А сестра тем временем продолжала тесное общение с Кэти, являя собой неосознанный укор моему малодушию. Надо было рассказать Милли, кто такой Лео Нолан, оградить ее от общения с их семейкой, но у меня не хватало духу поднять эту щекотливую тему.
— Милли, пообещай, что расскажешь мне, если вдруг увидишь Лео. — В итоге я посчитала благоразумным решать проблемы по мере их поступления.
— Хорошо, а тебе зачем? — спросила она, вцепившись в меня жаждущим взглядом.
— Хотела обсудить с ним кое-что, — соврала я. Конечно, обсуждать с ним я ничего не собиралась, просто нужно было как-то обезопасить сестру, когда охотник появится на горизонте.
— Ммм, ясно! — отозвалась девушка, лопнув пузырик розовой жвачки. — Странная ты, Лайя, с тех пор, как мы вернулись. Нет, ты и была странная, но сейчас вообще пипеееец.
Да, теперь я странная. И Лале больше со мной не разговаривает. Ее отныне вообще не существует.
Я перестала бегать от прошлого и признала ответственность за все свои поступки. Я даже признала ее чувства к Аслану своими собственными чувствами к его новому воплощению.
Теперь это будет мои́м проклятием.
Теперь я́ буду шуршать дневниками памяти, сидя бессонной ночью с чашечкой лавандового чая…
***
Собственное тело отказывается слушать меня. Дрожащие пальцы скользят по груди Лео, обжигаясь о жар его тела. Ноги обхватывают его бедра, стремясь стать еще ближе. Отбросив стыд и смущение, я вытворяю то, чего хотела с самой первой встречи. Острое желание сжалось тугой пружиной внизу живота и посылает по телу сладкие судороги.
Завтра мой разум обязательно отчитает меня, но сегодня я послала его ко всем чертям.
Я ощущаю ладони Лео на своем теле: они буквально плавят кожу под собой.
Я ощущаю горячие губы на своих губах: они убивают последние всполохи здравого смысла.
Я хочу впервые за длительное время довериться мужчине — единственному, которого я когда-либо любила и отчаянно желала. Все остальное пусть на час останется за пределами нашей маленькой обители, пропитанной испепеляющей страстью и ароматом плавящегося воска.
Лео укладывает меня на спину, и я прикрываю веки от переполняющего изнутри мучительного блаженства. Выгибаюсь, требуя прикосновений, хочу чувствовать его кожей, вбирать в себя каждой клеточкой тела.
Такая порочная и чистая одновременно, какой еще никогда не была.
Такая, какой открываются лишь любимому мужчине.
Сквозь морок пьянящего забытья слышу шум и звон летящих на пол предметов, но все это так далеко — для меня существует только Он.
Охотник придавливает меня своим горячим телом, срывая с губ тихое молящее хныканье. Его дыхание обжигает ключицы и впадинку у горла.
Приоткрываю глаза, чтобы встретиться с горящим зеленым взглядом, найти в нем отражение своего безудержного желания…
И не нахожу его.
Вообще ничего.
Темно… Пусто… Бесконечно…
Как в моем самом страшном кошмаре.
Меня опутывает непроглядная тьма. Та самая, что преследовала несколько веков подряд. Та самая, что снится до сих пор, заставляя переживать моменты дикого, первобытного ужаса. Она давит на меня, лишает последней воли, утягивает на дно без возможности подать сигналы бедствия.
Дыхание сбивается, а сердце рвется наружу, ударяясь о грудную клетку.
Чьи-то пальцы касаются плеча, оттягивая бретельку платья, и это прикосновение окончательно отдает меня на растерзание иррациональному страху. Мне что-то говорят, но я уже не понимаю, кто и что именно. Паника полностью застилает разум, отключает мозг и делает меня слепым паникером на тонущем корабле.
— Нет! — я собираю последние силы и толкаю своего невидимого мучителя.
Тело сотрясается крупной дрожью. Вокруг горла затягивается удавливающий шнур. В ушах стучит кровь, хотя в венах она застыла.
Я слышу его голос и шаги в кромешной темноте. Они пронзительно звенят, отражаясь отовсюду. Они совсем близко. Я хочу закричать, но веревка на шее резко затягивается, оставляя мне ничтожно мало воздуха. Все, что я слышу теперь, — это собственные хрипы.
Но он готов утешить меня в ледяных, усыпляющих объятиях. Мой самый страшный кошмар, из которого я никогда не могла выбраться самостоятельно…
— Девочка моя, ты слышишь? Смотри на меня! Все хорошо! Все уже прошло!
Тьма все еще окутывает меня черными покрывалами, но теперь сквозь нее пробивается долгожданный, успокаивающий свет. Свет, который всегда спасает меня, подобно маяку, указывая путь в абсолютной темноте. Он исходит от самых любимых, самых зеленых в мире глаз. Когда-то я запечатала этот взгляд в своей душе. Просто потому, что не желала однажды забыть.
Я делаю неуверенный вдох — уже благословенная роскошь. Скованные страхом органы будто оттаивают после эры вечной мерзлоты.
Перед глазами все отчетливее проявляется его прекрасное лицо. Родные глаза сейчас такие обеспокоенные, наполненные волнением и болью.
Я тяну к нему руку, молясь, чтобы видение не ускользнуло.
Но оно еще здесь.
Я аккуратно провожу пальцами по колючей щеке, а он ловит мою холодную ладонь и прижимает к себе сильнее:
— Боже, как же ты меня напугала!
— Аслан… — выдыхаю я, но все, что я хочу сказать, тонет в океане моей к нему нежности.
— Если тебе так угодно, — его губы трогает невеселая ухмылка…
И реальность стремительно принимает меня обратно в свои распростертые объятия. Комнатка по-прежнему тонет в мягком сумраке зажженых свечей; я сижу на краю стола, а передо мной охотник.
— Лео! — я отдергиваю руку и заливаюсь густым румянцем. Как же нелепо это выглядело со стороны. Что я тут вообще в своем бреду творила?
— Разочарована? — хмыкает он.
Я замираю и смотрю в его глаза. И вдруг понимаю, что видения и вовсе не было. Сегодня меня спасал Лео Нолан. Это он был рядом все время, на свет его глаз я выбиралась из тьмы. А еще…
— Лео… ты назвал меня своей девочкой? — Предательская улыбка растекается по губам сладким нектаром, а внутри поднимается теплая волна.
— Лайя, ты не в себе была. Всякое могло почудиться. — Он встает и отправляется к картине, принимаясь укутывать ее обратно в ткань резкими, нервными движениями.
А я смущена и сбита с толку.
Почудилось? Может и так.
Я аккуратно слезаю со стола, одергивая короткий подол платья. Совсем недавно на этом столе мы почти занялись любовью, а сейчас между нами опять растет стена.
— Лео, поговорим?
Я подхожу к нему вплотную, забираю картину все еще дрожащими руками и отставляю в сторону. Нос утыкается в его шею, и я с наслаждением втягиваю манящие нотки парфюма и теплой кожи. Не могу устоять перед соблазном провести по его шее влажными губами, зацепить ворот футболки и слегка прикусить ключицу. И все это мучительно нежно, с желанием сказать то, что невозможно выразить словами. Я схожу с ума от этой трогательной близости.
— Лайя, пожалуйста! — Он хрипло выдыхает и отстраняет меня, обхватив за плечи. — Не думаю, что тебе сейчас это нужно.
Я теряюсь от неожиданности и сердце насквозь пронзают острые иглы обиды:
— А ты… знаешь, что мне нужно? — голос запинается в бесполезных попытках звучать твердо. — Ты ясновидящий, Лео? Или психолог?
— Я знаю, что тебе нужно прийти в себя. Тебе скоро уезжать.
Внезапно реальность становится еще хуже, чем мой недавний кошмар. Лео заперт в злосчастном замке, а я так и не нашла способа ему помочь. И даже не искала, черт возьми! Все происходит по какому-то дебильному сценарию, а нас дергают, словно марионеток за ниточки!
Я нервно заламываю руки и кусаю губы до боли, пытаясь совладать с собственной беспомощностью.
— Я не уеду, пока не буду уверена, что ты в безопасности, — тихий шепот срывается с губ и слов почти не слышно даже в немой тишине.
Я просто не смогу тебя оставить.
— Лео… — Я снова подхожу и крепко обвиваю его руками, прижимаясь всем телом. Так хочется сейчас врасти в него, стать щитом, который сбережет от беды. Я такая маленькая рядом с ним, но так хочется быть уверенной, что я смогу помочь. Так страшно его сейчас отпустить.
