- Уж не на мою ли мать ты намекаешь, гнусная скотина?! На пресветлую высокородную госпожу Веронику Гонорию?!
После этой вынужденной, напускной вспышки гнева Северус внезапно охладел ко гнусным нападкам рабыни, прежней наложницы Папеньки, сменившего её на более удачную фаворитку - супругу. Да и к самой Нине он срочно переменил отношение.
- Это всё женские разборки, - решил он для себя раз и навсегда.
- Говори о монастыре Святого Креста, грязная женщина, не то пожалеешь - я причиню тебе такую боль, о которой ты и помыслить своими птичьими мозгами не в состоянии!
- Не скажу тебе ничего о святыне в горах пиктов, ох…
Ну да горы высоки, во мраке долины, ужасны ущелья и мрачные скалы, и не найдёшь ты, язычник, монастыря на месте его.
- Пользуясь чародейством, найду я любое место в Альбионе! - похвастался Снейп. - Что же касается сына твоего, то знай - не принуждал я его к тому, что свершилось, и полно моё сердце желанием быть с ним. Только попробуй встать меж мною и Квотриусом…
А сейчас я накажу тебя, непокорная Господину рабыня.
Crucio!
Она упала на пол и забилась в конвульсиях, словно умирая в агонии. Видно, заклятье подействовало на неё слишком сильно. Но почему?
Чтобы рабыня - мать Квотриуса - не померла раньше времени, Северус произнёс заветные слова:
- Finite incancatem!
И долго ещё дёргалось тело неугодной Господину рабыни в опустевшей трапезной потому, что Снейп потерял к ней всякий интерес и пошёл в библиотеку, надеясь увидеть там желанного сейчас брата.
И вот, Северус, не успев выкурить и пяти «сигарет», встретил его, входящего странной походкой, словно что-то мешало ему нормально сдвинуть ноги.
- А, это же моя «работа». Вот уж «ситуёвина», как говаривает Дамблдор. Теперь все домочадцы догадались о наших отношениях, назовём их так… А как же их иначе называть, как не «отношениями»? Это же не любовь, по крайней мере, с моей стороны, а со стороны брата… О, опять я думаю о нём, как о сводном брате, а не предке. Что-то со мною происходит, но вот что?
Ну да они и так в курсе, после истошных криков Квотриуса и моих, почему-то, несдержанных стонов. Пускай их.
- Радуйся, высокорожденный брат и Господин мой.
Квотриус подошёл ближе и прошептал в ухо брату, научившись у него и прикусив мочку уха, отчего Северус судорожно вздохнул.
- Се-э-ве-э-ру-у-с-с, - закончил брат на шипящей ноте, так возбуждающей Снейпа.
- И ты радуйся, Квотриус
Старший брат, собрав остатки «стоического» самообладания, ответил как ни в чём не бывало, будто не почувствовал он тяжести в паху.
Потом всё же, не сдержался и впился поцелуем в алые, как кровь на снегу, припухшие от ночных лобзаний губы склонившегося Квортиуса.
- Я же-ла-ю те-бя, брат мой… Но как ты себя ощущаешь? Я имею в виду межиножие - вижу, что ходишь ты с трудом.
Северус смущённо улыбнулся Квотриусу, чувствуя вину за свою несдержанность.
«Сначала на пол-шишечки, потом на целую», - звучал в его голове голос Ремуса.
- А я сразу вошёл в него, не думая о его ощущениях.
Снейп занимался упорным самобичеванием, ожидая отповеди брата: «Это больше не повторится, это была жуткая боль».
-Тогда почему же он так сладко стонал и выкрикивал моё имя? Не от боли же, наверняка… Ну скажи, скажи хоть что-нибудь, Квотриус, желанный мой…
Все эти обрывочные мысли мгновенно пронеслись одна за другой, так, что Северусу показалось, что прошло уже полчаса, а брат всё ещё хранит молчание.
- Превосходно, высокородный брат мой и Господин.- при этих словах Квотриус игриво подмигнул старшему брату.
- А почему ты тогда ходишь… так? Тебе больно? Не изображай из себя стоика. Стоик здесь - я, - горько пошутил Снейп. - Расскажи, как ты после ночи встретился с домочадцами, которые, конечно, всё слышали.
- Да, мне немного… неприятно… там жжётся, словно свежую и круглую довольно ранку ышке бяха смазали…
Да шучу, шучу - вовсе мне не больно, а как-то… странно, что ли. До сих пор не проходит ощущение твоего замечательного пениса внутри. Вот и всё, и это - истинная правда.
Единственной, кто испортил мне настроение под утро, была матерь. Она тайком пробралась в мою опочивальню и доводила меня до состояния плавления меди своими проповедями о Распятом и его заповедях, но ведь я - не её веры.
Так зачем же это пустое, чисто женское сотрясание воздуха о кровосмешении и мужеложестве?..
Побывала бы она в мужских термах, вот тогда я бы ещё выслушал её.
Что же касается первого «смертного греха», я знаю - многие верования против него, но сегодня за трапезой ни отец, ни мачеха слова дурного мне не сказали…
Северу-у-с-с, я хочу тебя… прямо здесь. Ты позволишь мне взять твой пенис в рот и испить сперму, такую сладкую, а потом целоваться с тобой, пока ты не освободишь плоть мою от семени?..
- Конечно, брат мой желанный, единственный мой.
- Один лишь вопрос мучает меня - брезгуешь ты… мной?
- Отчего ты так думаешь, милый мой?
- Ты… не берёшь мой пенис, так, как это делаю я - в рот, вот отчего.
- Прости меня, Квотриус, но я ещё не готов к этому.
- Ну, хорошо, хорошо, я понял - мне стоит подождать, не так ли?
- Так. А теперь сделай со мною то, чего желал.
И Квотриус опустился на земляной пол, нимало не заботясь о чистоте туники - рабыни выстирают - и расстегнул такие уже привычные, затянутые тканью, мелкие фибулы, на которых держались штаны Северуса, и достал из странного, шёлкового одеяния, явно лишнего на взгляд Квотриуса - «трусов» - сокровище, ещё не до конца возбуждённое.
- Какой же он великий стоик, мой брат - столько говорить о его пенисе, а тот ещё даже не готов, - с удивлением думал Квотриус.
Он не знал, что в соседней с библиотекой трапезной с помощью раба - подавальщика яств, участливого к бывшей Госпоже наложнице прежнего Господина дома, Нина с трудом поднималась с пола, счастливо упав головой во время страшного наказания на подушку около стола, иначе, бьясь в судорогах от злого колдовства, она рисковала разбить себе голову вдребезги…
… Северус с каждым новым минетом, а это был уже третий в его жизни, получал всё возрастающее наслаждение от самого процесса, а не от его финала, хотя отказаться от него он смог бы.
Вот и теперь, раскинувшись на подушках, предусмотрительно подальше от кучки окурков, он наслаждался медленным вбиранием члена в глотку брата и последующими неторопливыми действиями - им некуда было сейчас торопиться.
Квотриус додумался выпускать пенис изо рта и проводить языком по всей длине члена, вырисовывая какие-то странные зигзаги и орнаменты. Это очень сильно возбуждало, и смекалистый брат понравился Снейпу ещё крепче.
