«Я никогда не славилась умением заводить верных друзей, и чёрт его знает, кто есть кто…» — обречённо выдала Сирена, когда я спросил, есть ли у неё верные друзья, способные взяться за дело, связанное с пропажей моей матери. Также обсудил с наставницей вопрос, касающийся сестёр: она согласилась с тем, что Аня должна знать о том, что теперь я в курсе, но только имя её попросила сохранить в тайне. «Придёт время, и я сама во всём признаюсь, а пока её чувства и последствия после признания моей вины могут стать ненужной проблемой», — говорила Сирена.
До вечера накидываясь, та с печалью и усталостью на лице вещала о всяких тонкостях преступного мира. Множество банд, мафия, приступные синдикаты — все они вели свою зачастую невидимую обычному глазу войну за территорию, и даже академия, являющаяся по факту оплотом справедливости, буквально граничила с подконтрольными синдикатам территориями.
В подтверждение своих слов Сирена привела один очень весомый и, на её взгляд, наглядный пример того, что даже совместные действия властей и героев не всегда могут дать желаемый результат. Так на окраинах и в подземных городках, спрятанных от всеобщего взора, расположились самые бедные и угнетённые жители Нового Сеула. Испещрённая туннелями земля стала раем для банд и террористических ячеек, что благодаря всё тем же способностям с лёгкостью маскировались и прятались как среди гражданских, так и за известными властям приделами, то возникали, то точно так же бесследно исчезали в недрах и пустотах шахт.
Много раз герои пытались навести там порядок: аресты, рейды, и даже зачистки. Но всё это в последующем приводило к терактам, обвалам и массовой гибели шахтёров. В итоге, держа всю региональную отрасль в заложниках, преступники и правящая верхушка, не желавшая терять поставки старых и новых сплавов, принесённых с тем же звездопадом, всё же нашли общий язык. Именно с этого момента, со слов Сирены, и началось постепенное просачивание синдикатов в местные органы власти. Ни о каком «мы с террористами переговоров не ведём», что гордо вещали власти Евразийского союза из телевизоров, и речи быть не могло.
«Все со всеми повязаны, поэтому, Алекс, семь раз подумай, прежде чем сказать кому-то хоть слово о нашем сегодняшнем разговоре», — высадив меня на том же месте, где и забрала, произнесла на прощание Сирена. Скорее всего, уже с утра женщина пожалеет о своём эмоциональном поступке, но сейчас, даже несмотря на то, как она поступила с моей матерью, я был ей признателен за откровение. Ведь пока труп матери не найден, у нас ещё есть возможность всё исправить!
По возвращении в академию в первую очередь решил заскочить к сёстрам: требовалось обменяться контактами и информацией, уже известной моим героиням. В тот момент, когда Аня желала подложить меня под Цивини, они уже догадывались, а быть может, и знали о пропаже матери. Также после разговора с ними требовалось связаться и с отцом. Подумать только, мой папаша-бухарь в прошлом самый настоящий киллер. Кем угодно его мог представить в своей жизни, но только не порядочным семьянином и киллером. Быть может, последнее ему даже больше к лицу, чем первое.
Поинтересовавшись, к кому я направляюсь, охранник, дежуривший у общежития пятого курса, сразу сообщил, что в «307» никого нет, куда-то вызвали, а куда — не имеет понятия. Возвращаться домой и связываться с отцом по мобильному, опасаясь случайной или намеренной прослушки, тоже не стал. Чёрт его знает, какие поля, помимо ослабляющего купола Зеро, висят над этим местом.
В этом опасном деле спешка чревата необратимыми последствиями, поэтому лучшим решением, на мой взгляд, станет сделать вид, что я сегодня ничего не слышал, в жизни моей ничего не изменилось, и вообще мне завтра на учёбу и работу. Поэтому просто развернулся и двинул в свою комнату, где спустя двое суток кутежа наконец-то наступило относительно тихое и изредка похмыкивающее на сортире и ванной спокойствие.
«Нехер было столько пить», — без капельки сочувствия сделал себе и двум своим полуживым азиатам чай без сахара, а следом, оставив горячий напиток у их поставленных раком у белого друга тел, сам направился на кровать, где, желая испытать свой гаджет и его аксессуары в виде едва заметных глазу наушников, упал на постель, слушая аудиозапись, пересказывающую главный свод правил для любого начинающего героя.
Несмотря на то, что информация, передаваемая через аудио, усваивалась куда хуже, чем при конспектировании и перечитывании материалов, не нагружала глаза и сознание, не требуя полной концентрации, и к тому же даже могла позволить заниматься домашними делами, попутно усваивая новые материалы. Телефон оказался куда более полезной вещью, чем о нём отзывался мой папаня, говоря, что с такими игрушками человечество лишь деградирует и тратит на бесполезный досуг всё своё бесценное время, отпущенное живым для самосовершенствования.
«О своей алкогольной зависимости он так не говорил», — переключая очередную аудиозапись и недовольно ворча в полудрёме, вспоминал не самые лучшие деньки своей жизни я, как вдруг пиликающий сигнал в общем чате, отогнав сон, привлёк моё внимание. Через секунду последовал ещё один и ещё: по-видимому, в беседе обсуждалось нечто важное, и я просто обязан был выяснить что.
Поначалу проморгавшись, полез в толковый словарь евразийского, но и там не нашёл толкования таким терминам, как «рофлишь», «флексишь», «чилю», вслед за которыми появились ещё с десяток типа «кринж», «зумер», «баттхерт» и какой-то «кек». К сожалению, встроенный в телефон переводчик тоже как-то странно переводил данные выражения, и лишь спустя час активных поисков мне наконец-то удалось найти подходящий словарь.
Оказалось, такие слова являлись отголосками далёкой и, на мой взгляд, слегка странной культуры двадцать первого века, что сейчас вновь входила в моду. А появилось всё это в нашем чате из-за какого-то видео, подписанного как «баян», хоть и картинка, как и первые несколько секунд самого ролика не имели совершенно никакого отношения к данному музыкальному инструменту.
Изначально происходящее на видео меня сильно шокировало и даже заставило сочувствовать людям, попадавшим в те или иные нелепые ситуации, но чем больше я смотрел, тем чаще слышал закадровый смех, всё отчетливее понимал, насколько же это абсурдно и смешно. Словно осёл, ржущий над своим удачным плевком в лицо наездника, держась за живот, до соплей и слёз заливался смехом, открыв для себя новый, ранее неизведанный мир, наполненный человеческой глупостью и неуместной решимостью.
Увиденное подняло моё слегка пострадавшее от утренних откровений настроение до максимума. Стараясь не думать о плохом, решил поддержать своих товарищей показавшимся мне смешным видео о каких-то новомодных Сеульских каруселях и с ужасом орущих от страха на них людях. Вот только отчего-то Тао и Хан не оценили ролика и, отталкивая меня в сторону, принявшись с новой силой извергать в унитаз последнее, что у тех осталось, потребовали «убрать это дерьмо».
— У нас сейчас свои карусели, Алекс… — засунув металлическую голову под кран, скрипя, как ржавая дверная петля, простонал стальной Тао, и я, лишь хмыкнув, отправился обратно в свою постель, всё так же смеясь с поступков, на которые я никогда в жизни бы не решился.
Несколько часов пролетели как один миг, скулы болели, а сам я, уже устав смеяться, тыкнул в очередное видео с комментарием от одного из одногруппников: «Вот это чел рофлит».
Старый бородатый мужчина в больших круглых очках и с напуганным лицом, держа в руках пожелтевшую папку, рассказывал о «секретных материалах», попавших к тому из секретных библиотек секретного ордена, именуемого масонами. На фоне сегодняшней истории Сирены слова мужчины о тайных орденах заиграли новыми красками. Говорил он по факту, мол, власти ничем не управляют, управляют те, кто печатает деньги и назначает им цену. Я вообще в жизни никогда не задумывался о том, что деньги печатают и почему те стоят именно столько, сколько указано на ценнике в магазине, и сейчас, по уши погрязнув во всей этой мистике, с каждым словом дедка поражался, как кто-то, знающий так много, может спокойно об этом говорить, и откуда у моих одногруппников вообще могут быть столь секретные сведения!
