Ремус спустился по уступу крыши, неровной, словно бы с карнизом. Создавалось впечатление, что дом Блэков состоит из двух частей - передней и задней, и первая - более старая. На ней-то и был остаток голубятни, на железном листе ещё виднелись остатки голубой, скорее, даже лазоревой, облупившейся краски. Ремус взглянул сверху из-за металлического листа на площадь. Да, на ней тут и там виднелись чёрные пятна всё тех же - они же все одинаковые - польт.
- Ну, что ж, выручайте, старые голубятня и ещё более древняя, прекрасная в своём роде, а уж какая великодушная, герцогиня!
Так, положившись во всём на Мерлина, подумал Ремус, действительно найдя что-то вроде люка в крыше, с тудом открывая его. Тот сдвинулся с места лишь немного, тогда Ремус, придерживая раззявленную пасть левой рукой, правой рукой с палочкой наложил на люк заклинание Невесомости. Люк подался и отворился уже без труда, только с жутким скрипом.
- Мордред тебя пастью своей зловонной раскромсай! Не можешь потише, что ли?! Видишь, польты уже ушки на макушке держат и на звук оглядываются! Зацелуй тебя Дементор, если не приведёшь, в итоге, прямо на кухню! - Ремус неласково обратился сначала к люку, а потом к раскрывшемуся подзем…
Ко всем демонам! Какой ещё «подземный ход», если сам Люпин на крыше стоит! Как там говорила волевая женщина? А, «внутристенный». Внутристенный ход. И зачем он понадобился из кухни в голубятню, такое, прямо скажем, неподходящее место? Поварам за голубями лазить? Смешно. Это были не «кормовые», лесные, а с трудом одомашненные голуби. Зачем же ещё?
Ремус думал, а сам спускался, еле протискиваясь по очень узкому, отсыревшему, со слизняками какими-то, мелькавшими в свете Lumos. Местами было посуше, но там была многовековая паутина, которая неприятно налипала на лицо.
* * *
* Лазарет, изначально, в эпоху Крестовых походов, странноприимное заведение им св. Лазаря в Палестине под покровительством военно-рыцарского Ордена Иоаннитов (Госпитальеров), предназначенное для самых обездоленных путников.
Глава 17.
- Ничего, это тебе не министерским Аурорам мозги пудрить. Прорвусь как-нибудь да ещё всех своих обратно, наверх прихвачу. С невидимой крыши потихоньку и аппарируем все в гостеприимный Гоустл. Там, по крайней мере, нас никто не встретит, кроме радушных домашних эльфов Сева, переженившихся в отсутствие Хозяина, ох, и влетит же мне по первое число от Северуса, когда он… вернётся. А чую я, что вернётся он, и не один, а с избранным, тьфу, избранником своим. Ему ли не наплевать на шепотки студенческие за спиной! Уж сколько он шепотков подобных и попросту глумежа выдержал за семнадцать лет, пока ходил со всклокоченными, грязными волосами!..
- А как же мне всех, без спроса, привести в Гоустл-Холл? Но ведь это единственное место, которое я знаю, где можно действительно спрятаться! Ведь замок Сева так скрыт невидимым защитным антипоисковым контуром, что, как он сам рассказывал, его даже на главной карте страны в кабинете… бывшего министра магии нет. Это означает, и в Аурорате на картах Гоустл-Холл не заявлен.
- Значит, нам туда дорога! Значит, нам туда дорога!
Слишком громко и жизнеутверждающе запел Ремус. Ему было не по себе без этих разговоров с самим собой.
- А… как же мне рассказать о Тонкс и о… себе? Мундунгус побоку. Он, верно, хорошо скрывается у кого-то из своих нелегальных «корешей». А я… А я-то как? Так и сказать, мол, пожалел собственную разъёбанную задницу? Мол, не знал, что Нимфадора - девственница? Так ведь не поверят же - о последнем факте весь Орден если и не знал, то подозревал втихомолку. Покойная Тонкс же сама говорила об этом факте, и не раз, но это было давно.
- А-а, скажу лучше правду, а то Флетчер как-нибудь проболтается при всех. Вот тогда-то стыдобища настоящая и будет! А так, сам покаюсь, скажу только, что невинный я, нечего им про миленького знать. И так с оглядкой ко мне относятся. А то подумают ещё, что я извращенец и устроят обструкцию. О, это я замечательно сказанул! Да, наверное, меня и в спальнях слышно, как тихо сам с собою я веду беседу, чтобы не так… страшновато было идти по этому внутристенному ходу, подумать только, в особняке Вальбурги Блэк, в этой развалине с чудом сохранившемся ходом, бывшем ещё в палаццо начала пятнадцатого века. Это ж надо было так изуродовать дворец! Ох, уж эти Блэки!
- А что тут извращенческого? - продолжал приговаривать себе под нос Люпин, уже добредший до горизонтального каменного тоннеля. - Всего лишь мой миленький дружок, ах, как там дальше-то было? Вот не помню - память от этого хода напрочь отшибло, здесь, словно в Междумирье не там и не тут, а там-тут одновременно. А ведь Сев исполнял мне арию пастушки из маггловской оперы какого-то Чиковски* , верно, поляка какого-нибудь…
… Гарри по-прежнему, дав плащ на меху, по всей видимости, самом дешёвом, кроличьем, препровождали в термы каждые три дня. Для него каждый раз было настоящей пыткой в вымерзшем в прихожей комнатке плаще выходить на промёрзшую улицу. Плащ «на кроликах» почти совсем не согревал.
С Таррвой - соседом по опочивальням, прикольным, слишком сурьёзным мужиком, любящим потрахаться с немолодыми, подстать ему, рабынями - «старухами», а таковыми считались все женщины - полукровки или из варваров старше тридцатника, но не брезговал он и молодками посговорчивее, Гарри даже завёл подобие дружбы. Они оба были косноязычны, но для Гарри разговоры с Таррвой были нелишней практикой в проклятущей латыни.
Гарри попросил у Таррвы несколько листов пергамента и, разлиновав их вкривь и вкось из принесённой чернильницы пером, изобразил колоду карт. После Таррва разрезал разрисованные листы пуго, ведь Гарри так и не научился пользоваться кинжалом самостоятельно, а когда приходил долгожданный Северус, дело было не до мастерства владения поясным кинжалом. Так у них с Таррвой получились обкоцанные карты для игры во взрывного дурака, которой Гарри тут же попробовал научить соседа.
Тот ведь занимал такую высокую должность в доме Северуса, да и вообще казался головастым мужиком. Но Гарри просто не знал особенностей строения скелета и черепа у пиктов, вот и понадеялся, что в такой большой голове - такой же большой мозг. Однако, Таррва думал с таким скрипом и скрежетом, что, кажется, было слышно вращение и проскальзывание шестерёнок в его мозгах от усиленной «умственной» деятельности по постижению магии картинок с непонятными символами. Но прошла неделя, и Гарри с Таррвой, оба закутавшиеся в покрывала, сидели на ложе Поттера и дулись во взрывного.
Северус так и не узнал о самодеятельности Поттера, анахронизме, введённом им в пятый век, когда о картах вообще никто не должен знать. Иначе он не погладил бы Гарри не только по головке, что делал уже иногда, ведясь на иссушающие мозг просьбы юноши, да и к Рождеству надо было… готовиться, но и по голове. Скорее, по-домашнему, набил бы изрядно затылок, уже полностью восстановивший кожный покров. Тот был совсем свежим и новеньким. Старый-то, ободранный, попросту отшелушился, пока Поттер болел сотрясением. Гарри же был незаурядным волшебником, вот и его способность к регенерации тканей проявилась таким образом. У него даже сломанный во время ненастоящего «рабства» в шатре клык восстановился полностью.
