На следующий день мы с Ферри сели в купе и через Мархэгг и Прессбург покатили в венгерскую глубинку. Я глядела на проплывающие ландшафты такими глазами, точно только вчера народилась на белый свет, всё мне было в новинку: стада коров и табуны лошадей, упирающийся в самое небо пик Цибрунена, крестьяне в просторных холщовых штанах!
Мы прибыли на место уже под вечер, на станции нас поджидал прекрасный ландауэр. На облучке его восседал Янчи, усадебный кучер Ферри, хитроватый, разбитной, загорелый парень, при виде своего хозяина ослепительно осклабившийся. И потом мы более часа катили полями, которые были частью имения Ферри!
Челядь из усадьбы Эфалай, высыпавшая на двор, приветствовала нас, будто пожаловали сам король с королевой, «королём» они здесь называют нашего императора. Все с любовью относились к «милостивому молодому господину», девушки из имения, надо думать, ещё и по другой причине. Мне отвели собственную, необычного вида горницу, сплошь уставленную наскоро снесёнными со всего дома вещами и с ужасно высокой крестьянской кроватью. А на следующий день Ферри отправился показыать мне всё: конный завод с породистыми гнедыми и вороными лошадями, которые ржали, когда их похлопывали по холке. Волы с круто изогнутыми рогами, шерстистые баконьские свиньи, одним словом, весь сельский зверинец. Каждый ребёнок знал моего Ферри, и он был любезен со всеми. Мне довелось увидеть сразу так много, что у меня голова разболелась; а когда я на ладони протянула кусочек сахара одной лошади, Ферри с хитринкой спросил:
– Пепикем, ты умеешь кататься верхом?
– Ещё никогда не пробовала. Давай, покажи мне, как это делается!
– Решено, мой ангел, завтра в семь утра – первая выездка!
На следующий день меня ни свет, ни заря разбудил Янчи и расплылся в широкой улыбке, когда спросонья я подпрыгнула как ужаленная, и мои полные груди при этом выскочили из рубашки. Однако метким броском подушки в его наглую физиономию я моментально уняла его неуместное веселье и уже через пару минут была одета, выбрав для прогулки верхом только широкую юбку и лёгкую летнюю блузку. На дворе в радужно-приподнятом расположении духа меня уже поджидал Ферри со своим сказочной красоты жеребцом вороной масти по кличке Хайнал, что означало «Утренняя заря». Сегодня Ферри оделся как венгерский крестьянин: просторные льняные штаны, «гатья», широкая рубаха и поверх неё короткая, расшитая шнурами курточка. Подсаживая меня в седло, он так энергично ухватил меня за известное место, что я мигом оказалась наверху, и сам он одним прыжком оказался в седле позади меня, обходиться с лошадью он умел дьявольски ловко.
Стояло чудесное погожее утро, мягкие перекаты полей ещё окутывал лёгкий туманец, и вокруг, насколько хватал глаз, не видно было ни души, и когда через несколько минут мы отъехали уже достаточно далеко от усадьбы, он вдруг соскочил с коня, приподнял меня крепкими руками и – о, негодник – пересадил в седле задом наперед! Тут я немного струхнула, боясь упасть, цепко вцепилась Хайналу в гриву, да и смешно было сидеть спиной к голове лошади! Однако Ферри успокоил меня и помог устроиться поудобнее.
– Вот так, Пепикем, а теперь откинься вороному на шею и немного полюбуйся, как в небе резвятся птички!
Я слегка откинулась назад, сообразительный конь устроил для меня прямо-таки настоящее ложе из своей шеи. Ощущение и вправду оказалось необыкновенным – ты движешься лицом вверх, подпрыгивая и покачиваясь, а над тобой воздух чертят юркие ласточки. Вдруг я почувствовала лёгкое дуновение ветерка на своих бёдрах, ноги у меня раскинулись по бокам скакуна. Не сбавляя скорости, Ферри закинул мне юбку! И прежде, чем я успела снова одёрнуть вниз лёгкую ткань, как уже сидела на чём-то твердом, и даже не успела опомниться, как это произошло! Я только почувствовала внутри себя шпору Ферри, и хотела, было, тихонько взвизгнуть, однако он замкнул мне уста пылким поцелуем! А потом Ферри чуть слышно прищёлкнул языком, и лошадь послушно перешла на лёгкую рысцу! Так красиво я редко еще в своей жизни сношалась, при каждом прыжке лошади Ферри глубже и быстрее проникал в меня своим шипом, мы совокуплялись не собственными усилиями, а исключительно благодаря скачке, и происходило это у нас в полной гармонии. Казалось, будто смышленая лошадка знает, что именно доставляет радость мне и её хозяину. Вполне возможно, она уже не первый раз ездила с Ферри на подобные «верховые прогулки»! На следующем повороте дороги – а скакали мы по аллее их высоких акаций – на меня накатило с такой интенсивностью, что, наверное, с седла во все стороны брызнуло! Ферри тоже откинулся назад и издал тихий ликующий возглас! Затем, остановив жеребца, он соскочил на землю, предоставил своему разгоряченному балуну возможность остывать в утренней прохладе и ждал, пока я немного приведу себя в порядок и отдышусь, а затем спустил меня вниз. Я предпочла бы сейчас броситься в зелёную траву на обочине дороги, чтобы продолжить любовную игру, предпочитая вести ее не в седле, однако он со смехом покачал головой и опять вскинул меня на лошадь, впрочем, на сей раз в правильном положении. Вскочив следом, он пришпорил коня. Потом обнял меня со спины и, расстегнув мне летнюю блузку, подставил мои груди дыханию свежего встречного ветра. Хайнал сейчас двигался шагом. Великолепно пахли деревья и близлежащие поля, мои соски напряглись под пальцами Ферри, а я ощущала крестцом, как сзади его шпора снова медленно наливается силой.
Мы наверняка представляли собой пасторально живописную картину, когда пустились в обратный путь: я с обнажёнными бёдрами, и Ферри, который, насвистывая весёлую песенку, держал мои груди в своих ладонях!
Дорогой нам повстречался пожилой венгерский крестьянин, так у него даже его длинная трубка изо рта выпала, пока он стягивал с головы куцую шапчонку перед своим помещиком! А спустя минуту я на него оглянулась и увидела, как крестьянин направился прямиком к зарослям акации, обнажив свой темно-коричневый штык, который он, не выпуская изо рта трубки, начал спокойно полировать! Таким образом, мы вызвали аппетит даже у старого человека. При этом ему наверняка было далеко за шестьдесят!
Да, мадьяры знают толк в совокуплении, в этом я имела возможность убедиться ещё раз тем же утром. Мы находились приблизительно в получасе езды до имения Эфалай, я снова по всем правилам сидела в седле как дама и только слегка придерживалась за своего кавалера. Как вдруг через дорогу перед нами прошмыгнула, совсем молоденькая, смуглая крестьянская девушка. Завидев нас, она с отчаянной пронзительностью взвизгнула, однако ускорить бег и быстро исчезнуть в поле на другой стороне дороги не смогла, поскольку тащила в подоле какой-то весьма крупный предмет, который основательно сковывал её движения. Внезапно она споткнулась, и из её фартука выкатилась гигантская дыня. Крайне испуганная, она покраснела, как маков цвет и, замерев на месте, с совершенно обалдевшим видом снизу вверх смотрела на помещика, который с весёлым присвистом попридержал лошадь.
