В плену их желаний

Гомер тяжело сглатывает, её мягкие локоны, пахнущие чем-то сладким, касаются его лица, отчего он закатывает глаза, словно в экстазе, и Ханна на мгновение отстраняется, будто бы испугавшись. Или от отвращения. А это крайне нежелательно.

– Сделай со мной что-нибудь, что ещё никогда не делала…

Ханна приподнимает бровь и усмехается:

– Это невозможно, потому что я уже сделала с мужчинами всё, что когда-либо хотелось.

– А что они делали с тобой?

Ханна ведёт плечом:

– Тут спектр ограничен.

Гомер кивает, поднимается и дрожащими пальцами принимается гладить её бёдра, ведя руку чуть выше.

– Мм, – Ханна решает прикрыть веки и подождать, что будет дальше.

Её касается будто чёрно-белый мужчина, гангстер из старых фильмов, урод, в то время, как она, прекрасная, нежная блондинка, снизошедшая до него, единственная здесь имеет цвет, не считая алой кровати.

Гомер переводит взгляд на стену за Ханной и будто вздрагивает, а затем недовольно кривится.

– Мне нельзя трогать тебя, милая… Но одна мысль о том, что ты позволила бы это…

– В каком смысле нельзя? – Ханна настораживается, потому что это уже переходит любые границы заниженной самооценки. – А зачем мы тогда здесь?

И тут Гомер достаёт пистолет.

– Тебя должны были обыскать, – она отступает на шаг, но мужчина приближается и подхватывает её на руки.

– Я тебя вытащу отсюда, не волнуйся…

Он начинает метаться с ней по комнате, затем подходит к окну.

– Я не могу уйти! Отпусти меня, сумасшедший!

– Разве тебе нравится такая жизнь?!

– За стенами «Магнолии» я умру, идиот! – она повышает голос от страха, не может сопротивляться из-за приставленного к виску оружия. В неё никто никогда не стрелял, а потому проверять, насколько это опасно, не хочется.

– Что? – не понимает Гомер.

Дверь распахивается, и к ним подлетает Френк, красный от гнева. За ним заходит охрана. Оглушительный выстрел ещё несколько секунд отдаётся эхом в просторной комнате.

Гомера выводят скрученным и Ханна улыбается, глядя на эту картину, а он в ответ смотрит на неё взглядом, полным боли и непонимания. Отчего ей становится смешно. А от этого уже Френк с простреленной ногой тянет её за волосы, дёргает голову вниз и резко отпускает.

– Что ты ржёшь?! Тебе кажется это смешным? – у него шелестящий, сухой голос, не слишком приятный.

– Прости! – она, всё ещё не унимая весёлого смеха, валится на кровать. – Я так рада, что не пришлось спать с сумасшедшим! Боже, гора с плеч… Но…

Её выражение лица, всё ещё чертовски красивого лица, вдруг становится жестким:

– Какого хрена у него был пистолет?

Ханна лежит на животе, покачивая лодыжками в воздухе и сверлит Френка, который обещал ей полную безопасность, яростным взглядом рыжих, едва ли не ржавых, глаз.

– Его осматривали, не знаю, может, он его в заднице держал!

Она открывает рот, а затем усмехается:

– А вы туда не залазите? Там ведь так и складной нож можно держать, если ты не знал. Хочешь, чтобы меня тут прирезали?! – она визжит, словно к горлу реально подступает истерика и смеётся, переворачиваясь на спину.

Френк закатывает глаза, иногда эта женщина заставляет его вспомнить о том, как приятны объятья намыленной верёвки. Невозможная стерва!

– Сейчас не это важно, как ты не понимаешь, дурная…

Френк закрывает дверь и подходит к ней ближе, чтобы их не услышали.

– Я заметил некоторые тревожные признаки того, что тебя хотят убить. Я говорил, что за тобой охотились бы, если бы ты осталась снаружи. Но, видно, кто-то узнал и так. Это серьёзно, так что хватит веселиться!

Ханна принимает облик рыжеволосой женщины, приятной, даже интересной, но не красавицы. И Френк замирает, вздрогнув. А затем отводит взгляд, стиснув пальцы в кулак.

– Никогда так не делай.