— В чем дело! — передразнил бас. — Джордж, там ещё один! Он желает знать, в чем дело.
Я не расслышал ответа Джорджа, но, судя по тому, как заржал бас, это было нечто нецензурное.
— Выходи, голубок! — гаркнул он. — Это полиция!
Из темноты выплыло бревно, которое врезалось мне между глаз; все вдруг поплыло. Какая полиция? Откуда здесь полиция? Издеваются надо мной, мерзавцы!
— Уйдите! — простонал я. — Я устал.
На секунду воцарилось молчание, потом меня оглушил дикий рев, прозвучавший из стофутового динамика, воткнутого мне в ухо:
— Устал! Щас я тебе жопу прострелю! Открывай дверь, паршивый пидорас! Это полиция!
Вы знаете — что-то подсказало мне, что там и вправду полиция. Я спустил с дивана одну ногу, потом другую, затем подобрал оторвавшуюся голову, ощупью нашел дверь и повернул ключ.
Дверь рывком распахнулась. Передо мной высился шестифутовый блюститель закона, ненавидящие глаза которого смотрели на меня так, будто я был кусочком протухшего камамбера, который имел наглость пристать к подметке его ботинка.
— Выходи, цыпленочек! — злобно гаркнул он. — Подружки заждались тебя в фургончике.
Мне стало дурно.
— Послушайте, — проквакал я. — Это ошибка!
— Ты прав, сынок. Ее допустил твой папаша. Поскупился на презерватив, жмотина.
Удар попал в цель. Я почувствовал, как вскипает кровь в моих жилах.
— Слушайте, я вовсе не из них…! — проорал я.
Полицейский вздохнул.
— Да, конечно. Пошли со мной, сынок…
Я решил не сдаваться.
— Вы только меня выслушайте! Хоть две секунды!
— Тебя силой, что ли, вывести?
— Я продавец! — завопил я. — Я приехал сюда, чтобы продать швейную машинку!
— Скажешь это сержанту! — заорал он. Куда громче, чем я мог даже мечтать. — Топай!
Он стиснул мою руку кулачищем размером с кабанью голову и подтолкнул меня по коридору. Очутившись в прихожей, я не поверил своим глазам. И прихожая, и гостиница лежали в руинах. Как будто здесь произошло танковое сражение. Все картины сорваны, растения выдраны из горшков, бочки с землей перевернуты.
Изумительный белый ковер был разодран или изрезан в клочья и залит кровью, а потрясающий синий костюм-тройка превратился в сорок семерку. Пружины из выпотрошенного дивана в беспорядке валялись на полу, как впавшие в ступор змеи.
Во всей гостиной осталось только два неповрежденных предмета: 8-миллиметровый проектор, валявшийся на боку, на камине, и швейная машинка.
В одном углу, похоронив голову в руках, сидел незнакомый бритоголовый парень в кожаной куртке, а на груде из обломков стола и обрывков одежды скорчился Френсис, по окровавленной физиономии которого катились слезы.
Посреди гостиной высился сержант, взиравший на меня с живым интересом.
— Подойди-ка, сынок, — позвал он меня. — Откуда ты выполз?
Кожаннокурточник вскинул голову, метнул на меня злобный взгляд и отвернулся. А вот Френсис уставился на меня с нескрываемым изумлением. Он явно про меня забыл.
— Раскопал его в задней спальне, сержант. Соло. Называет себя "продавцом".
Никогда ещё не слышал, чтобы это слово произносили с таким отвращением.
— Гмм! — произнес сержант. — Чем торгуем, братец? Порнофильмами?
Он вытащил из-за спины руки и помахал перед моим носом бобиной кинопленки.
— "Голубой хлыст против Мак-Таггерта", — процедил он. — Это твой? Где ты его взял?
— Я продаю швейные машинки, — с достоинством сказал я.
Сержант покосился на чудом уцелевшую "макси", торчавшую под немыслимым углом из футляра.
— Вот эти, что ли? — кивнул он.
Я посмотрел на Френсиса.
— Да.
— Кому?
Я кивком указал на Френсиса.
— Ему.
— Когда?
— Сегодня днем.
Сержант чуть призадумался.
— Как говоришь, тебя зовут?
— Рассел Тобин.
— Адрес?
Я сказал и заметил, что приведший меня констебль строчит в блокноте.
— Как называется твоя фирма?
— "Швейные машинки "Райтбая".
— Адрес?
Я продиктовал.
— Сколько тебе обычно требуется времени на то, чтобы продать швейную машинку?
Я пожал плечами. Голова по-прежнему гудела, как потревоженный улей, а мысли разбегались, как тараканы. Я до сих пор не мог поверить в реальность случившегося.
— Неужто не знаешь? — ядовито спросил он.
— Час… может, полтора.
— В котором часу ты сюда приехал?
Вопрос застал меня врасплох. Я не мог даже припомнить, какой сегодня день. Наконец, меня осенило.
— Около четырех.
Сержант царственным жестом приподнял левую руку, отодвинул рукав и посмотрел на часы.
— Сейчас… без трех с половиной минут полночь. Значит, ты провел здесь… почти восемь часов. — Он опустил руку и кинул на меня невинный взгляд. — Долго торговались, да?
Френсис, не выдержав этого издевательства, счел своим долгом вмешаться.
— Черт побери, сержант, оставьте его в покое! Рассел приехал, чтобы продать нам машинку…
— Рассел!! — довольно хмыкнул сержант. — Понимаю…!
Френсис — благослови Господь его душу! — уже завелся.
— Ни черта вы не понимаете…!
— А ну, молчать! — проревел взбешенный сержант. — Вы уже и так влипли по уши — не усугубляйте свою участь!
Мне показалось, что Френсис снова готов заплакать, и я его пожалел.
— Что ж, Рассел, — произнес сержант. — Расскажи-ка нам про свой восьмичасовой марафон.
Я вздохнул и принял покаянный вид.
— Я показал им машинку, а они угостили меня пуншем. Я думал, что он безобидный, и выпил стакана три-четыре. Больше мне сказать вам нечего. — Я засмеялся. — Я даже не знаю, купили они у меня машинку или нет.
Френсис обиженно посмотрел на меня.
— Что ты, уте… Рассел — конечно же, мы купили её. У тебя должен быть чек.
Я вытаращился на него.
— Неужели?
Френсис расхохотался, забыв про свои раны.
— Да, пунш оказался лучше, чем я предполагал.
Сержант ожег его свирепым взглядом и снова посмотрел на меня.
— Где чек?
Я пожал плечами и полез в карман за бумажником. Чек, подписанный Френсисом, оказался в нем. Думаю, этот крохотный листочек спас мою жизнь в ту ночь. Сержант взял у меня чек, внимательно изучил, потом вернул. Когда он заговорил, в голосе прозвучали уважительные нотки — похоже, он мне впервые начал верить.
— Значит, ты пытаешься доказать мне, что не имеешь отношения к тому, что здесь случилось? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Я даже представления не имею о том, что тут произошло.
Его взгляд пронзил меня насквозь.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь про фильм?