— Здравствуйте.
— Это снова я. Или уже успела забыть?
— Я РЕШИЛА забыть… — чуть дрогнувший, но старательно и жутко холодный голос: — Давайте не будем толочь воду в ступе и оставим эти пустые беседы…
Усмешка на том конце провода:
— Правильно, чего там толочь… Чего там пустым заниматься… я тоже РЕШИЛ тебя забыть, — наигранно копирует ее интонации, но холод в голосе куда жестче, чем у нее, — моя радость. Но надо ведь кое-что оставить на память… Хотя кое-что у меня уже есть: ты не забыла про свои радостные и послушные письмишки, про красивые такие снимочки какой-то красивой девочки? И чего это мы вдруг замолчамши? Чего это у нас дыхание перехватимши?
— Ты… Вы… Ведь сказали, что сожгли письма… И фотографии все отдали… у меня же они все…
— Даже маленькая глупенькая девочка должна знать, что с пленки можно печатать МНОГО фотографий… Ну, посуди сама: как можно уничтожить такую прелесть? Вот, смотри: ладные ровные ножки… Тугая попка… И никакой ерунды типа одежды.
— Ты… Вы…
— Что мы там залепетамши? Чего переживать — ну, просто снимочек красивой обнаженной натуры… Таких теперь пруд пруди… Даже если кто милое личико и узнает, ничего страшного, теперь так сниматься можно и даже модно. Нет? Это я так, риторически…
Ну как можно сжигать такие милые письма: мой Учитель, мой Господин, мой Повелитель — вот-вот, с большой буквы… Я ваша рабыня… вот-вот, на этот раз с маленькой… и прочий красивый лепет послушной умной девочки с красивым почерком…
А вот этот снимок — ну вообще прелесть. Лежит и загорает все та же милая красивая девушка… Наверное, ей так нравится и для здоровья полезнее — загорать голенькой. Но вот почему-то на кровати загорает… И что там у нее с ручками-ножками? Наверное, веревочки какие-то… А рядом с ней что? Прутики какие-то в ведерочке… А-а, я знаю — девочка не выучила уроки и любимый учитель сейчас ее будет сечь! Вот и подпись наличествует: «Я жду вашу розгу, Учитель…».
x x x
Юка торопливо набирала буквы, то сбиваясь, то промахиваясь по клавишам:
«Ты там что, с ума сошла? Пошли его на хрен! Не вздумай встречаться! Он же тебя убьет!!!»
Мигнув, приват выбрасывал очередную строку ответа и Юка деловито изучала ситуацию:
«А сколько у него снимков? Сколько писем? Твоим почерком или на принтере? Лицо видно? Кто из подруг знает о твоем увлечении? И ты со всем этим одна? Ой, блин…»
«Ну и черт с ним, с твоим университетом… Нет, погоди, тут я что-то не то. Плевать ректору на твои снимки и письма, что у него других дел нет? А ты на бюджетном? А специальность дефицитная? Да, дела-а…»
«Черт с твоей работой… а ты кем работаешь? Ой, блин…»
«А кто из мужиков может его встретить и рога отшибить? Ну, придумай чего нибудь… Как не успеваешь, а когда он приедет? Утром?!!! Ты офигела — у тебя уже три часа ночи! Раньше не могла сказать? Когда позвонил? Во сколько? Ой, блин…»
«Подруге дай задание: ровно через час стучаться и ломать дверь, если ты не позвонишь и не дашь ей знать, что у тебя все нормально. А лучше всего пусть подруга будет в соседней комнате. Да ты замучала со своей оглаской! Плевать на огласку, нет, не то… Ой, блин… короче — сначала письма и снимки, только тебе в руки, никаких камер хранения и никаких ключиков на потом».
x x x
— Ну так что, может сначала для храбости винца? Помнится, моя любимая ученица старательно изучала самые изысканные марки… Вот, рекомендую — настоящий «Ашкенази»? А я, с вашего позволения, все-таки выпью половинку бокальчика. Мне больше нельзя, я старый… У тебя, кстати, пока есть время раздеться. Или помочь? Ах, как мы дернули плечиком… Когда-то кто-то просил разорвать на ней трусики… Наверное, это я запамятовал, это была вовсе не ты… Я понимаю, трусики теперь денег стоят…
Ага. Я был прав. Какие мы стали красивые носить трусики… Какие очаровательные тонкие кружевчики. Ты не помнишь, кто учил одну деревенскую девочку разбираться в хорошем белье и носить не стоптанные башмаки, а туфельки на шпильках? У нас обоих с памятью плохо?
— У меня всегда было хорошо с памятью. И совестью. — Наконец-то она разлепила плотно сжатые губы, заводя руки за спину и сбрасывая с груди лифчик.
— Мораль мы уж как-нибудь оставим в стороне. У нас простая коммерческая сделка: некие бумаги на некий долг… Я свою часть договора выполнил. А насчет памяти — я что-то запамятовал, как мы договоривались? Как на снимочке номер три? Вот и умничка — не надо слов, надо больше дела…
Отставив в сторону початый бокал, наугад взял с кровати один прут и кинул его в дальний угол комнаты. Девушка повернулась к нему спиной, слегка расставила красивые сильные ноги и медленно, низко-низко наклонившись, провела вниз кружевами трусиков. Выпрямилась, переступила ногами и отложила их в сторону. На секунду-другую замерла, словно собираясь с духом.
— Ну-ну, не надо так вздрагивать плечиками и так демонстративно играть попкой… Снимочек номер три. Попрошу к исполнению…
Она прошла в угол и опустилась на колени. Завела руки за спину и губами подняла с пола валяющийся прут. Теперь руки вперед, скользнула обнаженной золотистой рыбкой по крашеным доскам пола. На четвереньках пошла к нему, приподняв голову и поднося розгу…
— Что-то у нас с глазками… Ну-ну, не надо таких сверканий, у нас же просто договор, правда? И никто ни в чем от него не отступает, правда? Так как, постоим послушной голой собачкой, пока я допью бокал, или приступим к главному? Ну-ну, молчи… А к главному пора, потому что розгочки вовсе не замоченные, не ровен час подсохнут…
x x x
— Короче, милая. Есть товар, есть цена.
— Сколько?
— А вот не надо такого яда в голосе, не надо… Денежки — мусор… Я себе троих куплю, если надо… Мы имеем некие письма и некие снимочки. Это хорошая память. Но я ее зачеркну, в обмен на ту, что унесу в душе…
— Что вы хотите?
— Ох, какой холодок в голосе и жалко, что не вижу, во взгляде… Моя школа… Умница… Вот этот голосок я и хочу унести в душе. Чтобы в далеких краях вспоминать, как одна из моих самых любимых учениц наконец-то искренне и от души, отчаянно и во весь голос кричит «Пощадите!».
— Я не буду кричать…
— Будешь, — юродливые интонации, наконец, прорвались волной злости. — Такова моя цена. Порка розгами, без счета, до пяти громких криков о пощаде.
— Я не буду кричать… — в телефоне злость на злость.
— Будешь. Именно потому, что никогда даже не стонала, теперь ты будешь очень громко и долго кричать. Даю тебе слово…. Такова цена и я не отступлю.
Условия предельно просты: полностью голая. На полу. Связана в руках и ногах. Первую розгу подать в зубах. И порка без счета ударов. Пять, слышишь — не меньше пяти натуральных криков о пощаде… Можешь пока тренироваться…
