— Вот, — объявила конопатая Олеандра с такой гордостью, будто лично купила и установила эти корыта. — Господа-то с утречка больше любят прохладной водичкой ополоснуться, а для вас я велела истопнику нагреть погорячее. Вы ж, поди, не любите холодной обливаться. Тут, значица, полотенчико вам свежее, это вон всякое масло цветочное, только много не лейте, уж больно пахучее. Этим мыться. Вам помочь искупаться, или как?
Она пялилась на Лотту с таким неприкрытым простодушным любопытством, что та прямо наяву услышала, как Олеандра выкладывает всей остальной прислуге: «А уж тощая до чего, Девятеро помилуй! Ну да ладно, на здешних хлебах живо раздобреет. А на левой титьке, вон тут вот, пятно родимое, точно кот какой грязной лапой наступил…» Нет уж, спасибо!
— Я сама, — буркнула Лотта.
— Как скажете, — не скрывая облегчения, охотно согласилась служанка. — Тогда я вам водички в ванну наберу, а вы вон туда, гляньте под потолок — там ровно леечка. Смывать пену будете, так во-он этот рычажок потянете. Вы пока маслице выберите, с каким мыться будете. Господин Вебер больше любит что попроще, мяту там, мелиссу. А вот господин Эрлан, тот всё больше розмарин да бергамот. Ну, что с побережья возят.
Вода лилась из двух бронзовых же труб. Одна струя чуть ли не плевалась и злобно курилась паром, другая даже на вид казалась ледяной. Лотта внимательно следила за тем, как служанка осторожно пробует воду в ванне, перекрывая то одну трубу, то другую. Ничего сложного, можно обойтись и без этой трещотки. Только вот в бачок наверху, для споласкивания, воду надо было наливать ведёрком, а самой лезть на стремянку… Хозяйка она тут или кто? Придётся, видимо, терпеть болтовню Олеандры. Или потребовать у Вебера другую служанку, постарше и… потише.
Зато какое же это было блаженство — лежать, вытянувшись во весь рост, в горячей душистой воде. Лотта чуть не заснула снова, расслабившись по-настоящему. Потом спохватилась и принялась торопливо мыться, пока вода не остыла окончательно. Схваченное первым попавшимся, жидкое мыло из дорогого даже на вид флакончика слишком резко пахло лавандой, зато пенилось так, что с волос пена потекла на шею и дальше вниз, куда там невнятно-бурым кускам, которыми на неделе тёрли рубашки и нижние юбки. «Надо будет матушке послать к Солнцевороту в подарок такой флакончик, — подумала Лотта. — От Вебера не убудет с флакончика мыла». На родных она, конечно, была всё ещё обижена и зла, но родители же всегда думают, будто знают, как лучше. Будто лучше — это сытой и нарядно одетой с ненавистным супругом, чем в бедности с любимым… с любимым предателем.
От воспоминания об Адриане настроение испортилось снова. Надо же, не просто продал её, а ещё и похвастался своей победой. А она так любила его! Или он хотел показать богатому простолюдину, что не всё можно купить? Любовь не купишь, и желание подарить любимому самое дорогое — тоже. А Веберу теперь быть вторым и знать, что его постоянно будут сравнивать с первым…
Тут Лотта, продолжая механически вытираться дивно мягким и пушистым полотенцем, нахмурилась. Волосатое животное об Адриане отзывалось с пренебрежением и почему-то было уверено, что близость с ним могла испортить всё впечатление о телесной любви. В общем, правду сказать, никакого удовольствия Лотта не получала, но девушкам в первый раз и не должно же нравиться, разве нет? Больно, страшно, опасаешься, что тебя застанет кто-то, а потом — что заметят кровь не в тот день… Какое уж тут удовольствие! После, правда, было ненамного лучше, но опять же — попробуй настроиться на нужный лад, если вечно боишься чужих глаз и ушей. Нет, всё дело в том, что встречались они тайком, а вовсе не потому, что Адриан якобы плох как любовник. Сам-то Вебер наверняка купил себе фаворита, и тот вынужден притворяться, будто ему нравится спать с этим кабаном.
За обедом Лотта в этом убедилась точно. Обоих Веберов за столом не было, зато были невозможный красавец с нечеловечески-зелёными глазами и особенно невзрачный на его фоне мальчишка-подросток, тёмно-русый и сероглазый. Заодно, глядя на красавца с явной примесью эльфийской крови, Лотта поняла, почему Вебер так легко отказался от ночи с законной супругой. Увы, как ни жаль, красавицей она не была, а то бы её взяли замуж и без приданого. Но она была самой обыкновенной девушкой. «Миленькой», как сказала дальняя родственница, зачем-то приезжавшая к отцу. А просто миленьким (пока свеженькие, да-да, спасибо, тётушка) богатые и знатные женихи не достаются. Им приходится обходиться тем, что попроще. Или вовсе богатыми ткачами. Сколько же Вебер вынужден платить зеленоглазому красавцу, чтобы тот не ушёл от него к кому-то из свиты графа?
А красавец с подростком обсуждали какую-то поездку, что ли. Или дорогу куда-то. Пытались втянуть в разговор Лотту, но она понятия не имела ни о паромах Семиречья, ни о краснолесских разбойниках. В конце концов подросток, которого красавец Эрлан представил Лотте как Рутгера, племянника Пола Вебера, сказал, очень ловко свернув из салфетки цветок:
— И получается, что единственный по-настоящему выгодный путь на южное побережье — через Маратов перевал. Но он в руках Меллеров. То есть, официально Брендона Шторма, но на самом деле, разумеется, Меллеров. Эрлан, а дядя мне не для того эту задачку подкинул, чтобы я сам сообразил, что мне сватают кого-то из бакалейщиков?
— А ты будешь против?
Мальчишка пожал плечами, искоса глянул на Лотту и сказал:
— Да с чего бы? Старинное почтенное семейство не беднее нашего, владетель Камышовой Башни в родстве, образование даже бастардам дают такое, что половине рыцарей и не снилось… И вообще, с умным человеком всегда можно договориться, а про дураков среди Меллеров я что-то не слышал. Поладим как-нибудь, я думаю. С ровесником общие интересы наверняка найдутся, а мужчина постарше, скорее всего, снисходительно отнесётся к сопляку.
— На девушку, значит, даже не рассчитываешь? — усмехнулся Эрлан.
— Нет, конечно. Я правильно понимаю, этот брак нужен просто чтобы присмотреться друг к другу?
— Об этом лучше Пола спроси, — серьёзно ответил красавец. — Я в ваши деловые отношения не суюсь. Но думаю, да. Скорее всего.
Лотта, слушая этот разговор, замерла с вилкой в руке. И вот этот сопляк, который ещё и в брачный возраст не вошёл, так спокойно рассуждает о том, что ему придётся вступать в брак с незнакомым человеком, чтобы кланы торгашей и ремесленников могли присмотреться друг к другу? И что это ещё за наглые заявления, будто умные люди всегда договорятся? То есть, не само заявление, а ехидный взгляд в её сторону? Он что, считает её дурой?
Вторая половина дня прошла скучно. В самом конце обеда, уже лениво ковыряя мельхиоровой ложечкой мороженое с кусочками фруктов (которое неизбалованная сладостями Лотта прямо-таки слизнула из креманки, но сочла ниже своего достоинства попросить ещё) наглый сопляк Рутгер с закаменевшей ро… ладно, с застывшим лицом выслушал приказ красавца показать сире Шарлотте дом. Он дождался, когда Лотта допьёт последний глоток чего-то вроде сидра, только вкусом понежнее, но так же пощипывающего язык, и подошёл к ней, точно выверенным движением подав руку:
— Прошу вас, сира. Желаете начать сверху или снизу?
— Сверху, — подумав, сказала Лотта, а поданную руку презрительно проигнорировала.
Наверху были те самые спальни, включая гостевые, и умывальная. Ещё, кроме двух маленьких зал, разбивавших длинный коридор, имелась гостиная с уютными диванчиками, низкими креслами, шахматным столиком и клавесином. Ну, то есть, это Рутгер обозвал ящик тёмного дерева клавесином, сама Лотта и слова такого не знала.
— Вы не играете? — спросил он. — Если хотите, дядя наймёт вам учителя. — И пробежался по клавишам, наигрывая какую-то песенку, хвастун.
— Посмотрим, — неохотно сказала она.
На втором этаже располагалась, как Лотта уже знала, малая столовая, а ещё библиотека и кабинет Вебера. В кабинет Рутгер заходить не стал, и вообще, там, кажется, было заперто. Зато с той же гордостью, что рыжая служанка, показал длинные ряды высоченных шкафов, набитых книгами, огромные карты на стенах и столы со стопками бумаги и письменными приборами.
