Серая мышка для босса

Но пленили меня красные. Я всегда тяготела к этому цвету, и он мне очень идет.

Что ж, Маринка знает, куда надавить. Засранка! Да еще и на слабо берет.

Я просто не могу устоять.

Утром, правда, чуть не отказалась от идеи, но ведь под костюмом все равно не видно, не так ли?

Так что сегодня я испытываю давно забытые ощущения, когда кладешь ногу на ногу и голой кожей чувствуешь немного колючее кружево чулка. И каждый раз хочется обвести глазами всех присутствующих: ха, знаете ли вы, какая я хулиганка?

Непрактичная и дерзкая вещь. В конце концов, я же теперь секретарь, надо поддерживать стереотипы, а то общество рухнет.

Приподнятое настроение держится до самого конца рабочего дня, пока не появляется Раевский.

Бросив «здравствуйте», он стремительно проходит в свой кабинет, обдавая меня парфюмом. Боже. Мне кажется, я могу найти Раевского по запаху. Нотки кедра, кожи и винограда на мгновенье заполняют приемную и тут же покидают ее вместе с Раевским. Я кошусь на часы. Через пятнадцать минут мой рабочий день должен закончиться. Обычно я не тороплюсь домой, меня там никто не ждет, но именно сегодня мне становится жаль июльского вечера. Очень надеюсь, что мне удастся уйти не очень поздно.

Разбивая мои мечты, включается селектор.

– Елизавета Валерьевна, сделайте, пожалуйста, кофе.

Сверяясь с инструкцией от бывшего секретаря Раевского, я с опаской подступаю к новой дорогущей кофемашине, которую доставили утром вместе с огромной упаковкой ямайских зерен. Только этот технологический шайтан, по мнению Егора Кирилловича, достоин варить ему кофе.

Двойной эспрессо. Пахнет великолепно, но как люди могут пить такое? Разве можно променять латте с пышной пенкой, посыпанной крупной солью, на эту горечь?

Вздохнув я от себя добавляю на поднос высокий стакан с холодной водой и вазочку с орешками. О начальстве приходится заботиться, даже если оно, это самое начальство, сухарь и гипотетический тиран. Катьке надо передать генерального в нормальном состоянии. Представив себе, как мы с ней подписываем акт приема-передачи босса, я захихикала. Жду не дождусь, когда смогу вернуться к своей работе. За то, что я согласилась подменить Катьку, мне пообещали перенести мой ноябрьский отпуск на бархатный сезон.

Неплохая сделка, но не могу отделаться от мысли, что я что-то вроде жертвенного ягненка. Хотя пока Раевский никак не оправдал своей репутации самодура, возможно, все еще впереди. Как начнет с понедельника закручивать гайки, тут-то я и взвою.

Балансируя с подносом, я осторожно захожу в обитель героя фантазий всех моих незамужних коллег.

В кабинете холодно. Раевский врубил кондиционер на полную мощность. Ставлю поднос на стол справа от него, и запах свежезаваренного кофе мгновенно смешивается с запахом кедра. Значит, вот как пахнет вечер успешного бизнесмена.

Застываю в ожидании дальнейших распоряжений, заодно пытаясь исправить свое упущение и разглядеть Раевского поближе. Как бы то ни было, мне в этой компании еще работать, и этот человек во многом на мою работу будет влиять. Да и неудобно будет, если я, не узнав его, что-то при нем ляпну.

Пытаюсь не пялиться открыто и начинаю осмотр с безопасного. С рук. Благо пиджак висит на спинке кресла, а рукава ослепительно белой рубашки закатаны до локтя. Мужские руки для меня – своеобразный фетиш и мерило привлекательности.

У Раевского длинные пальцы, но назвать их изящными я бы не смогла. Весь его масштаб таков, что сейчас в огромных лапищах ручка кажется зубочисткой. На секунду я представляю, каково это, когда такая широкая ладонь с нажимом проводит по моей спине, и тут же запрещаю себе об этом думать. Делаем вывод: руки – это небезопасно.

Склонившись над документами, которые я оставила на столе до его прихода, Раевский увлеченно читает, а я заглядываю ему в ворот рубашки, верхняя пуговица которой расстегнута. Мне почему-то важно понять, есть ли у него волосы на груди, словно это может мне что-то о нем рассказать.

Он так погружается в бумаги, что похоже меня не замечает. А я начинаю подмерзать. Вот же полярный медведь! И сам как ледышка, и выживает только при минусовых температурах. Я на пробу слегка кашляю.

Раевский тут же вскидывает на меня глаза. Голубые и холодные. Такие светлые на фоне смуглой кожи, что кажутся прозрачными и пронзающими насквозь. Я ежусь. Раевский принимает это насчет температуры в кабинете и вырубает кондиционер. То есть он понимает, что простые смертные могут запросто заработать пневмонию?

– Елизавета Валерьевна, вы еще здесь?

Раевский переводит взгляд на крупные наручные часы, похожие на шедевр в стиле стимпанк, и снова смотрит на меня.

– Думаю, вы мне больше сегодня не понадобитесь. Можете быть свободны.

Не веря своему счастью, я, еле сдерживаясь, шустро бегу переодеваться. Пора начинать ту самую новую жизнь.

Напяливая через голову другую юбку, в неплотно прикрытую дверь подсобки я слышу сигнал селектора. Пускай. Он меня отпустил, меня уже нет. У меня есть задача поважнее: в талии юбка мне в пору, а вот задницу я, похоже, отъела. Протискиваюсь с трудом.

Сквозь свое сопение я слышу, как открывается дверь кабинета Раевского.