Урод на водительском сиденье увозил ее сына, а она могла лишь смотреть ему вслед, не в силах вырваться из рук человека, которого считала своим другом.
Эйдан отпустил ее лишь после того, как автомобиль скрылся из виду. Сначала у нее подогнулись колени, но она встала, проскочила мимо пытавшегося остановить ее Коннора, налетела на Томми и, вцепившись в него, тряся его за ворот, заорала:
— Наркоман поганый! Вонючий кусок дерьма!
Потом она бросилась вдогонку за унесшимся по дороге черным седаном и, хотя он быстро пропал из виду, продолжала бежать до тех пор, пока, выбившись из сил, не упала на дорогу, рыдая, завывая, давясь икотой.
— Стейси. — Коннор опустился на колени с ней рядом. Глаза его, покрасневшие и влажные, были полны сочувствия.
— Нет! — крикнула она. — Нечего тут притворяться. Ты позволил им забрать его! — Она ткнула его в голую грудь ладонью, потом ударила двумя кулаками. — Как ты мог отдать им его? Как ты мог?!
— Прости, — прошептал он, не делая попытки уклониться от ее атаки. — Прости, Стейси. Если бы существовала хоть малейшая возможность отнять его у них живым, я бы ее не упустил. Ты должна мне верить.
— Ты даже не попытался!
Догоняя ее по немощеной дороге, Коннор сбил в кровь босые ноги. Она заметила это, и сердце ее сжалось, отчего ей лишь стало еще хуже.
Коннор подхватил ее на руки и понес назад. Она не сопротивлялась, поскольку у нее не осталось на это сил, но и успокоения в его объятиях не обрела.
У нее забрали самое дорогое в жизни. Ее бесценное дитя.
Когда Коннор вернулся в дом со Стейси, Лисса плакала на диване, а Эйдан нервно расхаживал туда-сюда. Томми сидел на стуле, замотанный клейкой лентой. Поскольку его сознание было подключено к Сумеркам, следовало держаться настороже. Старейшие уже предпринимали попытку убить Лиссу, действуя через сомнамбулу, и этого нельзя было не принимать во внимание.
Коннор, со своей стороны, ощущал полнейшее бессилие, что было для него сущим проклятием и угрожало его психическому здоровью. Боль Стейси не давала ему покоя, доводя почти до безумной, кровожадной ярости.
— Господи, Стейс!
Едва наружная дверь бесшумно закрылась за вошедшими, Лисса вскочила и, как только Коннор отпустил ее лучшую подругу, заключила ее в объятия.
— Какое горе! Это я виновата.
— Ты ничего не могла поделать, — затрясла головой Стейси. Ее злобный взгляд, скользнув по Эйдану, переместился на Томми, а потом на Коннора, который вздрогнул. — Плохо, что рядом не оказалось крепких мужчин, — презрительно бросила она, устремляясь к телефону.
— Стейси, — умоляющим голосом окликнула ее Лисса. — Звонить никуда нельзя.
— Какого черта?! — взвилась она, хватая трубку дрожащей рукой. — Только потому, что коп может подумать: «Ну и дерьмо эти бывшие спецназовцы, если никто из них даже не попытался помешать похитителям»?
Коннор понимал, что при ее уровне осведомленности она просто не может оценивать произошедшее иначе, но такое презрение все равно глубоко ранило. Причем ранило не его гордость или эго, на которых за его долгую жизнь осталось немало вмятин, а сердце, которое до сих пор не принимало ничего так близко к себе, чтобы испытать подобную боль.
И эта чертова боль просто убивала его.
— Ты не знаешь ее так, как мы, Стейси, — негромко произнес он. — Мы ничего не могли сделать, не подвергнув Джастина риску.
— Дерьмо! — вскричала Стейси, ее глаза потемнели и округлились от боли и ярости. Лицо ее было мертвенно-бледным, руки тряслись. — Да любой из вас мог бы вырубить и ее, и этого ее придурка в маске!
— А ты уверена, что их было только двое? — перебил он ее. — Сквозь тонированные стекла невозможно было разглядеть, не прячется ли кто-нибудь на заднем сиденье.
— А определенно там кто-то был, — поддержал его Эйдан. — Кто-то ведь закрыл пассажирскую Дверь, когда Томми вышел.
Стейси нахмурилась, вспоминая этот момент.
Коннор, стремясь добиться ее понимания, продолжил:
— Пойми, Стейси, Джастин имеет для нее ценность из-за тебя. Рейчел была готова к схватке, она на то и рассчитывала, что убьет Джастина, а вместо него захватит тебя. Это повысило бы ставки, а ты уж мне поверь, Рейчел обожает, когда ставки взлетают до небес. Думаешь, она просто так все время держалась возле открытой двери? Ручаюсь, меч находился у нее под рукой, и она успела бы схватить его, попробуй любой из нас дернуться.
— Это ж с каким, черт возьми, антиквариатом вы имеете дело, если ради него идут даже на похищение детей?
— Послушай, — мягко произнесла Лисса, обняв Стейси за дрожащие плечи. — Пойдем на кухню, я все тебе расскажу.
— Я должна позвонить копам.
— Позволь мне сначала объясниться. Если после этого ты не передумаешь обращаться в полицию, я сама тебя туда отвезу.
— Да что вы за люди такие! — хрипло, с надрывом выкрикнула Стейси. — У меня сына похитили, а вы хотите, чтобы я ничего не делала!
— Нет же, — пробормотал Коннор, чей живот скрутило узлом. — Мы хотим, чтобы ты поверила нам — своим друзьям. Мы те люди, которые… — Слова застряли у него в горле, ибо он понимал, что обманул ее ожидания.
И пусть не в его силах было предпринять хоть что-нибудь, не подвергая опасности Джастина, он все равно был виноват в том, что не смог защитить ее от боли. Не смог защитить любовь.
Точное ли это слово? Он заботился о ней. Хотел быть с ней. Не мог видеть, как она страдает. Хотел, чтобы она улыбалась, посмеивалась, мечтал о ее мягких прикосновениях и стонах наслаждения. Хотел побольше узнать о ней и в ответ поделиться сокровенным с ней. Была ли это любовь?
Возможно, то были ее семена. Первые всходы. Неужели им суждено завянуть и умереть? Или же он может исправить ситуацию и получить возможность увидеть, как они разрастутся?
— Стейси, я твоя лучшая подруга. — В ласковом голосе Лиссы прозвучала стальная нотка, проникшая в мысли Коннора. — Я люблю тебя. Люблю Джастина. Я хочу, чтобы он вернулся, так же сильно, как и ты.
Грудь Коннора сдавило болью, когда Стейси разрыдалась и повисла на подруге, ее черные кудряшки спутались со светлыми локонами Лиссы. Во всхлипах Стейси слышались безнадежность и отчаяние, страшно его терзавшие. Она была его женщиной. Единственной за всю его жизнь. Он обязан был оберегать ее, заботиться о ее безопасности. А вместо этого втянул в такую жуткую историю, обернувшуюся столь страшным горем.
— Брюс!
С трудом оторвав взгляд от спины покидавшей гостиную Стейси, он обернулся к Эйдану:
— Чего тебе?
— Приди в себя. Надо все обдумать.
