Снейп в третий раз за день вошёл в кухню, сейчас пустующую - время вечерней, а вернее говоря, ночной трапезы было ещё далеко, и все в доме, как показалось Снейпу, спали с весьма глубоким сном.
На этот раз в руках Северуса было полное, неудобное, искорёженное кожаное ведро, из которого в то время ещё «Братик» отливал его, правда случайно, но оно и к лучшему, той душной ночью после «агнца». Профессор сделал элементарную вещь - вскипятил для себя воду, чтобы, не боясь неприятных последствий, преспокойно пить её.
Осталось малое - охладить кипяток, и Снейп, не дозвавшись даже завалящего какого-нибудь раба или рабыню, решил сам полезть в подпол, дав воде немного остыть среди копоти кухни, чтобы не обвариться.
Северус откинул крышку погреба и понял, вот оно - счастье. На него пахнуло такой благословенной прохладой, что ему захотелось, наплевав на приличия, поселиться там, в непроглядной глубине. Но вот спускаться хоть и по каменной, как и весь дом, состоявший из крупных блоков песчаника, лестнице, но в непроглядную тьму, Северусу расхотелось.
Он достал волшебную палочку и произнёс единственно необходимое сейчас «светлое» заклинание:
- Lumos maxima!
Посветил палочкой в подпол, но всё, что он увидел - две освежёванных туши овец, подвешенные на крючьях, на большее же сильнейшего заклинания освещения не хватило.
- Правильно я сделал, что не полез в эту дыру, - подумал Северус.
… Перед приходом Северуса легионеры преизрядно навели свой, воинский порядок в термах, пользуя, веселясь в водах всех трёх бассейнов и мальчиков, и содравших с них ломовую цену за «услуги» финикийцев, и друг друга. Теперь же они завалились во все три таверны, что были в городе, от приличной до таковой, в которую Господам вроде представителя рода Снепиусов и ступать зазорно, пили ышке бяха и вересковый мёд. А ещё жрали в три горла несвежую, да их желудкам не привыкать, баранину. Они, как и предполагал Снейп, набирались сил для путан, да так, чтобы с огоньком, на всю ночь. Преретрахать весь лупанарий - что могло быть слаще уставшим от мужского общества солдатам Божественного Кесаря… И они справились, а все путаны наутро залечивали бодягой синяки, полученные, как считали легионеры, за нерасторопность в их ублажении.
Наконец, домочадцы и рабы дома Снепиусов проснулись после обязательного полуденного сна, и Северус услышал осторожные шаги рабов в коридоре. Сам же он, выспавшись раньше, лежал в опочивальне, как всегда обнявшись с подголовником, от долгого сна на котором у него разболелись и шея, и затылок.
Дверь в комнату приотворилась, и вошёл заспанный, но свежеумытый колодезной водой, Квотриус. По раскрасневшимся губам и щекам было видно, что он успел приложиться к чему-то крепкому.
А что в эту эпоху могло быть крепче самогона - пресловутой «воды жизни»?
- Братишка, - начал заплетающимся языком Квотриус, - ты чего это с подушкой спишь, а не со мной?
-Построить им перегонный куб, что ли, чтобы самогоновкой не травили и без того бедные мозги? - мрачно подумал зельевар.
Вслух же самым едким тоном сказал:
- Это у тебя уже в глазах двоится, полукровка, что ты высокородного брата и своего Господина, братишкой посмел назвать? Ты, наверное, когда дрочишь, называешь так своего «дружка»? Ты и вправду его «братишкой» кличешь?
Вся эта ядовитая реплика, которая должна была поставить на место пьяного брата, произнесена была Северусом на народной латыни. По расчётам Снейпа, такая фривольная фраза из уст старшего брата должна было привести Братика в чувство. По-иному сейчас разозлённый профессор не мог подумать о своём любовнике - только, как прежде, когда Квотриус казался ему лишь полукровкой, позоряшим честь рода Снепиусов просто своим наличествованием, своей непутёвой жизнью.
- П-прости, Северус.
Невменяемый на этот момент человек, нимало не смутившись, продолжал надвигаться на зельевара.
- Что взбрело Квотриусу в голову? - с обречённой тоской подумал профессор. - Никакие, даже самые пошлые высказывания на него не действуют.
- Да ты не в себе, иди - проспись и ночью что б ноги твоей у меня не было, - решил воспользоваться удачной ситуацией Северус. - Видеть тебя не желаю, скотина пьяная и мерзкая притом.
Но брат неумолимо надвигался раскачанным телом, да ещё и, видимо, для пьяного куража поигрывая мускулами, на более щуплого, тонкокостного, хотя и высокого Снейпа.
И тогда нечего стало противопоставить волшебнику Северусу притив грубой физической силы, и использовал он магию.
Палочка мгновенно оказалась в руке, и с губ уже слетело:
- Stupefy!
Жёлтая вспышка, луч направился прямиком в грудь Квотриуса, в воздухе запахло тонким ароматом магии, но… какой-то неправильной, слишком неуправляемой, похожей на стихийную, и луч… отразился от некоей оболочки, возникшей и укутавшей, как кокон, тело брата. Тот лишь растерянно и испуганно смотрел на волшебную палочку Северуса, мгновенно протрезвев и прикрыв ладонью грудь.
В момент, когда луч поразил его необъяснимо возникший кокон, Квотриус пошатнулся, да так, что чуть было не упал - такой силы Сногсшибатель послал в него Снейп из опасения за свою то ли жизнь, что вряд ли, а вот честь… Профессор видел… какими голодными глазами вперился в него пьяный брат.
- Protego! - воскликнул рефлекторно Северус, видя, что луч направляется ему в живот.
Заклинание Щита сработало, и луч поглотился им.
- Ч-что э… эт-то было? - выдавил изумлённый сверх меры брат. - Северу-ус! Восхотел ты убить меня?
- Нет, иначе бы луч был зелёным, но разбираюсь я как в заклинаниях, так и в цветах.
Бросил Северус язвительно, сохраняя маску стоика, а вовсе не человека, испуганного и одновременно восхищённого пробуждением магии в брате, «Братике», простом маггле. Так вот, от кого пойдут маги в роду Снепиусов!
- Тогда что же хотел ты сoделать со мной, возлюбленный брат? Я почувствовал удар в грудь, сильный, очень.
-Хотел привести я тебя в чувство, чтобы перестал зажимать ты меня в угол с одному тебе понятными целями, - практически не солгал Северус. - Испугал ты меня своими нечестивыми намерениями.
Признавайся - что тебе было нужно от меня? Ты смотрел на меня так, словно голодный на лепёшку хлеба.
Квотриус упал на колени и уткнулся лбом, ну и конечно, фирменным носом Малефиция тоже, в пол и пополз так, стараясь облобызать туфли зельевара.
Снейп торопливо заговорил изменившимся голосом, похожим на молящий:
- Встань, Квотриус! Противно мне видеть, как тот, с кем делю я ложе, так унижается предо мною. Встань, прошу тебя, милый мой. Зачем пачкаешь ты в земле прекрасное лицо своё? Подымись!
