– Ой, я тоже таких хочу, – Катерина осторожно поднимает очередную птичку за крылья.
– Так бери. Их нужно к потолку на леску.
– Пошли. Пока наши на очередном совещании прощаются с девственностью, мы птиц быстренько пришпилим.
Держу Катерину и потею под грузом ответственности. Еще бы – стоя на столе и созерцая ставший таким далеким пол, быстро осознаешь, что вопрос о неспособности человека летать перестает быть риторическим. Катерина наконец-то прикрепляет последнюю «посланницу зимы».
– Говорила я тебе, надо железо в спортзале тягать, а ты все на своей йоге в фигушки скручиваешься. Вот теперь стой, держи меня и медитируй.
– Оммммм, – тяну я натужно.
– Придурок ты, Макс, – хохочет Катерина.
В этот момент дверь конференц-зала с шумом распахивается и пространство вокруг моментально заполняется «церберами». Обозрев незапланированную публику и поймав недвусмысленно угрожающие взгляды, я понимаю, что момент несколько неудачный. Спрыгнув со стола и сняв Катерину «со сцены», пытаюсь просочиться сквозь строй почти рычащих мужиков. В дверях нервишки сдают, и я, обернувшись, ловлю такой взгляд, что кадык невольно подпрыгивает и перекрывает подачу кислорода. Блядь… Кажется, это залет.
И начинается… Куда ни пойду, напарываюсь на этот снайперский взгляд. Ощущение, что он мерки с меня уже снял, осталось заказать симпатичный гробик красного дерева… Ну, это я так… Нервы. Я же реально оцениваю свои шансы: что мои субтильные килограммы могут против этой тонны мощи? Вокруг помельтешить?
В очередной раз ежусь от прошивающего насквозь «прицела». А подбородок у «цербера» какой… скульптурный. И лоб высокий, нос, правда, перебит. Но зато шея… так, о чем это я? И плечи… Плечи … это да. И руки… Стоп! Где мое чувство самосохранения? Но не могу удержаться и провожаю его взглядом, «приласкав» спину и оценив, как хорошо сидят брюки… Что за мука-то такая… Мне его бояться надо, а не…
Утыкаюсь в монитор, в очередной раз пытаясь прогнать наваждение, и заставляю себя работать.
– Макс, – возникает на пороге Катерина, похерив мои планы на ударный труд, – пошли что покажу.
– Что?– любопытство никогда не дремлет.
В курилке Катерина, расстегнув блузку, демонстрирует мне полупрозрачную тряпочку, именуемую платьем.
– У нас корпоратив вечером, представляешь? Сразу после работы. Изверги. Ни прическу, ни макияж нет времени сделать. Вот, приходится в таких военно-полевых условиях выживать. Секси?
– Угу. Только вот шнуровку чуть отпусти, а то в кожу впивается. Давай помогу, – я с чистыми намерениями распускаю шнурок, перетянувший шикарный бюст.
Кое-как отделавшись от подруги, я забиваюсь в угол офиса и смотрю, как стремительно серый день перекрашивается в агрессивно-цветную ночь. А услужливое воображение рисует мне картинки, где Катенька, раскрасневшись от праздника и вина, утопает в жадных руках «цербера». И каждый новый мазок, добавляемый мною в это эпохальное полотно, отдается колющим чувством потери. Дурак. Как же я так умудрился? Хлопок двери глухо прокатывается по опустевшему зданию, вырывая меня из горестных размышлений. Надо идти домой. Я натягиваю куртку, наматываю бесконечный шарф и застываю перед зеркалом. На скуле начинает расцветать синяк. Мда… Вот он тебя и приласкал…
Открыв дверь, я застываю на пороге. «Цербер», явно с мороза, в припорошенной снегом дубленке, с пачкой сигарет в руке. А как же праздник и Катерина? Он делает шаг навстречу, вызывая острое желание отшатнуться в темное чрево офиса и забаррикадировать дверь изнутри.
– Больно? – встряхивает меня наполненный царапающим нервы хрипом голос. И горячие пальцы, коснувшись моей щеки, нежно оглаживают наметившийся синяк.
В груди, моментально отрубив мозг от реальности, тяжело отсчитывает секунды сердце, потом оно сжимается и толкает меня к нему. Стукнувшись носом в эту твердокаменную грудь, втянув запах сигарет и парфюма, чувствую, как руки жадно гуляют по моей спине, оглаживая и лаская, как в мою макушку, хрипло матерясь, шепчут нежности. Я обнимаю его за шею и целую куда-то в уголок рта, царапаясь о начинающую пробиваться щетину. Целую, ошалев от желания и страха. Целую, ни на секунду не выпуская шею, прижимаюсь плотнее. Мне мешают преграды из тяжелой зимней одежды, так хочется скорее добраться и почувствовать под пальцами правильную жесткость мужского тела. Я выдираю пуговицы из петелек, теряя часть по пути, пока он, спотыкаясь в темноте о стол, усаживает меня на него и стягивает шарф. Мои пальцы напарываются на грубую кожу и метал кобуры. «Цербер», что-то бормотнув, отстраняется от меня, тяжело дыша:
– Макс, погоди, нельзя так.
Я с трудом въезжаю в причину остановки и пытаюсь сфокусировать взгляд. «Цербер… – хочется заурчать мне. – Можно… тебе можно».
И внезапно оживает мое всегдашнее любопытство.
– А тебя вообще как зовут?
Должен же я знать, кого мне принесли «птицы счастья»?
Зимняя сказка (дополнительный квест)
Когда в последний выходной я его провожал до дома, казалось мне – все у нас будет. Конкретно не договаривались, когда встретимся, как дальше организуемся, но и прощаться не стали. Я ему подмигнул:
– До завтра!
Он в шарф нос спрятал и тихонько согласился:
– До завтра…
Макс
Можно долго и тщательно готовиться к стихийным бедствиям, но когда наступает час Х, на тебя все же сваливается беспомощность. Именно это чувство меня затопило, когда Милош, сверкнув улыбкой, разглядел меня в толпе встречающих и двинулся навстречу. Беспомощность перед прошлым, перед обаянием и напором, перед ураганом по имени Милош.
– Макс! – Милош, сграбастав меня в объятия, покрутил-потискал и наконец выпустил на волю. – Я устал как бангкокская проститутка на русский Новый год. Домой?
– Конечно, – покивал я ему, стараясь унять сбившийся сердечный ритм.
Чай давно остыл, а я молчал под бесперебойный, пересыпанный шуточками рассказ Милоша, не разрешая себе прикипеть взглядом к такому знакомому и незнакомому лицу.
Милош был моим многолетним наваждением, которое вроде бы должно было изжить себя, кануть в Лету. Но каждый раз при его появлении семена этого незабытого чувства стремились прорасти и оплести мою душу новыми цепкими побегами. Он изменился, в очередной раз встряхнув мою психику кардинальными переменами. И если раньше он предпочитал эпатаж во всех его проявлениях, то сейчас рядом со мной сидел холеный, утонченный, с ноткой богемности демон. Он даже в традиционной классике умудрился выглядеть почти порнографично.
