Удалось это не сразу. По ночам боль была так сильна, что он физически ощущал её, вставал, уходил курить в кабинет, не находил себе места, даже когда жил с Катей.
Неуловимое присутствие Риты в этом доме и в этой постели он не мог перебить ничем. И это присутствие мучило его постоянным и неразрешимым вопросом «Почему? Что он сделал не так? Что?» Вместе с этими вопросами приходила боль.
В первые месяцы она была жестокой, острой, невыносимой. Виктор совсем ослабел от неё и плакал по ночам.
Со временем он научился жить со всем этим. Жить среди людей, не выказывая своего отчаяния и совершенной апатии к миру. Он думал, что всё кончено, что не сможет перенести этого страдания. Но жизнь заставила — смог. Не попытался стреляться или вешаться, придерживаясь правила, что поправить ничего нельзя только когда крышку заколотят и в землю закопают. Во всех остальных случаях выход есть, надо искать.
Но теперь, когда Маргарита вернулась, на Вяземского обрушился страх. Виктор знал, что ему нельзя ни говорить, ни встречаться с ней, что его, каким-то образом упорядоченное Я снова распадётся. И всё, что он так мучительно и трудно собрал в целое — станет бесформенной грудой обломков его прошлого.
И всё же… надо решиться.
Распрощавшись со Штерном, Виктор сел в машину и некоторое время оставался так, не запускал двигатель, а сидел и смотрел на выключенную панель управления.
Он вспоминал Риту, свою жизнь с ней, тот день когда они встретились и тот когда он пришел к ней и остался. Много чего вспоминал, в нём всё ещё жила неизбывная обида на то, что она так просто оставила его, но зла на Маргариту Вяземский никогда не держал.
Наконец, он достал мобильный, набрал номер. Она долго не подходила.
Сердце его дрогнуло и ладони стали влажными, когда он услышал знакомый голос.
— Да? — сказала она.
— Здравствуй Рита, — отвечал Вяземский.
— Привет! А я вот тут убираюсь с самого утра, Игорь такую грязь развёл. Ты когда приедешь? Что на ужин приготовить?
Так просто было сказать: «Приеду скоро, я уже освободился», но Виктор не смог. Он малодушно начал искать полумеру. Желание выяснить всё, расставить точки над «i» померкло перед страхом встречи с ней.
Виктор ненавидел собственную слабость, он не хотел возврата, но вместе с тем боялся и последнего разговора. Пока «прощай» не сказано — она всё ещё его, в его доме, вернулась туда и для него путь к возвращению не закрыт, но выяснение отношений неизбежно приведет к расставанию.
Как же странно! Они не виделись и не говорили целый год, а у Виктора не было ощущения, что расстались.
— Да, я заеду как-нибудь…на днях, — с трудом произнёс он.
— То есть, что значит «как-нибудь?» — возмущенно фыркнула она, — почему не сегодня? Ты разве не на вокзале? — В голосе её уже звучало нетерпеливое раздражение, которое Виктор так хорошо знал.
— На каком вокзале?
— Ну не тупи! На Московском, на каком ещё? Я позавчера звонила в офис и мне сказали что ты в Москве.
— Я вчера приехал.
— Вчера… — Она замолчала, потом спросила, — а ночевал где?
— У мамы.
Виктор отвечал односложно. Он всё знал наперёд. Как сейчас она замкнётся, как позволит обиде заслонить все другие чувства. Они множество раз ссорились так.
Рита всё молчала, она ждала, что он скажет ещё что-нибудь, но сказать ему было нечего. Раньше…раньше бы он сказал её, что любит её, а теперь Виктор и сам не знал.
Он не мог понять своих чувств, ему слишком долго было больно, Рита резала по живому, потом раны рубцевались. Эти-то рубцы и мешали сейчас всему остальному. Не давали понять, что же в нём осталось. Любовь? Или только уязвлённое самолюбие.
— Ну, понятно тогда, — очень спокойно и даже каким-то радостным, активным тоном сказала Рита, — тогда звони как-нибудь.
Она разъединилась не прощаясь, и Виктор выругался сквозь зубы. Как же легко она умеет выводить его из равновесия.
Он сразу же перезвонил ещё раз, Маргарита долго не брала трубку, но Виктор всё удерживал соединение и наконец она ответила.
— Что ты хочешь? — по голосу слышно, что плакала…
— Послушай, Рита… мне надо поговорить с тобой насчёт дома.
— Говори… если надо. Мне вот не надо.
— Перестань! И потом это не телефонный разговор.
— Я пока никуда не собираюсь вообще-то.
Виктор вздохнул. Он понял, что не получится иначе и повернул ключ зажигания. Машина дрогнула, заработал двигатель. Это всегда успокаивало его. Внешний мир со всеми его проблемами оставался где-то там за стенами салона, за тонированными стёклами, за рокотом мотора. Но только не в этот раз…
— Я приеду минут через пятьдесят, если в пробках не застряну, — сказал он, выруливая со стоянки.
— Хорошо, — голос Риты прозвучал бесцветно ровно.
И нельзя было понять рада она, сердится или ей всё равно.
В доме всё было как в тот день когда она ушла. Все изменения внесённые Катей Маргарита методично устранила.
Теперь всё выглядело опять идеально и красиво. Если бы не тяжесть на сердце, то можно было бы подумать, что они и не расставались. Но прошедший год никак не сбросишь со счетов.
Конечно Рита поняла, что Виктор жил тут с другой женщиной, но ничего не сказала. Ни слова. Он и не собирался это скрывать, готов был ответить на её упрёки и вопросы, а она не спросила.
Они оба не знали, как теперь быть: совсем чужими — не давала прежняя близость, которая не могла исчезнуть бесследно. Но именно след. Тень тени прежней любви.
Виктор смотрел на Риту. Искал перемен? Но она совсем не изменилась — всё также вызывающе красива. Тёмные волосы, бархатистые карие, почти чёрные глаза.
Такая маленькая и независимая. Видно, что обижена, и от этого ещё больше старается казаться беспечной. Если и плакала, то не долго, глаза не сильно покраснели.
Он не знал, как она поведёт себя. Когда ехал и не думал об этом и, только подходя к дому, позволил себе расслабиться и представил их встречу. Может, Рита повиснет у него на шее и скажет, что ничего не было? Объяснит ему почему всё так вышло? Ведь ни он сам, ни она не хотели расставаться. Верили в любовь. Во всяком случае Виктор верил. Потому так и обрубил все концы, разом ушел из семьи — что безоговорочно поверил. И также и сейчас он хотел бы поверить ей… Хотел бы…
Ради этого ломал себя, старался привыкнуть к тому, против чего яростно протестовала его внутренняя сущность, готов был принять в Маргарите, а она всё твердила, что он пытается её изменить… нет это было не так. Скорее он бы сам изменился, чем смог хоть на йоту её переделать. И потом… он любил её такую, как она есть, со всеми её недостатками. Ему было не важно какая она, а лишь то, что она любит.
Любит ли она всё ещё, и если да, то что же делать ему? Остаться с ней и ждать того дня, когда она снова уйдёт?
Если он сможет разобраться во всём, то его жизнь в этом доме снова станет возможной. Он так стремился к своей мечте и почти обрёл её.
Виктор готов был ни о чём не спрашивать, всё забыть, только бы она сделала первый шаг. Один маленький шаг, который дал бы понять, что её чувства остались прежними, что они вообще были, что за их отношениями не стояла жестокая игра в чувства. Нечто закрытое для него. Кто она? Кто? Кем была для него всё это время, не только то, что они провели вместе, а и то, которое он прожил без неё?
Рита не подошла к нему. Она стояла и ждала…
— Здравствуй, — сказал Виктор.
Он с запоздалым раскаянием подумал, что надо было хотя бы цветы купить.
Ведь они не виделись почти год.
— Здравствуй, — отвечала она, — ужинать будешь? Я салат приготовила.
— Нет, спасибо, я со Штерном поел, — и опять он мысленно осудил этот свой отказ. Почему он не может поужинать с ней? В памяти некстати всплыл их дурацкий давний разговор, что она не официантка и не собирается подавать мужу обеды и ужины, как прислуга. Да к чему всё? Зачем эти мысли?