Диктую телефон деду, который он тут же забивает.
Еду домой, надеясь, что он не опрокинет меня в своих обещаниях. Очень надеюсь. В полу-коматозном состоянии приезжаю домой. Минут тридцать сижу и втыкаю в тачке. Голова пуста. Только по телу мотают тяжелые комки и нет им выхода никуда, залито сургучом со всех сторон. Сука, поплакать бы, да не умею. Даже маленький не плакал никогда, а сейчас очень хочется, но никак.
Мозгами понимаю, что эти тяжелые комья тянущего балласта должны куда-то выйти, но куда? А гонять их в себе больше нет сил. Нет, не сил- возможностей. Наступил предел гнетущего состояния, когда прёт настолько, что хочется куда-то нестись и что-то делать. Вопрос в том, что не знаешь куда и что. И это самое хреновое.
Вываливаюсь из машины и быстро иду в дом. У отца много запасов спиртного. Больше выхода не вижу. Цепляю бутылку дорогого пойла и медленно в себя заливаю. Первые пару стопок вообще не берут. Никакого прихода не чувствую. Колотит так же. Разматываю янтарную жидкость по стенкам бутылки и заливаю себе в глотку, сколько выдержу.
Огненное тепло побежало по полумертвому организму, и я начал оттаивать. Но по мере этого таяния, на нервные окончания резко опустились палящие эмоции предстоящей потери. Шестое чувство? Не знаю. Не могу дышать. Нетвердой походкой иду к двери и распахиваю настежь. Пытаюсь наполнить легкие кислородом, но у меня не получается. Дышу в полсилы. Что за нахер..
41
— Вставай, страдалец. — слышу сквозь страшную похмельную полуявь — Ты че нажрался так, придурь? Анализы я за тебя сдавать буду? Да очнешься ты или нет?
С усилием раздираю глаза, которые словно клеем залиты. Сукааа. Сегодня же анализы и вечером ждать звонка от деда Адама. Пытаюсь повернуться, чтобы встать с поверхности. Все с трудом, как гвоздями прибило. Лежу, изображаю из себя бревно.
Надо мной нависает Ганс. Блядь, рожа у него серьезная, как у депутата. Внимательно его рассматриваю, или так медленно моргаю, не понял еще.
— Вставай, че пялишься? Не видел давно?
— Ганс, — говорю скрипучим, как не смазанные петли, голосом — подними меня, че-т не рассчитал вчера.
— Алкаш, блядь, недоделанный. — дергает он меня с дивана — скажи спасибо, что твои в командировке, а то б батя навалял тебе по самые помидоры. Давай раздевайся, в душ иди, дойдешь, алкотрафик? Эй! Куда покандылял в другую сторону? — орет он мне в след — Ну, вали давай, воду ледяную вруби, дурь выгнать из себя.
Спасибо, че. Я ж не знаю. Выхожу из душа крайне посвежевший. Выбивал вчерашнюю слабость беспощадными струями. Помогло. По крайней мере я так думаю. Разбрызгивая воду вокруг себя, нахожу Ганса. Он сидит, жрет, опустошает мой холодильник.
— Слышь, Рус, она же на втором этаже лежит?
— Да. — изучающе смотрит на меня, не дожевав бутерброд.
— А там лестница, по-моему, рядом. — смотрю задумчиво, гоняя не оставляющую меня мысль.
— Слышь, спайдер, ты что задумал?
— Да жри давай, ничего пока.
Иду одеваться, оставляя Ганса отрешенно доедать. Натягиваю одежду, которая первой попадается под руку.
— Мы на твоей тачке или моей? — кричу ему со второго этажа.
— На моей. Потом тебя домой закину.
В принципе, если Адам мне не позвонит, то вариант с пожарной лестницей кажется мне выходом.
— Поехали. — спускаюсь торопливо.
Ганс закидывает в рот последний кусок и, на ходу, дожевывая, натягивает пиджак.
— Погнали.
Время в пути глушим музыкой. Говорить не охота. Сучий озноб пробирает меня по спине, по мере приближения к клинике. Вновь и вновь гашу в себе злость на себя, а если правда был секс по пьяни? Как быть тогда? В глубине души, все равно понимаю, что Куликова жестко наёбывает, но мерзотное состояние не отпускает. Где-то в желудке скручивают крупные спазмы. Да ссу, конечно, ведь отмазываюсь сам перед собой.
На подходе в кабинет начинает потряхивать. Ганс ободряюще толкает в плечо.
— Прорвемся, че зассал?
— Пошел ты. — вяло говорю ему и спазм крутит сильнее.
Нас ждет офигенно красивая дива. Других у Руса не бывает и не бывало. Высокая, фигуристая, достаточно молодая, но уже фантастическая величина по своему профилю. Она бодряще смотрит на меня и говорит легко и непринужденно, задает вопросы по теме. Пока отвечаю, достаю телефон и пишу Куликовой, где она есть, какого опаздывает. Незамедлительно приходит ответ, что она уже на парковке. Приехала.
Обдирает мысль, не боится, не опрокинула. Значит уверена, что от меня. Сукааа….Жизнь начинает рушиться. Просто, бля, херачит огромными обломками вниз по жесткачу. Надо же было так влипнуть. Дебииил…
Берут анализы, на автомате делаю все, что говорят. На дне моей души теплится надежда, что пронесет. Иначе, не знаю, как буду действовать дальше. Куликова и я, в принципе, несовместимы. Отрицаю уже этого будущего человека, если он есть, конечно. Понимаю, что веду себя, как последняя тварь, но ничего не могу поделать. Не соглашаюсь не по факту предполагаемого существования, а по Куликовой.
Сердце перестает работать в обычном режиме, как подумаю о реакции Лады. Вот самое страшное. Она мое будущее. Но примет ли все это? Именно поэтому отправил то сообщение, где, понимая уже, что влип, застолбил обещание быть со мной при любых обстоятельствах. Но эти обстоятельства вряд ли обрадуют.
Выхожу из кабинета и сажусь на кресла, расставленные вдоль стен. Ганс смотался. Ну это нормально.
По коридору раздается цокот каблуков и, я вижу, как навстречу несется Куликова. По мере приближения царапает ощущение, что что-то не так. Света подходит и садится рядом.
— Привет, милый. — тянется ко мне с поцелуем.
— Свет, — морщусь я — прекрати этот цирк.
— Оу, ты опять в плохом настроении.
— Хватит верещать. Иди, сдавай. — киваю в сторону двери. — А закончишь, побеседуем подробнее.
Она фыркает и без стука входит в кабинет. Я тут же забываю о ней.
Верчу в руках телефон. Листаю фотки Лады. Красавица моя. Увеличиваю и рассматриваю ее лицо. В какой-то момент, неожиданно для себя, провожу рукой по губам любимой. Застываю. Мысль оглушает. Да, любимой. И дело не только в том, что физический голод по ней неутолим. Тут другое. Я хочу ее всю. Не только роскошное тело, не только необыкновенную крастоту, а всю, целиком. Образ жизни, мыслей, отражение жизненных позиций, всего, что ей интересно. Хочу всё это разделить и дополнить.
В мессенджере горит ее ава. В сети. Невольно вздрагиваю от неожиданности.
Спартак: «Лада, малышка моя, как ты?»
Сообщение прочитано. В ответ тишина. Непослушными пальцами набираю следующее.
Спартак:«Детка, мне очень-очень жаль. Прости меня. Прости, пожалуйста. Сделаю все, что ты хочешь, только разреши увидеть тебя».
Сообщение прочитано. Вижу бегающий карандаш. Набирает, стирает, набирает, стирает. В эти моменты просто не дышу. Дыхание разбалтывается и постепенно, равными долями сильных толчков, покидает меня, лишает воздуха. Еще мгновение и карма настигнет, но Лада выходит из сети и мой позвоночник перестает меня держать.
Откидываю голову назад и прикрываю глаза, грудная клетка ходуном ходит, не могу наладить работу неподчиняющегося тела. Не ответила. Значит, ночью залезу по пожарной лестнице. По херу как, но увижу ее по любому.
Эта еще никак не выйдет. Что за анализы такие так долго берут. Вдруг, слышу повышающийся голос доктора. Разговор идет на повышенный тонах продолжительное время. Что за..?
Вдруг дверь распахивается и меня приглашает в кабинет врач, которая находится в крайне возмущенном состоянии. Куликова сидит с беспардонно наглым лицом, закинув ногу на ногу.
— Спартак, присаживайтесь. — приглашает Елена Владимировна.
Сажусь и пока не понимаю, что мне прилетит, но ситуация напряженная.
— Вы ничего не хотите сказать? — обращается она к Свете.
— А что вы хотите услышать, я остаюсь при своем мнении.
