— Сынок, мне пора. Позвони попозже, договорились?
— Конечно, позвоню. Береги себя, — ответил ей, и, встав из-за стола, она ушла.
— Добрый день, мистер Слейд, — кивнул врачу. — Как она?
Он сел напротив экрана и тяжело вздохнул.
— Как видишь, местами хорошо, местами не очень. Она прогрессирует, что отличает её от обычных пациентов с такой формой шизофрении. Несмотря на то, что её поведение чаще всего достаточно предсказуемое, если сравнивать с другими пациентами, у которых, например, гебефреническая[1] или кататоническая[2] шизофрения, но ночью она опять пыталась поранить себя, говоря, что ей приказали это сделать. Она украла вилку после ужина. Пластиковую. Ты знаешь, что мы не практикуем связывать пациентов на ночь, но что делать в таких случаях?!
Я прикрыл глаза, пытаясь унять бурю негодования. Мама неоднократно пыталась порезать себе вены. Собственно, это и стало однажды поворотным моментом, когда она порезала себя дома, а на следующий день в шоке смотрела на свою руку, которую я успел вовремя обработать и перебинтовать. Порез, к счастью, был неглубоким, но я перепугался до смерти тогда. После этого она согласилась, что ей нужна медицинская помощь. Каждый раз, находясь в бреду, мама продолжала наносить себе увечья, говоря, что так надо, ей приказали, или ей показалось, что её связали и она хотела разрезать верёвки. Это всё было за гранью для меня, но я старался держаться ради неё и не отчаиваться вместе с ней.
— Рана неглубокая? — прочистив горло, уточнил у него.
— Нет. Понимаю, что это наша вина, недосмотрели. Но ты же знаешь, какая она изобретательная, когда одержима своей идеей, — тихо произнёс он.
— Знаю и не виню Вас. Ваше лечение хотя бы немного облегчает ей жизнь, — вяло улыбнулся ему, и он кивнул.
— Как твоя учёба? Скоро станешь моим коллегой? — подмигнул он мне.
— Всё отлично, спасибо. Практикуюсь в местной больнице. В данный момент работаю ассистентом в кардиологическом отделении. Если честно, то ничего более завораживающего, чем операция на открытом сердце, не видел, — поделился с ним и он с улыбкой кивнул.
— О, да, золотые годы. Наслаждайся пока молодой и всё воспринимается с таким энтузиазмом, — подмигнул мне. — Ладно, мне пора. Удачи тебе, ты талантливый парень.
Попрощавшись с доктором, закрыл ноутбук и уставился в окно перед собой. Знаю, что жаловаться не имеет смысла. Но понять меня могут только родственники и близкие больных людей. Сколько энергии и нервов затрачивается на то, чтобы пережить подобные приступы родного человека. Сколько мыслей в голове, пока ты наблюдаешь как твой близкий человек буквально сходит с ума, а ты ничего не можешь сделать. Совсем ничего.
Раньше, когда у мамы начинался приступ, то симптоматика проявлялась за пару дней. Она становилась отстранённой, вялой и апатичной. Её мучила тревога и бессонница. Потом подключались сильные головные боли и затем она начинала слышать голоса или видеть разного рода галлюцинации. Поначалу я пытался объяснить ей, что это не правда и ей мерещится, но она была не способна отделить правду от плодов своего воображения. Она верила только в то, что видела и слышала, но не мне, и даже пыталась меня убедить, что это я тупой или больной. Всё это очень не просто и порой у меня опускались руки. Теперь же, когда она была под присмотром врачей, я мог немного выдохнуть и пожить для себя. В конце концов, как бы это не прозвучало, но я передал им ответственность за неё. Знаю, что это может выглядеть чудовищно, но я повторюсь — меня поймут только люди, столкнувшиеся с подобным заболеванием у своих родных и близких.
Закинув ноги на стол, взял телефон и в задумчивости покрутил его в руках. Я должен был привезти Габи. Я пообещал маме. После её танца в баре я поймал её взгляд и заметил в нём тоску, смешанную с любопытством. А потом она резко и даже демонстративно отвернулась, словно вспомнила, что я мудак. Что, в общем-то, правда.
В какой-то момент после их танца я обратил внимание, что Майкл что-то сказал Нэйту и тот убрал руку со спины Габи. Может, это совпадение?! Может, я отчаянно пытался зацепиться хоть за что-то?! Не знаю. Вполне возможно. Надежда умирает последней, как говорится.
Я не мог выкинуть её из головы и прогнать из сердца. Я старался эти две недели, загружая себя работой и учёбой, но перед сном всегда всплывал её образ, улыбка, волосы, глаза. В голове, словно у больного шизофрений, звучал её голос, который в очередной раз кричал на меня. Моя фурия.
Решив попытать счастье, написал ей сообщение:
Я всё время думаю о тебе.
Это лечится?
Когда мы пришли в бар, я не сразу заметил её компанию, но, услышав её смех, больше ничего и никого не видел, и не слышал. Моим вниманием настырно пыталась завладеть та самая шатенка из больницы по имени Ники, но это был дохлый номер. Я был во власти моей жгучей брюнетки.
Телефон в моих руках завибрировал и я, неосознанно затаив дыхание, посмотрел на экран.
Габи: Ты из нас двоих будущий врач.
Вот и скажи: это лечится?!
Я улыбнулся, как дебил. Сердце подпрыгнуло в груди. Не послала, что уже можно засчитать за прогресс. Пусть я сейчас наступил на свою гордость и чувство собственного достоинства, но чёрт побери, я просто не могу больше.
Я: А ты поверишь в мой диагноз?!
Судя по моему анамнезу — это неизлечимо.
Когда ко мне в баре подошёл Дэвид и предложил познакомиться с его друзьями, как он сказал: «влюблёнными в своих жён придурками», я, честно говоря, обрадовался возможности сбежать ненадолго от внимания Ники и подышать рядом с Габи. Самым забавным было то, как на меня смотрели все за столом. Компания Дэвида излучала неподдельный интерес и даже какое-то понимание. Да и вообще, если честно, они мне показались очень интересными персонажами. Во всяком случае я от души посмеялся, забыв на блаженные секунды о своих мучениях. Компания Габи, кроме Джастина и его девушки, смотрели на меня как на врага народа.
Телефон вновь просигнализировал, и я быстро прочитал входящее сообщение.
Габи: Возможно, ты сумеешь найти лекарство.
Не верю, что это неизлечимо.
Я: Существует поддерживающая терапия.
Она назначается на всю жизнь, чтобы состояние не прогрессировало.
Постукивая пальцами по подлокотнику стула, я не мог подавить глупую улыбку на лице. После разговора с мамой мне было необходимо почувствовать что-то реальное, обнадеживающее, вселяющее надежду и укрепляющее веру. Мне нужна была моя Габи.
Габи: И что же это?!
Я: Ты.
Отправив ей сообщение, я понял, что не смогу уступить. Чтобы она там себе не думала, я больше не собирался отрекаться от неё.
Не знаю как, но я должен вернуть её. Если с Нэйтом у них всё серьёзно, то ему придётся подвинуться. Они не учли один момент. Пусть я и принципиальный хрен и в любой другой ситуации, уже послал бы их всех куда подальше и пошёл зализывать своё раненое эго. В любой другой ситуации, где главная героиня не Габи. Я не шутил, когда говорил, что без неё мне на хрен ничего не надо. Я необъяснимо чувствовал, что она моя.
Моя самоуверенность всегда толкала меня в самое пекло. Для меня чем масштабнее цель, тем лучше. Чем больше препятствий, тем приятнее будет победа.
Нужно думать, как завоевать мою непокорную красавицу в новых обстоятельствах тотальной занятости. Судя по всему, Габи не изменилась и по-прежнему принимала решения быстро и импульсивно. Я всегда знал, что ей нельзя давать много времени на обдумывание чего-либо. В противном случае она себя накрутит или вовсе перегорит. Так же я знал, что Габи не из тех, кто пасует перед вызовом.
Поэтому, не дожидаясь её ответа, решил оправить ещё одно сообщение.
Я: Я рад, что вернулась моя королева.
Продолжай танцевать.
Когда никто не видит.
