я пила с того самого дня, что поселилась в охотничьем домике, можно было бы подумать, что это вовсе не нервы, не напряжение, не боль… Не боль и не щемящее чувство потери чего-то важного, настоящего.
Машина остановилась возле дома в одном из весьма престижных районов города. До театра отсюда было около двадцати минут пешком, на машине или общественном транспорте и того меньше, и порой я любила пройтись по здешним улочкам. Аккуратные газоны вдоль дорог, небольшие кафе и витрины магазинчиков… Денег на то, чтобы заходить внутрь, у меня, ясное дело, не было, а вот просто пройти мимо…
Ренат открыл дверь со своей стороны, обошёл машину и проделал то же с моей.
— Пойдём, — это было первым, что он сказал за всё это время.
Я снова поколебалась, однако после решила, что он всё равно сделает по-своему. Так какой смысл возражать? Тем более, что моральных сил на споры у меня не было.
— Зачем мы сюда приехали? — только и спросила я, когда он поставил машину на сигнализацию.
— Пойдём, — взглядом он указал на подъезд. — Всему своё время.
Зайдя внутрь, мы поднялись на лифте на седьмой этаж. Достав из кармана куртки ключи, Ренат отпер дверь квартиры — той, что находилась в самом конце просторного коридора. Апартаменты с широким застеклённым балконом и, как я поняла через минуту, двумя комнатами.
— Чья это квартира? — спросила, зайдя в коридор и осмотревшись.
— Твоя, — отозвался Ренат и протянул мне связку. Смотрел в глаза всё тем же тяжёлым взглядом, что и в спальне особняка. Лицо его скрывала тень, эта же тень словно бы лежала на нём всём.
Я качнула головой. Что-что, а подачки его были мне не нужны. Отступила на шаг. Значит, так? Выставил меня из своей жизни, а теперь… Горькая усмешка тронула губы, глаза вновь стали наполняться слезами. Гордость вспыхнула внутри ярким пламенем и мгновенно высушила соль.
— Нет, — отрезала я. — Свои подачки оставь для кого-нибудь другого.
— Послушай, Котёнок, — заговорил Ренат спокойно. Взял мою руку и жёстко вложил ключи, несмотря на то, что я попыталась отдёрнуть её. — Твоя гордость меня не интересует. Меня интересует то, где ты будешь жить и как ты будешь жить. И тебя это тоже должно интересовать в первую очередь. Гордость уместна тогда, когда она оправдана. Когда ты можешь себе это позволить. Ты же пока позволить себе не можешь ничего.