На это вопрос у меня нет однозначного ответа. Мужики женатые и изменяющие — это отдельный подвид, который живет по своим принципам.
— То есть ты больше не считаешь, что быть одной гораздо хуже, чем путаться с женатым? — не удерживаюсь я от язвительности.
— Ой, дочь, ну кто же знал, что там такая ненормальная семейка! И что ты теперь делать будешь? Может, ко мне приедешь? Тебе оставаться одной сейчас опасно.
— Может и приеду, — без особого энтузиазма откликаюсь я, вдруг ощутив усталость и апатию. Становится плевать и на Антона, и на его одержимую демонами жену и даже на разрисованную дверь. Хочется домой под одеяло и проспать сутки кряду.
Идея сна кажется мне настолько удачной и своевременной, что я, взяв с мамы обещание заблокировать номер Вероники, иду прямиком в кабинет начальника, чтобы отпроситься и заодно извиниться за все, что эта идиотка натворила.
Шеф проявляет чудеса толерантности, и на мое признание в том, что я стала жертвой преследования, обещает не допускать распространения сплетен в коллективе, дарует выходной, а дверь великодушно поручает отмыть уборщице.
От неожиданной поддержки у меня даже поднимается настроение. Вот не зря говорят, что клин клином вышибают. Могла бы грустить о потерянном клине Антона, но вместо радуюсь тому, что меня не уволили. Спасибо его убитой на голову супруге.
Приехав домой, я, следуя намеченному плану, забираюсь в кровать, однако, сна нет ни в одном глазу. Воображение рисует сцены, как я отвешиваю Антону хорошего леща и молочу его неверную благоверную лицом в разрисованную дверь. Вот что стресс делает с матерыми пацифистами, к коим я себя отношу.
Слава богу, звонит мой пропащий дружок Дима. Еще полчаса наедине с собой — и я бы нафантазировала на пожизненное.
— Ну привет, голубка дряхлая моя, — в своем весело-токсичном стиле здоровается он. — Я ни от чего тебя не отвлекаю?
— Если тебя интересует, не занимаюсь ли я сексом, то нет, — усмехнувшись, я сажусь на подушку. — Это опасное развлечение осталось навсегда в прошлом.
— Тогда не вижу смысла с тобой дальше разговаривать, — ржет Дима и смешно пародирует гудки: — Бип, бип, бип.
Я тоже смеюсь, думая, что соскучилась по его иронии. Из-за своего затяжного постельного марафона я прилично выпала из жизни, и мы стали редко видеться.
— Может мы с тобой того, малыш? — шутливо предлагаю я. — В смысле, этого самого?
— Выпьем, что ли? — моментально догадывается Дима, подтверждая свой статус давнего друга. — Давай. До пятницы я совершенно свободен.
Через час мы с ним сидим в «нашем» баре и чокаемся текилой.
— Рассказывай давай. — Бросив на стол обглоданную дольку лимона, Савичев внимательно смотрит на меня. — Что стряслось с твоим воздыхателем? Прошла любовь — завяли помидоры?
Вздохнув, я рассказываю ему все без утайки. Про то, что Антон женат, про то, что я несколько раз пыталась закончить эту связь и про настигшие последствия в лице обезумевшей Вероники.
— Ну, во-первых, он мудак, — резюмирует Дима, включаясь в мою жизненную драму. — Во-вторых, ты дура. Его надо было в шею гнать после первого косяка. Тем более, что рядом ходят такие шикарные образцы… — Он с ухмылкой трогает себя за плечи.
— У этих шикарных образцов прицеп длиннее, чем у товарняка, — парирую я. — Или ты вступишься, когда Алиса начнет бить меня сковородкой?
Поняв, что шутка не совсем уместна, Дима серьезнеет.
— А на его жену надо написать заявление в полицию. Я не думаю, что вот прямо до уголовки дойдет, но подстраховаться стоит. Есть неразвитые типажи, понимающие только грубую силу. С ним чем хуже, тем они лояльнее. Помнишь у нас грузчик работал? С ним по-человечески разговаривать пытаешься — он морду воротит. На хуй шлешь — сразу как шелковый. Вот эта дама, похоже, такая же.
Я киваю, обещая себе, что если Вероника предпримет еще одну попытку ко мне сунуться — то заявление обязательно напишу. А сейчас я чувствую себя в безопасности и не хочу об этом думать.
Выпив еще по рюмке и поразглагольствовав на тему супружеских отношений, мы выходим из бара.
— До дома проводить не смогу, — предупреждает Дима. — Времени в обрез.
— Да я и не настаиваю, — усмехаюсь я. — Взрослая уже девочка.
— Ну ты звони, если что, окей? — Савичев треплет меня по голове. — И как вернешься в большой секс — дай мне первому знать.
— Пошел в жопу, — беззлобно огрызаюсь я. — Алиске привет.
К подъезду я подхожу, когда прилично темнеет. Несмотря на недавнюю браваду, страх преследует меня весь путь по ступеням, и в безопасности я себя чувствую, лишь когда захлопываю дверь и запираю замок.
Поймав в зеркале отражение своего напряженного лица, прыскаю:
«Ну ты, Ксюха, и сыкуха. Думаешь, Вероника тебя сутками караулит?».
С этой мыслью иду умываться, но только включаю воду, в дверь раздается звонок. Внутри по привычке екает. Неужели Антон?
Закрыв кран, я беззвучно подхожу к двери и заглядываю в глазок. Там никого. В теле поднимается легкая дрожь. Антон точно не стал бы прятаться.
На цыпочках, не включая свет, пячусь в гостиную. Звонок повторяется снова. Я лихорадочно ощупываю себя в поисках телефона и от раздавшегося грохота с визгом роняю его на пол. Это все тот же грохот, так сильно напугавший меня вчера.
Упав на колени, я хватаю мобильный и трясущейся рукой тычу последний номер в списке вызовов. Им оказывается номер Димы.
— Соскучилась? — иронично интересуется он.
— Дим… Она вернулась… Снова пинает мне дверь, — всхлипывая, тараторю я. — Я не знаю, что делать… Мне очень страшно…
Грохот повторяется вновь. Если штукатурка до сих пор не треснула, она обязана сделать это сейчас. Даже удивительно, что средних размеров женщина способна на пинки такой силы.
— Успокойся, — изменившись в тоне, распоряжается Дима.
— Ты слышишь?! — не желая слушаться, ору я. — Она же башкой повредилась!!!
— Да слышу я. Это полный пиздец. Звони ментам. Скоро буду.
Сбросив вызов, я, обливаясь слезами, звоню в полицию. Мне отвечают, лишь когда грохот стихает, и обещают прислать наряд. Еще минут через двадцать приезжает Дима, и обняв, позволяет как следует прореветься на его плече.
— Постели мне на диване, — ворчливо говорит он на мое предложение сделать чай. — От тебя на работу поеду.
— Спасибо, Дим, — шепчу я, мысленно прося прощения у Алисы. — И прости за это. Ты ведь совсем не обязан… Это должен был быть он.
65
Следующий день застает меня стоящей в очереди в ближайшем отделении полиции. Дима прав. Отдельным людям необходимо давать ответ, ибо интеллигентное молчание они воспринимают как повод продолжить нападки. Вероника попросту наслаждается своей безнаказанностью, так что я твердо решила восстановить справедливость. Если делу не дадут ход — пойду дальше. Обращусь к юристу, напишу в прокуратуру, но заставлю ее считаться с законом и чужими границами.
— Что у вас? — Толстый полицейский за стеклом даже не утруждается поднять глаза.
Занервничав от столь короткого вопроса, я пытаюсь подобрать нужное слово. То самое, которое заставит равнодушного представителя закона воспринять меня серьезно. Надеюсь, его заводят не только поножовщина или убийства.
— Преследование. — Я стараюсь звучать твердо.
— От кого? — все так же незаинтересованно спрашивает мент, правда глаза в этот момент все же поднимает.
— От бешеной бабы, желающей вернуть себе гулящего мужа, — чеканю я, глядя на него. — Она караулит меня под окнами, пинает дверь, позорит перед коллегами и пишет гадости моей маме.
Хотела бы я сказать, что в его взгляде появилась хоть толика любопытства — но хрен там. Кажется еще чуть-чуть — и этот румяный пончик в форме зевнет мне прямо в лицо.
Я машинально оглядываюсь на женщину с синяком во всю щеку, и неопрятного дрища, по виду напоминающего наркомана. Они-то здесь явно не из-за жалобы на оскорбления. От этой мысли становится грустно и смешно. Олеся бы уже загоготала во весь голос, заявив, что я выгляжу обиженной дочерью олигарха, пришедшей за пособием по безработице.
