— Почему сразу не призналась, м? Думаешь, не помог бы?! Не пошел на встречу?
— Егор, пожалуйста…
— Настолько верила Удовиченко? А по-сути, Лида?!.. Ты предала обоих. ТЫ. ПРЕДАЛА. МЕНЯ. — Не отрывая взгляда от дороги, сжал увесистые кулаки и принялся лупить ими об руль. — Ты еб*чий договор подписала, глядя МНЕ в глаза…
Как же его переклинило. Перед глазами не дорога – размытое пятно. Сердце громыхало в груди, внутри такая давка – не передать словами. Задыхался. В себе. В своих чувствах к ней.
— … я ведь спросил… — выдохнул сквозь напряженные губы, выравнивая дыхание, — ты согласилась.
Лида оторвала от колен голову. От его взгляда виски стянула тупая боль. Х5 ворвался в город, нагло подрезая, обгоняя, лавируя в бесчисленном море машин не сбавляя скорости.
— По его приказу сосала? Ну?!.. — не унимался Егор, не замечая её полуобморочного состояния.
— По его! — обезумев, закричала на весь салон. — И сосала, и в Москву потащила – всё по его приказу. Я ведь шлюха, зачем спрашиваешь?
Закрыла лицо ладонями, сжавшись в комок из напряженных нервов и оголённых эмоций. К чёрту всё. Всё!! Пускай что хочет, то и думает.
Резкий, оглушительный визг тормозов. Только чудом удержалась на месте, не разбив голову об лобовуху. Грудная клетка с болью во что-то упёрлась и отпружинила обратно в спинку сиденья. Недоуменно опустила мокрые от слёз глаза на мужскую руку, которая молниеносно перехватила её корпус, защищая от прогнозируемого удара, и рвано втянула в себя воздух с расширенными от пережитого страха зрачками.
— Надо же, не солгала, — его и без того грубый, низкий голос исказился до неузнаваемости. — Хоть в чем-то была честной, — и, рванув дверцу, выскочил на улицу под первые, тяжёлые капли дождя.
Лида оторопело посмотрела в окно. Егор остановил машину неподалеку от автобусной остановки, практически выскочив на тротуар.
Заторможено подняла с коврика сумку и тоже вышла на улицу, не страшась хлестких ударов молнии. Отыскала глазами Егора, прислонившегося плечами к росшему неподалеку каштану и медленно, пошатываясь, на дрожащих ногах пошла в противоположном направлении.
Дождь заливал лицо, скрывая прорвавшуюся плотину слёз. Как же хорошо – можно плакать не таясь, не боясь быть уличенной в душевной слабости.
Промокла насквозь. Неожиданно навалилась такая тяжесть, такая моральная усталость, что совсем не осталось сил на борьбу с оправданиями. Она не убегала. Нет. Просто не видела смысла оставаться там, где ей уже не было места.
* * *
Не в курсе, сколько простоял истуканом. Не шевелясь, уставившись в одну точку. Выпал из времени. Может, десять минут, а может – час.
Вернулся к машине. В салоне пустота.
Вдохнул влажный воздух, стремясь испытать долгожданное облегчение, и горько улыбнулся – ничего не вышло. Только мокрая рубашка противно облепила разгоряченное тело.
В салоне тепло и, кажется, ещё присутствует её запах. Откуда-а-а?.. Ну откуда ему тут взяться? Выветрился. Но Егор маниакально втягивал салонный воздух, прислушиваясь к ощущениям.
Единственное, чего сейчас хотелось больше всего – забиться глубоким, беспробудным сном без каких-либо сновидений и мыслей. А потом проснуться и словно ничего не произошло влиться в привычный ритм жизни. Но телефон, с*ка, если бы мог, уже раскалился от многочисленных вибраций. Кто только не звонил. Проще сказать – кто этого не делал. Таких и на пальцах одной руки пересчитать можно. Поначалу отвечал выборочно, завод куда важнее. А потом и вовсе перешел на беззвучный, задолбавшись слушать одно и то же.
Пятнадцать пропущенных от отца. Подождет. Уже общались. С той информацией, что теперь была на руках, многое придется переосмыслить.
Черт! В который раз шибанул кулаком об руль, даже не скривившись от боли в руке – а вот этот звонок пропускать не стоило. Быстро набрал знакомый номер и замер в тревожном ожидании.
— Егор Андреевич, слава богу, — на том конце связи облегченно выдохнули. — Мы уже не знали, что и думать.
— Михайловна, как там мама? — вот это самое важное. Всё остальное так, шелупонь, мечтающая захреначить нож в спину при каждом удобном случае.
— Не очень. Вы бы приехали, хотя бы на десять минут, успокоили. Как увидела вас по новостям, так места себе не находит.
— А какого хрена ты ей эти новости включила? — разозлился, выруливая на дорогу. — Ладно, — пристрелялся по зеркалам, подрезая обнаглевшую Мазду, надумавшую поупражняться с ним в ловкости, — через час буду. И скажи ей, что жив, здоров. Пускай не накручивает себя попусту.
За этот час ему стоило принять душ, что-нибудь перекусить и привести себя в более-менее пристойный вид, а то до сих пор в окровавленной рубашке со следами сажи на воротнике.
В таком взвинченном состоянии, докуривая на ходу сигарету, и ворвался в дом, ошарашив внезапным появлением Федоровну. Вот где баба не от мира сего. Да ей хоть конец света за окном – знай, делает свое дело: гладит, готовит, убирает. Телевизор вообще считает злом. Из многочисленных вариантов просвещения признает только книги и местную прессу.
— Мать моя женщина! Егор Андреевич… — всплеснула руками, провожая взглядом взвинченного работодателя. — Вы откуда такой разукрашенный? Из Москвы, что ли?
— Федоровна, не выноси мозг. Быстро сообрази что-нибудь пожрать. Я через десять минут спущусь.
Оставив бедную женщину теряться в догадках, взлетел на второй этаж и бегом под контрастные потоки воды. В спешке намочил бинт. Выругался. Придется перевязывать.
В такой же в спешке проглотил то ли завтрак, то ли обед. Как такого чувства голода не было. Но умом понимал, что, если нагрянет в офис – это надолго и возможность перекусить вряд ли появится.
Кратковременный отдых помог прийти в себя. Обрести прежнее хладнокровие. Внешне. Внутри… а нечего лезть ему в душу. Зачем пачкаться? Там так мерзко.
Всё же смягчился. С самым важным человеком в мире по-другому нельзя.
Стоило переступить порог сталинки, как к нему на шею бросилась мать.
— Егор…
— Мама-а-а, ну всё, перестань, — принялся успокаивать всхлипывающую женщину.
Она жалась к нему своим исхудалым телом в поисках потерянного душевного равновесия.
— Ты же видишь сама, со мной всё хорошо.
— Но по новостям… Егор, что теперь будет?
Он вздохнул. С одной стороны было радостно от проявленного интереса, значит, лекарства действуют, а с другой – ну не с матерью же обсуждать планы по устранению Удовиченко.
— Что будет? А ты как думаешь? Возобновим работу завода. Сейчас там во всю идут ремонтные работы. На мне двести человек, я не могу их оставить без куска хлеба. Стены залатаются, техника отремонтируется. Видела, сколько у меня помощников?
— Видела, — улыбнулась, смахивая слёзы Галина Сергеевна.
— Так что всё решим. Впервой, что ли? Вспомни, как отца прессовали в начале восьмидесятых.
Женщина кивала головой, соглашаясь с доводами сына. Для неё что важно? Чтобы ему ничего не угрожало, чтобы в его жизни были надежные люди. Чтобы он выстоял. Не такой судьбы ему желала. Спокойной хотела, стабильной. Чтобы как у всех: дом-семья-работа. И так по кругу. Чтобы практически в сорокалетнем возрасте, наконец, обрел любимую женщину и… У него ведь были дети или ещё нет? И что там было в 80-х-то?
— Пойдем, я приготовила твой любимый суп. — Скрыла замешательство, рассеяно скользнув рукой по безымянному пальцу сына. Кольца нет. Но ведь раньше носил?
Первой прошла на кухню и с мягкой улыбкой на лице принялась расставлять тарелки.
Егор обреченно вздохнул. Не отказываться ведь, ещё расстроиться. Хотя дома еле заставил себя проглотить пару ложек.
Жанна Михайловна, медсестра и по совместительству сиделка, воспользовалась моментом, перехватив в коридоре Студинского и как можно тише прошептала:
— В больничку ей нужно, на переосмотрт.
— С чего вдруг? — удивился. — Разве есть повод для беспокойства?
