– А знаешь, я скучаю по тем временам, – говорю я.
Лео открывает рот, чтобы ответить какой-нибудь остротой, но что-то в его мозгу переключается, и голосом, пронизанным ностальгией, он произносит:
– Я тоже. – И также упирается взглядом в строительный кран.
Некоторое время мы молчим. Я знаю, что сейчас мы оба вспоминаем те минувшие годы, их немного, но они важны для нас, вспоминаем решения, которые мы принимали. Он унаследовал этот дом в квартале, который долгое время считался окраиной Милана, а сейчас, после того как над ним поработали лучшие архитекторы, превратился в один из самых шикарных и престижных. Мне тоже захотелось жизненного пространства, которое принадлежало бы только мне, и я снял квартиру на последнем этаже красивого старинного здания рядом с каналом. В десяти минутах пешком отсюда, но это уже означало, что мы больше не живем вместе.
Может быть, поэтому я всегда здесь? Нередко я даже ночую в мастерской.
– Давай, взбодрись, а то мы похожи на двух старперов, – трясет он меня. – Скажи-ка лучше, почему эта Мануэла тебе не дала?
– Ей пришлось убежать за своей чокнутой подругой, с которой она проводила вечер. Знаешь, есть такие упертые истерички, типа сама не живет и другим не дает. Представь себе, она залепила по морде одному алкашу!
– Небось старая дева, разочарованная в жизни, – кривится Лео. – И что, твоя красотка тебе даже не позвонила?
– Позвонила. Вчера. Договорились встретиться в воскресенье.
– Ну так что ты тогда киснешь? Ждать всего ничего. Это же завтра.
– В следующее воскресенье.
Лео не комментирует.
– Согласись, полный бред! – восклицаю я. – Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе, но ты мне говоришь: встретимся через десять дней.
– Может, она очень занята, – предполагает Лео.
Постепенно люди вокруг нас как бы исчезали, и мы оставались замкнутыми в некоем подобии кокона, который образуется, когда встречаются два человека и чувствуют, что они нравятся друг другу.
Когда я только приехал в Италию, свидания, которые мне назначали от сего дня до вечности, были для меня самым настоящим культурным шоком. Я знакомился с девушкой, скажем, на вечеринке в чьем-то доме. Мы принимались болтать. Постепенно люди вокруг нас как бы исчезали, и мы оставались замкнутыми в некоем подобии кокона, который образуется, когда встречаются два человека и чувствуют, что они нравятся друг другу. Мы продолжали разговаривать часами, сначала едва касаясь один другого, затем все чаще и чаще, воздух между нами наполняется магнетической энергией. И наконец я спрашивал ее: когда я снова смогу увидеть тебя? И она назначала мне свидание на пятницу через две недели.
На Кубе на такой срок не планируют даже визит к зубному врачу. Я воспринимал ее слова как вежливый вариант ответа: мы больше не увидимся никогда. Но две пятницы спустя, в восемь вечера, когда я нахожусь в обществе другой девушки, она в ярости звонит мне из того места, где назначила мне встречу и где ждет меня безрезультатно уже полчаса. То есть она на самом деле назначила мне свидание.
Долгие годы я привыкаю к такому, но, видимо, так никогда и не привыкну. Есть в этом что-то неправильное. Выкроют ли они время и для тебя, эти суперзанятые женщины, вписывающие твое имя в ежедневник между посещением депиляторши и деловым ужином?
Но уж если выкраивают, то только держись.
– Хотя мне кажется странным, что она должна работать в выходные, – подает голос Лео. – Скорее всего, она соврала тебе, и она замужем.
– Нет, это связано с обслуживанием какого-то торжества вне Милана. Если я правильно понял, она занимается то ли поставкой кондитерских изделий, то ли кейтерингом[3], то ли еще чем-то в этом роде, – объясняю я. – Черт побери, Лео, не знаю почему, но я чувствую себя сегодня каким-то раздраженным, чего-то хочу, а чего – сам не знаю, меня просто колбасит оттого, что я стою здесь и мою посуду.
– А ты не мой. – Он встает, подходит к мойке, протягивает ручищу, абсолютно не приспособленную к домашнему труду, и закрывает кран. – Лучше приготовь кофе, которое ты мне предложил полчаса назад. Потом, если захочешь, сядем в машину и съездим куда-нибудь, мне тоже дома нечего делать.
– Тебе наверняка позвонит Лаура.
– Одной причиной смыться из дома больше, – бросает он безапелляционно. – Сгоняем в Венецию. Тебе же нравится Венеция. И, если будешь хорошо себя вести, я свожу тебя посмотреть на твои любимые картины.
Мне нравилось менять занятия. Но две вещи оставались неизменными: мое творчество – картины, скульптуры, барельефы, уникальные мелкие формы – и мой интерес к кино.
Звучит соблазнительно. В первый раз, когда я увидел Венецию, едва прибыв в Италию, одиннадцать лет назад, я был там с Лео. Неделя без единой капли алкоголя, и не только, мы гуляли по городу, пожирая глазами шедевры, и проводили бесконечные ночи на каналах и в барах… Одно из самых прекрасных путешествий в моей жизни. Не исключено, что мне станет лучше, когда я снова увижу исполненные драматизма мазки Тинторетто. Может быть, это поможет мне преодолеть творческий кризис. Предложение звучит заманчиво.
– Но в это время в Венеции полным-полно туристов… – вяло возражаю я.
– Да наплевать. Если они будут действовать тебе на нервы, я побросаю их в воду…
Я так и вижу, как Лео швыряет в Большой канал японцев.
Из какого-то угла доносится трель телефона.
– Это твой! – Лео шарит глазами по комнате: – Куда ты его сунул?
– Когда я пытался что-нибудь сотворить, он лежал где-то там…
– По-моему, ты не столько творил, сколько разрушал, – замечает он, ходя по мастерской. Обнаруживает мой мобильник среди глиняных осколков и протягивает мне. Номер на экране мне неизвестен.
– Слушаю!
– Я могу поговорить с Луисом Родригесом?
– Да, это я, – отвечаю я, смешавшись на мгновение.
Луис Родригес – мой творческий псевдоним, согласен, не слишком оригинальный. Я пользуюсь им при заполнении различных анкет и опросов. С тех пор как я в Италии, кем только я не был: моделью, вышибалой, консультантом по вопросам благосостояния и здоровья, официантом, автором рекламных комиксов на тему карт Таро в период всеобщего увлечения ими, рисовал для театров марионеток. Мне нравилось менять занятия. Но две вещи оставались неизменными: мое творчество – картины, скульптуры, барельефы, уникальные мелкие формы – и мой интерес к кино. Я уже снял документальный фильм о женской проституции и сейчас работаю над вторым – о службе мужского эскорта.
Работа очень интересная, но не такая уж и легкая.
Десять минут спустя я кладу трубку, прекрасное настроение возвращается ко мне. Судьба помогает мне решать мои проблемы.