Бергман кивнул Вангеру:
— Догони, верни.
Тот и без указания Бергмана уже пробирался через тесную приемную:
— Фрида, постой!
Она не остановилась до самого выхода, только там повернулась и подождала пару секунд, когда Даг подойдет ближе. Спокойно, слишком спокойно произнесла:
— Не стоило догонять, Даг, я не вернусь.
Он стоял и смотрел вслед, прекрасно понимая, что девушка права.
Урсулу увели в наручниках, а на стол начальству легли две просьбы об увольнении — Бергмана и Вангера.
В ответ отказ:
— Закончите дело, тогда поговорим.
На обоих было страшно смотреть, они вмиг осунулись и постарели лет на десять.
Вечером в квартире Фриды раздался звонок, на пороге стоял Бергман. Но мать девушки покачала головой:
— Микаэль, ее нет. Уехала сразу после возвращения из управления. Что случилось?
— Хелена, я сделал ошибку, которую никогда себе не прощу.
— Входи…
Бергман дружил со Свеном Линнерхедом — отцом Фриды, не раз бывал у них дома. Когда Фрида пришла работать в управление, пытался незаметно для нее самой ее опекать. Хотелось защитить девушку. Хотел защитить, а сам нанес тяжелейшую травму…
— Куда она могла уехать?
— Не знаю, сказала, что вернется, когда разберется со всем сама. Ты же знаешь Фриду — она кремень, вся в отца.
— Может, Кристина знает?
Но и младшая дочь Хелены не знала, где сестра:
— Нет, она только собрала сумку и сказала, что должна побыть одна.
— Если появится или позвонит, скажите, что я очень прошу встретиться со мной или хотя бы поговорить по телефону. Не в управлении, а лично со мной.
— Микаэль, что там у вас произошло?
Он рассказал все, не о самом деле, конечно, хотя мог — Хелена настоящая жена инспектора. Он честно поведал о своем подозрении и увольнении Фриды, не перекладывая вину на Дага, не выгораживая себя…
— Ты должен был спросить у меня… Я знала, где была Фрида, и о потере часов знала.
— Прости, я не догадался.
Если бы только Бергман или Вангер знали, куда именно отправилась Фрида!
Она сняла номер в отеле и поехала к… Ноелю Обергу. Зачем? Не знала сама, словно обязана доделать что‑то важное, прежде чем исчезнуть из жизни Вангера и Бергмана окончательно.
Оберг оказался таким, каким она его и представляла — красавчик, сознающий свою власть над женщинами. Хорошая машина, хорошая одежда, дорогой лосьон после бритья… И часы, которые стоят половину этой машины. Невольно закралась мысль — откуда у рядового хирурга такие деньги?
Интересу Фриды‑инспектора (она представилась именно так, с ужасом ожидая, что Оберг потребует документы) удивился, но вот Фридой‑женщиной откровенно заинтересовался. Она была вынуждена сказать, что необходимо расставить все точки над «i» в жалобах Эстерсунда. Доктор поморщился:
— Да оставьте вы это дело в покое. Одна дурочка считала, что сможет привязать меня к себе, родив ребенка, но не получилось. Вторая помогала мне там, где я не просил. Третья почему‑то решила, что я взялся оперировать ее ребенка потому, что неравнодушен к ней самой. А София и вовсе отравила жизнь в Эстерсунде.
Он чуть помолчал, но не потому что раздумывал, просто раздевал взглядом проходившую мимо официантку кафе, где они сидели. Взгляд доктора откровенно прошелся по стройной фигурке, и, когда девушка оказалась рядом, он достал визитку, протянул ей со словами:
— Позвоните мне, у вас проблемы со здоровьем, а я доктор.
Официантка взяла визитку, сунула ее в кармашек, пробормотав: «Спасибо…».
Когда она отошла, Оберг усмехнулся:
— Сексуальным. У вас, кстати, тоже.
— Да неужели? — Фрида боролась с желанием выплеснуть свой кофе ему в лицо.
— Да. — Оберг, кажется, не заметил ее сарказма. — Я могу помочь.
— Вы же хирург, кажется? Причем кардио.
— Кто вам сказал?
— Вы делали операцию на сердце Петера Грюттена?
— Вот откуда ветер дует? Нет, не на сердце, его сердце просто не выдержало наркоза. А обвинения этих двух ненормальных не касались смерти мальчика, он был не жилец и без операции. Эмма и София считали, что я обязан жениться на каждой из них, потом дружно меня возненавидели за нежелание делать это и даже подружились на этой почве. А потом решили меня убить. И ведь сделали бы это, не вмешайся высшие силы.
— Вы верите в Бога?
Почему‑то Фрида сомневалась в том, что он вообще во что‑то верит, кроме своей способности очаровать любую.
— При чем здесь это? — чуть поморщился Оберг. — Нет, но Провидение определенно послало мне симпатичную толстушку, сумевшую перенаправить интерес Грюттен в другое русло.
— Ее саму убили, вы знаете?
— Кого, толстушку?
— Нет, Эмму Грюттен.
— Да‑а?..
В голосе доктора Фрида не услышала никакого сочувствия и даже сожаления, просто был отмечен факт, что докучливая особа перестала существовать.
— А что за толстушка? — Фрида спросила первое, что пришло в голову, ей хотелось поскорей закончить разговор с Обергом. Доктор перестал ее интересовать, этот самовлюбленный индюк не стоил того, чтобы его защищать даже от ненормальных женщин. Погибла та, которую он знал, но никакого сочувствия. Не хотелось бы попасть к такому на операционный стол, хотя, вполне возможно, что хирург он отменный. Умение прекрасно делать операции и умение сопереживать людям не одно и то же.
Оберг пожал плечами:
— Любительница БДСМ, считающая, что может быть госпожой. Мне нравится таких обламывать. Знаете, это забавно: она разыгрывает этакую надменно жестокую самку, а когда ты ставишь ее раком и порешь, не обращая внимания на вопли, оказывается, что никакая она не госпожа, а просто шавка. Это не противозаконно, я выяснял.
— Вы увлекаетесь БДСМ?
— Нет, просто иногда ради того, чтобы отдохнуть, приглашаю к себе такую «госпожу» и превращаю в покорное животное. — Он поднял руки ладонями вперед, словно защищаясь от необоснованных обвинений. — Ничего криминального, та же плетка, которую она приготовила для меня, походила по ее толстому заду, тот же ошейник, та же цепь. Но все по обоюдному согласию. В Эстерсунде такого развлечения не найдешь, а в Стокгольме себе позволить можно.
— Извините, мне пора.
Фриде вовсе не хотелось выслушивать бэдээсэмские откровения Оберга. Она уже поняла, чего не хватало тем женщинам, которые досаждали ему в Эстерсунде — хотелось плети, — доктор им это обеспечивал.
Он попытался всучить свою визитку и ей, Фрида покачала головой:
— Не стоит, я не люблю плетки. И наручники тоже.
— Обойдемся без таких девайсов.
