Мама. Она была строгой и уверенной в себе, иногда излишне жесткой, но я никогда не сомневалась в том, что она любила и меня, и Анжелу.
Я открыла первую страницу и погрузилась в чтение. Дневник начинался с рождения Анжелы. Мама подробно писала, как счастлива иметь дочку, пусть та и требует много сил и внимания. Я перелистывала страницы и улыбалась. В тот момент, когда речь в дневнике пошла обо мне, я почувствовала, как слезы потекли по лицу. Если Иштон зайдет, то…
То что? Обнимет? Погладит по голове? Или станет шептать нежности?
И что в этом плохого? Ничего. Ничего плохого нет в том, что мой муж увидит постыдную слабость и утешит меня. Честно говоря, я бы не отказалась и от двойного утешения, но Эрон прибудет еще нескоро.
Я полностью погрузилась в чтение, перелистывая страницу за страницей. Некоторые моменты вызывали радость, некоторые — грусть. И не переставала восхищалась мамой — она прямо говорила, что любит Анжелу сильнее, чем меня. Но мама так старалась не показывать этого, что лет до десяти я ничего замечала, считая, что мама любит нас с сестрой одинаково. Лишь потом, когда повзрослела, оказалось, что мама с сестрой более близка, чем со мной. Спасибо отцу, который ненавязчиво это компенсировал. Я не обижалась. Мне подарили правильное и счастливое детство, меня любили, так почему я должна обижаться? Без сарказма, без самоубеждения: обиды не было. Лишь светлые воспоминания и легкая грусть.
Сначала я улыбалась, но прочитав почти до середины начала чувствовать ужасную тревогу. Пришлось отложить дневник, налить себе стакан воды и выпить его залпом. Иштон до сих пор обсуждал что-то с первыми рыцарями, хотя за окном забрезжил рассвет, а я вернулась к прочтению дневника матери.
Спустя полтора часа я захлопнула прочитанную тетрадь и осознала, что трясусь как ненормальная. Идти к мужу и его подчиненным в таком состоянии — глупая мысль, но мне казалось, что если я сейчас с кем-то не поговорю, то попросту сойду с ума!
Я слезла с постели, накинула плотный плащ на себя, попыталась вдеть ноги в туфли, но у меня никак не получалось и я их просто пнула под кровать. Дверь открыть получилось не с первого раза — левая рука почему-то соскальзывала, а в правой я держала заветную мамину книжицу.
Я влетела в гостиную как вихрь, хотела позвать Иштона, но поняла, что не могу вымолвить и слова. Только хватало ртом воздух как выброшенная на берег рыба.
— Алисия?! — Иштон бросился ко мне первым. — Кто? Что? Напали? Что?!
Слезы застилали глаза, а картинка плыла.
— Это она-а-а-а, — провыла я.
— Кто она?
— Она убила маму и папу. А ведь для них она была самой любимой старшей доченькой! — я смогла выдать связную тираду.
— Ох, черт! — выругался Иштон, а потом резко прижал меня к себе. — Глен, скажи Блейку, чтобы прекращал искать в наших комнатах убийц и принеси мне успокоительное. А нет, лучше крепкого алкоголя. Что-то мне подсказывает, что нам всем понадобится глотнуть чего покрепче.
Я не сопротивлялась. Так и стояла, дышала запахом Иштона, пыталась успокоиться. То, что я узнала, было слишком ужасно, чтобы это сразу осознать. Понять, что моя сестра — настоящее чудовище, каких поискать. Лишь после того, как в меня влили приличную дозу отвратительно крепкого и обжигающего алкоголя, я успокоилась и смогла начать рассказ. А рассказать было что.
Моя мама была отнюдь не глупой королевой. Более того, именно она смогла прилично ослабить власть священников в Остеоне и поднять уровень жизни простых граждан. Она была, без капли преувеличения, великой королевой. А еще у нее была сестра — моя тетя, с которой они хорошо ладили и были очень близки в детстве. Пока однажды тетя не погибла.
И что-то в ее смерти насторожило мою мать. Но расследовать это дело было попросту некогда: скоро намечалась коронация, мама выбрала мужа — моего с Анжелой отца. И после коронации священники открыли ей страшную тайну о благословенном ребенке. И сказали, что нужно убить второе благословенное дитя, чтобы само благословение не ушло навсегда. Священники убили мамину сестру, когда настал нужный момент.
Вот только моя мама была не из тех, кто верит пророчествам без доказательств. Ее расследование продолжалась почти пять лет. Родились мы с Анжелой, и у нее появился повод копать еще глубже и яростнее. Больше пятнадцати лет мама посвятила расследованию. Она писала о том, как искала подходящих людей, которые точно не были связаны со священниками, как отправляла их в опасные места, как они погибали — ее верные соратники в борьбе со священниками и неведомым пророчеством.
Это были очень трудные для нее времена, но рядом был папа и ее рыцарь, призванный защищать ее с самого рождения. В какой-то момент маме стало казаться, что она никогда не узнает правду, потому она постаралась обезопасить меня всеми возможными способами: внесла в реестр королевских особ, заключила договоры с другими странами, целенаправленно обучала меня на дипломата, чтобы я смогла сбежать из страны.
А вскоре мой телохранитель и верный страж — сэр Рошкар — стал едва ли не ежедневно докладывать матери о подосланных ко мне убийцах, которых он устранял с поразительной легкостью. Тем, что я дожила до пятнадцати лет, я была обязана исключительно своему телохранителю, который превосходил всех телохранителей в истории Остеона. Многие сестры королев Остеона не доживали и до такого возраста.
Тогда мама собрала оставшихся соратников, еще раз прошлась по всему и смогла докопаться до истины.
И это истина оказалась просто отвратительной. Не было никакой потери благословенных сил, если выживали обе сестры королевского рода Остеона. Более того, согласно пророчеству должны были жить обе девочки, чтобы одна покинула страну и стала королевой в другой стране, оберегая ее от войн, а вторая была защитой для родного королевства. У них бы снова родились две девочки. И история бы повторилась. Рано или поздно мир пришел бы на все земли.
Вот только верховные священники, понимавшие, что если не будет войн и опасности, то они утратят власть над народом, исказили пророчество, выдали другой — страшный и мерзкий вариант.
Моя мама пришла в ужас, наверное, поэтому поспешила и ошиблась. Все, что она успела, — это убрать горстку священников, которые знали истинное пророчество и с удовольствием следовали ложному. Разумеется, кто-то остался жив. Например, тот, с кем связалась Анжела. И с кем она заключила союз.
— Анжела отравила моих родителей прямо в замке на ничейных землях. Яд был медленный, потому мама успела прожить еще час и сделать эту запись, прежде чем умерла.
Глава 48
После моего рассказа все замолчали. Иштон лишь крепче сжал мою ладонь, которую поглаживал во время рассказа. Лишь эта ладонь не давала мне забыться и погрузиться в боль. Когда-то у меня были подозрения, что сестра может быть причастна к смерти родителей, но одно дело предполагать, а другое знать, что она своими собственными руками подала чашку чая с ядом матери и отцу. Что она сама сообщила им о том, что сделала. Сама закрыла их в поместье, а священники перебили всю охрану отца и матери и оставили ложные следы, словно король и королева Далерии умерли в пути.
— Я только одного не могу понять. Почему Анжела меня не убила? — спросила я, прислоняя голову к плечу Иштона. — Не из-за любви же?
И я сама рассмеялась над своей шуткой. Странно, что никто больше не смеялся.
— У меня нет идей, — вздохнул Глен, нарушая вязкую и неприятную тишину. — Мы что-то не знаем о пророчестве, что-то, из-за чего твоя сестра решила, что выгоднее не убивать тебя, а женить на местном аристократе.
Я согласно кивнула. Все, теперь, кажется, все: я была полностью физически и эмоционально я опустошена. Иштон начал что-то говорить мне, я лишь промычала. Попыталась сосредоточиться, но услышала лишь то, как Иштон отдает приказ:
— Глен, Блейк, я оставляю все на вас. Сокровищницу, письмо Эрону. Думаю, справитесь.
