— Поговори со мной, — бормочет он.
— А какой смысл? Ты же меня не слушаешь.
— Слушаю. Ты — одна из немногих, кого я слушаю.
Отпиваю еще вина.
— Это из-за твоего имени?
— И да и нет. Все дело в том, как ты поступаешь, когда я не согласна с тобой. — Смотрю, жду его реакции — должен рассердиться. Он насупливается.
— Ана, ты ведь знаешь, у меня есть… пунктики. Мне трудно быть объективным, когда дело касается тебя. И тебе это известно.
— Но я не ребенок и не ценный актив.
— Знаю. — Он вздыхает.
— А если знаешь, то и обращайся со мной соответственно, — умоляюще шепчу я.
Он гладит меня по щеке, проводит большим пальцем по верхней губе.
— Не сердись. Ты так дорога мне. Как бесценный актив, как ребенок, — шепчет он кающимся тоном. А я цепляюсь за сказанное. Как ребенок. Значит, ребенок для него нечто ценное.
— Я не то и не другое. Я — твоя жена. Если тебя задело, что я не пользуюсь твоим именем, надо было так и сказать.
— Задело? — Кристиан хмурится, решает, права ли я. Потом вдруг выпрямляется и смотрит на часы. — Через час здесь будет архитектор. Надо поесть.
Ну вот. Он так и не ответил, и теперь мне придется иметь дело с Джиа Маттео. Дерьмовый день заканчивается еще дерьмовее.
— Разговор не закончен, — предупреждаю я.
— А о чем говорить?
— Ты мог бы продать компанию.
Он фыркает.
— Продать?
— Да.
— Думаешь, я найду покупателя при сегодняшнем положении на рынке?
— Во сколько она тебе обошлась?
— Я купил ее довольно дешево, — осторожно отвечает он.
— Так что если она закроется?..
— Мы переживем, — усмехается он. — Но она не закроется. Не закроется, пока ты там.
— А если я уйду?
— И чем займешься?
— Еще не знаю. Чем-нибудь другим.
— Ты ведь сказала, что всегда мечтала о такой работе. И извини, если ошибаюсь, но я обещал перед Господом, его преподобием Уолшем и всеми нашими родными и близкими заботиться о тебе, лелеять и беречь.
— Ты цитируешь свою брачную клятву, а это нечестно.
— А я и не обещал быть честным в том, что касается тебя. К тому же ты первой использовала против меня брачную клятву.
Я отвечаю сердитым взглядом. Сказать нечего, это правда.
— Анастейша, если злишься, излей свою злость в постели. — Голос его меняется, в нем слышны глухие нотки желания, глаза темнеют.
Что? Постель? Как?
Кристиан снисходительно улыбается. Чего он ждет? Что я снова его свяжу? С ума сойти.
— Семь Оттенков Воскресенья, — шепчет он. — Жду с нетерпением.
Ух ты!
— Гейл! — кричит он вдруг, и ровно через четыре секунды в кухне появляется миссис Джонс. Интересно, где она была? В кабинете Тейлора? Подслушивала? Вот черт.
— Мистер Грей?
— Мы хотим поесть. Прямо сейчас. Пожалуйста.
— Хорошо, сэр.
Кристиан не сводит с меня глаз. Как будто сторожит. Как будто я — какой-то экзотический зверек и могу сбежать. Отпиваю вина.
— Я, пожалуй, тоже выпью, — вздыхает он и еще раз проводит ладонью по волосам.
— Ты еще не доела?
— Нет. — Я смотрю на тарелку с едва тронутыми фетучини — не выдерживаю его пристального внимания — и, прежде чем он успевает что-то сказать, поднимаюсь и убираю со стола посуду.
— Джиа вот-вот приедет, — объясняю я. Кристиан недовольно морщится, но ничего не говорит.
— Я уберу, миссис Грей, — говорит миссис Джонс, когда я вхожу в кухню.
— Спасибо.
— Не понравилось? — озабоченно спрашивает она.
— Нет, все хорошо. Просто я не голодна.
Миссис Джонс сочувственно кивает и, отвернувшись, ставит тарелки в посудомойку.
— Мне нужно сделать пару звонков, — говорит Кристиан и, окинув меня оценивающим взглядом, исчезает в кабинете.
Я облегченно вздыхаю и отправляюсь в спальню. Обед прошел в атмосфере неловкости. Я все еще злюсь на Кристиана, а он, похоже, не считает, что чем-то провинился. А провинился ли? Мое подсознание поднимает бровь и смотрит на меня поверх очков-половинок. Да, провинился. Из-за него я чувствую себя на работе еще более неловко. И дома, где нам никто не мешает, продолжать разговор не соизволил. А если бы я ворвалась в его офис и стала там распоряжаться? Как бы он себя почувствовал? Мало того, Кристиан еще вознамерился отдать мне SIP! И что я буду делать с компанией? Я же совершенно не разбираюсь в бизнесе.
Смотрю в окно, на город, залитый розоватым светом заката. Как обычно, Кристиан хочет стереть все наши разногласия в спальне. Или в игровой комнате. Или в телевизионной. Или даже на кухонном столе. Стоп! С ним все сводится к сексу. Секс — его механизм совладания.[9]
Я вхожу в ванную. Смотрю на свое отражение в зеркале. Возвращаться в реальный мир всегда нелегко. Пока мы были в нашем пузыре, разногласия как-то сгладились. Мы просто не замечали их, потому что были полностью заняты друг другом. Но теперь? Вспоминаю день свадьбы, мои тогдашние тревоги — такой поспешный брак… Нет, так думать нельзя. Я ведь знала, за кого выхожу замуж. Нужно просто поговорить с ним обо всем, объясниться. Снова смотрю в зеркало — бледная. А ведь сейчас мне придется иметь дело с той женщиной.
На мне узкая серая юбка и блузка без рукавов. Правильно! Моя внутренняя богиня достает ярко-красный лак для ногтей. Я расстегиваю две верхние пуговицы. Умываюсь, тщательно наношу макияж — туши чуть больше обычного, помаду чуть поярче и с блеском. Безжалостно, от корней до кончиков, расчесываю волосы, и, когда встаю, волосы взлетают каштановой дымкой и спускаются до груди. Я убираю их за уши и принимаюсь за поиски «лодочек» — без каблуков сегодня делать нечего.
Я выхожу в большую комнату. Кристиан стоит у обеденного стола перед расстеленными планами. Играет музыка. Я останавливаюсь.
— Миссис Грей, — говорит он приветливо, потом поворачивается и удивленно на меня смотрит.
— Что это? — спрашиваю я, имея в виду музыку.
— «Реквием» Габриэля Форе. А ты по-другому выглядишь, — рассеянно замечает он.
— Вот как. Никогда прежде не слышала.
— Хорошая музыка для релаксации. — Кристиан удивленно поднимает бровь. — Ты что-то сделала с волосами?
— Всего лишь расчесала. — Чистые, неземные голоса зовут куда-то, уводят…
Кристиан отодвигает бумаги и неторопливо, слегка покачиваясь в такт музыке, направляется ко мне.
— Потанцуем?
— Что? Под реквием?
— Да. — Он кладет руки мне на плечи, зарывается лицом в мои волосы и шумно вдыхает, а я наслаждаюсь его божественным запахом. Как же мне не хватало его сегодня! Прижимаюсь к нему и с трудом сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Ну почему же ты такой несносный?
