— Привыкнешь. В детдоме несладко было, вот замкнулась. Она не со всеми так. А какая вы пара, Сережа! Дышите вместе.
— Хорошо, допустим, я поеду, что я там буду делать в твоей Голландии? — Сергей не усидел на диване, поднялся, стал ходить по номеру. Дурацкая привычка, которую он так и не смог изжить. Вика привычно следила за ним взглядом.
«Смотрит так же, как будто и не было этих десяти лет, — подумал Сергей, — и нам опять по девятнадцать. Сколько всего жизнь за эти годы накрутила. Уезжала Катя еще из СССР».
— А будешь ты учить мальчиков дуэтному мастерству, а может, и младших возьмешь. Станцуешь Альберта, не сразу, конечно. Потом сам решишь, возвращаться или оставаться. — Вика потянулась. — Знаешь, оказывается, я тоже спать хочу. Макс тебе завтра все расскажет, про «Жизель» и про концерты.
— Не могу избавиться от мысли, что это он все устроил! — Сергей остановился перед Викторией. Он был более чем уверен в своей правоте.
— Какая разница, Сереженька? Главное — мы нашлись, а в Питере тебя что держит? Макс?
— Ну… — Сергей замялся. — Квартира арендована на год, потом мать у меня тут…
Вика была единственной, кому он мог бы рассказать про Сашу, все, с самого первого письма до сегодняшнего утра. Но слишком много в один день, может быть, потом, уже в Амстердаме.
Сергей опустил глаза, он уверен был, что Вика не забыла, как он жаловался ей на отца, всю историю с уходом из дома. Но она тактично промолчала, только протянула ему руки, Сергей взял их в свои, не отпуская, снова сел с Викой рядом. В мыслях своих он все решил, но еще не мог произнести «да» вслух.
— Я не тороплю, но в течение недели надо подписать контракт. — Вика легко сжала его пальцы. — Сережа, не отказывайся. Все получился, сначала только школа и концерты. Потом спектакль возобновим, когда ты в форму войдешь. Не навсегда ведь зову, на год максимум, не захочешь остаться — вернешься, квартиру купишь!
— Ладно, Виктуся, правда, поспать надо, завтра поговорим. Где же у тебя разместиться? Вторую спальню Макс занял со Стасиком.
— Да, кто успел… Тебе достается диван в гостиной. Доброй ночи, Сережа. Как я рада, что ты здесь!
Она обняла его еще раз, стройная, легкая, такой он ее и помнил. Такую любил по-своему.
— Я тоже рад, — признался Сергей, и это было правдой.
Вика ушла, все угомонились, а Сергей, не раздеваясь, прилег на диван и все думал — может, Судьба так устроила? Если Саша приедет в Питер, то и концов не отыщет.
Глава 2
Кэтрин
Сергей проснулся от странного ощущения — кто-то настойчиво пытался нарушить дистанцию и проникнуть в его личное пространство. Вернее, он еще во сне это почувствовал, а когда открыл глаза — встретил пристальный взгляд Кэтрин. Она сидела на диване — подобрав ноги, легко прислоняясь к Сергею.
Глаза у Кэтрин были светлые, водянисто-голубые, как весенний лед, а волосы почти белые, даже блондинкой не назовешь, лунного цвета, длинные, собраны в хвост на затылке. Сергей таких никогда не видел. И бледная кожа. Без косметики на лице резко выделялись губы, как два живых розовых лепестка на снегу.
— Привет, ты так и спал тут всю ночь? — спросила она.
— Да… А ты чего? — Сергей тер со сна глаза и пытался пригладить волосы. — Так рано встала, — прибавил он, чтобы вопрос не показался грубым. И как это они уже на «ты»?
— Я мало сплю, позавтракала уже. Что решил?
Сергей приподнялся, на границе сна и бодрствования он не совсем понимал, о чем спрашивает Кэтрин.
— Вы… ты о чем?
— Поедешь с нами? И мы давай на «ты» будем, после вчерашнего смешно выкать.
— А что вчера было? — Сергей не мог встать, потому, что Кэтрин прислонялась к нему, в этом не было ничего чувственного, как будто его живот — это спинка дивана. — Можно я тебя… подвину? — Он взял ее за талию, как в партерной поддержке, и пересадил правее. Теперь появилась возможность сесть с ней рядом. — Так что вчера? — повторил Сергей.
— Ты сам разве не понял? Мы танцевали.
— Ну да, танцевали…
— У меня такое в первый раз.
— Какое?
— Не знаю, как сказать, — она неопределенно повела перед собой руками, показала «танцевать» жестом пантомимы.
— Мне кажется, я понял. А ты хорошо говоришь по-русски.
— Это мой родной язык, до шести лет я в России жила. И с Викой мы только по-русски говорим. Она скучает.
— А ты?
— А я — нет, мне все равно где.
— Понятно.
Сергей не знал, зачем она пришла, почему так смотрит. Разговор не клеился. Кэтрин оказалась совсем не такой, как он подумал вчера, да вообще не понятно какой, но точно не тихоня.
— Я хочу танцевать с тобой, — заявила она, — Вика много рассказывала о тебе.
Сергей встал, пошел к бару, взял бутылку минеральной воды, на диван не вернулся, ему не нравилось, как Кэтрин разрушает привычную и удобную для него отстраненность с окружающими.
— Что же Виктория Андреевна такого рассказывала?
— Что партнер сильный, не уронишь и вообще… Я не знала, что так бывает, и не верила ей до вчерашнего дня. В школе мальчишки плюгавые, не понимают ничего. Я танцую, а они не понимают! Гомики паршивые!
Сергей поперхнулся минералкой и закашлял.
— А расскажи мне про Викину школу, — прокашлявшись, попросил он. Разговор неожиданно принял странный оборот, и Сергею хотелось сменить тему.
— Я там с шести лет, Вика меня забрала из обезьянника и стала учить балету. Мама ни за что бы не позволила, она ненавидела театр, любой.
— Почему?
— Потому что папа актером был, — Кэтрин засмеялась. — А ты удивляешься, наверно, думал, я не такая?
— Если честно — да, — признался Сергей. — Еще я думал, ты либо не понимаешь по-русски, либо немая.
— Немая? — Кэтрин спустила ноги с дивана, села на полу на шпагат, наклонилась вперед, вытянула руки, легла грудью на колено. — Как же, немая. Очень даже разговорчивая была, только били больно. Меня воспитатель и научила молчать, чтобы не прикапывались. — Она продолжала разминаться, повернулась en face и снова корпусом вперед. — Я ее все спрашивала: «почему, почему», а она мне: «Родина других вариантов не предлагает». До-о-олго до меня доходило, но дошло. Теперь молчу. И все думают, я наивная дура, как Жизель.
— Разве она дура? — Сергей залюбовался на икры и круто изогнутый подъем Кэтрин, потому спросил мимоходом, без особого интереса. Но ответ Кэтрин поразил его.
— Конечно дура! Полюбила с первого взгляда. Вот потому у меня первый акт не выходит.
— Он же легче!
Кэтрин выпрямилась, протянула Сергею руку, он подошел, машинально поднял ее из шпагата в первый арабеск. Непреодолимое желание танцевать с ней затягивало его и поглощало остальные мысли.
— Нет, для меня труднее. — Кэтрин опустила ногу и снова села на диван. — Я не понимаю ее, не верю Альберту.
— А второй акт?
— Там другое! Сядь, я расскажу, — она хлопнула ладонью по кожаной обивке. Сергей сел рядом с ней. — Второй акт… Жизель — она уже не человек, не живая, там одно страдание и любовь к верхнему миру, куда хода ей нет. Колокол пробьет — и обратно под землю, в могилу. Во втором акте, там главное танец, ничего нет больше, с самого того страшного места, когда Мирта приказывает танцевать и Жизель срывается, как сухой лист на ветру. Мертвая невеста. Она ведь Альберта хочет для себя одной, этот отчаянный бег, когда закрывает его — никакая не защита, она Мирте говорит: «Он мой!» — Сергей слушал молча, удивленный странной трактовкой и горячностью речи Кэтрин. — И, знаешь, я все думаю, она сделает по-своему в другую ночь, ведь он к ней станет приходить и приходить — до тех пор, пока не останется навсегда. Она его за собой утащит. Я про это даже Вике не говорю, она не поймет, заругает.
— А мне зачем говоришь?
— Ты — Альберт.
Сергею стало не по себе от ее откровений, уж лучше бы молчала. Он попробовал отшутиться.
