Она чувствовала поддержку Реджины с другой стороны комнаты, но на этот раз этого было недостаточно. Он сидел у неё в голове. Она чувствовала, что колеблется.
Когда Эмма не ответила, Киллиан зарычал. Он протянул руку и толкнул её в плечо, с некоторым удовлетворением наблюдая, как она с хныканьем врезалась в стену.
Реджина мгновенно шагнула вперёд. Это зашло слишком далеко, и она могла представить, что будет дальше. Она не собиралась стоять и безропотно смотреть, как этот мужчина забивает свою жену в кирпичи.
И она была права, она не будет.
Прежде, чем кто-то ещё успел что-то сказать или сделать, Эмма внезапно заговорила.
— Реджина, — прохрипела она, прислонив голову к стене. Киллиан уставился на неё, сжимая руку в кулак у своего бедра. — Я хочу, чтобы ты ушла.
— Что? — заикнулась Реджина.
— Пожалуйста, — сказала Эмма.
Киллиан повернулся к Реджине и с ядовитым удовлетворением взглянул на неё. В этот момент Реджина посмотрела Эмме в глаза и поняла, почему она попросила её уйти: она тоже не хотела, чтобы она это видела.
Реджина смотрела на неё, пока её руки бесполезно висели по бокам. Если она уйдёт, она знала, что произойдёт. Она ничего не сможет сделать, чтобы остановить это. Если она останется, то сможет хотя бы оттащить Киллиана от неё.
Но она знала, что это не принесёт ничего хорошего — даже в одиночку он был сильнее них обеих. Он нокаутировал бы её прежде, чем она успела бы ударить хоть раз.
Но она не могла просто уйти. Она бы не стала. Она была нужна Эмме.
Когда она не сдвинулась с места, Киллиан засмеялся.
— Кажется, она только что сказала тебе уйти, дорогая.
Реджина тут же обратила на него свой пронзительный взгляд и огрызнулась:
— А ты, кажется, не понял, что это мой дом.
Но Эмма всё ещё смотрела на неё широкими умоляющими глазами, и это погасило её пыл. Эмма знала, что произойдёт, настолько же хорошо, как и она, но почему-то это не казалось ей важным. Всё, что её волновало, — это убрать Реджину с его пути.
Реджина стиснула зубы.
— Я не уйду из собственного дома, — сказала она так твёрдо, как только могла.
По крайней мере, Эмма с этим была согласна. У неё перехватило дыхание.
— Я готовила ужин для нас обеих, — тихо сказала она, и сердце Реджины дрогнуло. Киллиан посмотрел на жену. — Он на плите. Может, ты… могла бы закончить его.
Было оптимистично полагать, что она захочет съесть его, и они обе это знали.
Как будто Киллиана там не было, Реджина тихо сказала:
— Эмма. Прошу.
Эмма заставила себя улыбнуться.
— Иди, — сказала она, кивая в сторону кухни. Она выглядела настолько отчаявшейся, что Реджина почувствовала болезненный удар в груди.
И с божьей помощью она сделала, как ей сказали. Заставив себя не оглядываться назад, Реджина вышла из комнаты и пробралась на кухню. Она сразу же подошла к телефону, подняв его и набрав 9, а затем 1-1. Следом, она замерла. Она прохрипела про себя.
Эмма, очевидно, никогда раньше не звонила в полицию, и на это была причина. Может, раз Киллиан сам полицейский, Эмма знала, что у неё не выйдет сдать его копам.
Но это был другой штат, не его юрисдикция. Конечно, ничто из этого не имело значения здесь.
Реджина вздохнула, глядя на закрытую дверь. Она ничего не слышала, и это только заставляло её нервничать. Она стёрла номер с дисплея, а затем сразу же отругала себя, набрав его снова.
Что, если она позвонит, а Эмма откажется выдвигать обвинения? Что, если она никогда не простит Реджину за это? Она всё ещё могла решить остаться с Киллианом, а если Реджина позвонит в полицию сейчас, может быть, всё будет намного хуже для Эммы, когда она вернётся домой. О, Боже… Реджина бросила телефонную трубку обратно на стойку, забираясь пальцами в волосы.
Затем она увидела стеклянную миску на плите. Эмма приготовила лазанью для них обеих. Один только вид этого заставил её глаза наполниться слезами.
Она оглянулась на дверь и почувствовала холодную панику, кипящую внутри неё. Она не знала, что делать. Единственный друг, который у неё был во всём мире, находился там, но у неё закончились способы защитить её.
[Х]
Киллиан заправил прядь волос Эммы за ухо, натянуто улыбаясь ей. Эмма заставила себя не вздрагивать. С уходом Реджины она чувствовала себя в большей безопасности и отчаянно более уязвимой в то же время. Она была рада, что Реджина не увидит этого, не пострадает сама, но, Боже, она уже скучала по безопасности её смелых вопросов и безрассудных взглядов.
Она понятия не имела, что Реджина делала сейчас. Может быть, она звонила в полицию; несмотря на свой страх, Эмма отчасти надеялась, что она это сделает, хотя понятия не имела, поможет ли это.
Киллиан мог сделать с ней что угодно. Он был на всё способен; всякий раз, когда она думала, что и так уже была на дне, он мог утянуть её глубже. Всякий раз, когда она думала, что, наконец, встанет и уйдёт, он мог переключиться, становясь мягким и нежным в нужный момент, сбивая её с толку. Он мог выследить её в другом штате и заставить скучать по нему, несмотря ни на что. Если Реджина позвонила в полицию, Бог знает, что тогда он сделает с ней. Бог знает, что случится с Эммой после этого.
Киллиан коснулся её щеки рукой, и она вздрогнула.
— Я рад, что она ушла, — пробормотал он. — Всё становится лучше, когда мы остаёмся наедине.
Эмма ничего не ответила. Она не могла.
— Когда ты вернёшься домой, всё будет по-другому, — сказал он. — Я всё исправлю. Обещаю.
Эмма сглотнула.
— Киллиан…
— И тебе больше не придётся беспокоиться об этом незнакомом городе, — перебил он её, теперь его рука играла с одной из её светлых кудряшек. — Или об этой женщине. В моих руках ты будешь в безопасности от неё.
Эмма тотчас же отмахнулась от него.
— Я не нуждаюсь в защите от неё.
— Думаю, что нуждаешься, — мягко сказал он. — Она залезла тебе в голову. Вот почему ты сказала ей уйти, чтобы мы могли поговорить без её участия. Она всё портит.
Его рука всё ещё лежала на стороне её лица, и её давление начало удушать. Эмма грустно улыбнулась, приказав себе молчать. Если она не согласится, всё начнется сначала. Просто согласись, и всё будет хорошо.
Потом она вздохнула. Полная чушь.
Она провела последние два года своей жизни, соглашаясь с тем, что говорил он, отчаянно надеясь, что этого будет достаточно, чтобы остановить его от желания причинить ей боль. Но в глубине души она знала, что что бы она ни сказала или ни сделала, он найдёт причину для того, чтобы ударить её. Если бы она сказала ему то, что он хотел от неё услышать, он бы почувствовал, что прав.
Всё её тело болело, и исходящий запах от него, прижимающегося к ней, был тошнотворным, но, наконец, она слишком устала лгать.
— Реджина защищает меня от тебя, Киллиан, — сказала она, наконец, встретившись с его взглядом. — А почему ещё, по-твоему, я здесь? Я ушла от тебя не потому, что хотела перемен, или потому, что всегда хотела попробовать настоящего Мэнского лобстера. Я ушла, потому что ты оскорблял меня, и с меня хватит. Я не… я не собираюсь возвращаться. Не важно, что ты сейчас скажешь или сделаешь, я не вернусь домой.
Черты лица Киллиана стали напряжёнными. Ранее она уже сказала ему, что не уйдёт, но он проигнорировал это. Теперь, однако, она сказала это более твёрдо. Даже без этой чёртовой темноволосой женщины в комнате, которая морочила ей голову, она сказала ему «нет».
Он стиснул зубы и поднял руку, прижимая большой палец к её разбитой губе. Защипало.
— Нет, вернёшься.
Эмма стиснула челюсти и отвела голову назад, вырываясь на свободу.
— Нет, не вернусь, — отрезала она, игнорируя ледяной взгляд, который формировался в голубых глазах Киллиана. — Я повторю тебе снова: с меня хватит. Мне нужно начать всё сначала. И так как всё, что ты сказал мне с того дня, как мы поженились, — это то, что я — катастрофа, ужасная жена и худшее, что когда-либо случалось с тобой, у тебя нет причин убеждать меня остаться с тобой. Нам плохо вместе, Киллиан. Тебе нужно уйти, а мне нужно остаться здесь.
