- Avada kedavra! Avada kedavra! Avada kedavra!
Это Квотриус из последних сил, а, скорее, боевого запала, уничтожал воинов гвасинг отданной братом волшебной палочкой.
Но… Ненависть Волдеморта ко Квотриусу была столь велика и необъятна, такою неприязнью успел он воспылать к тому, кто делит один маленький х`нарых` с тем, кого сам хочет познать да побольнее, чтобы помнилось. Том к тому времени уже не рассчитывал на длительные отношения со своим «возлюбленным», а, скорее, просто, «хотимым», «игрушкой на миг обладания». Получилось именно так, чго мощная разрушительная энергия Тома, уже в душе, независимо от внешнего вида ставшего Волдемортом, прокралась в тело раненого полукровки с помощью обычного маггловского кинжала. Даже, несмотря на противоборствующие с колотой раной заклинания, эта энергетика продолжала изнутри подъедать здоровье и физические силы молодого организма. Вот только организм этот ещё не понял, что с ним случилось, и собственная магия чародея не вступила в борьбу с чужеродной, уничтожающей, медленно изнуряющей до самой смерти.
Слишком недавно Квотриус стал магом, потому и поглощал чародейство любого волшебника, каким бы он ни оказался, с положительной ли, отрицательной ли магической аурой, с одинаковой восприимчивостью.
Северус услышал, как закричал Поттер, которого тащил за волосы воин х`васынскх`, переступив через тело поверженного Квотриуса. Увидев тело Квотриуса на земле, Снейп озверел. Крикнув Гарри: «Пригнись!», он открылся для воина на мгновение, но это был обманный жест, просто, чтобы нанести такой мощный удар рапирой по вояке, что острие её вышло у него из спины, потом быстро высвободил оружие и устроил показательный бой с круговой обороной. Он вертелся, оставаясь почти на месте, делая простейшие финты - в более сложных приёмах боя с варварами не было никакой нужды. Северус ловко парировал их удары, казавшиеся неуклюжими по сравнению с поистине «летающим» клинком профессора. Все вокруг него двигались с потрясающей тормознутостью. Снейп успевал поразить троих нападавших, а четвёртый ещё только занимал то, что варвары почитали за боевую стойку - сущую пародию на настоящую.
Снейп наносил удар за ударом, неважно, куда, лишь бы обезопасить волшебников - свой народ, такой малочисленный. И пускай Квотриус снова ранен, пускай Северус оберегает лишь живого и невредимого надоедливого Потера, нет, Гарри, но это - маги, и его долг, как волшебника - защитить таких же, как он, одарённых в отличие от тупых, безбашенных магглов, самим, кажется, уже насаживающимся на рапиру, искусством творить магию.
Северус крикнул Поттеру:
- Авадьте!
Но тот прокричал в ответ:
- Гарри не понимает Сх`э-вэ-…
- Кричите: «Авада кедавра!» и воспылайте к вашим притеснителям ненавистью! Ну же, скорее, Гарри!
- Гарри не понимает: «во-с-пх`ы-лай-тэ»!
- Кричите «Авада кедавра!» и ненавидьте! Сильно! Врагов! Истинных Людей! Всё, Поттер, справляйтесь сами, связь окончена.
- Авада кедавра!
И первый воин упал, раскинув руки и выронив щит и меч, на спину.
- Я убил! Убил! - кричал Гарри восторженно.
- Убейте ещё много пальцев раз воинов!
И Гарри начал авадить с полной, отпущенной ему великим Мерлином, немеряной силой, а волшебная палочка Северуса - его боевая, прошедшая огонь, и воду, и медные трубы помощница, спокойно отдыхала под упавшим вниз лицом Квотриусом. У профессора не было возможности достать её - для этого надо было хорошенько наклониться, тем самым подставляя врагам филейную часть. Правда, у Северуса это были скорее мослы, чем круглая и румяная попка. Но мечами х`васынскх` легко можно было разрубить череп, а не только суставы и тазовые кости, поэтому волшебная палочка оставалась лежать без дела…
… Согреваемая теплом не получившего ни единого ранения, но лишь оглушённого ударом по голове Квотриуса. Ему удалось отбить его так, что меч опустился на затылок плашмя. Подойти к нему и добить не давали оба мага.
Скоро воинов гвасинг стало заметно меньше, а остальные были сильно изранены и не годились в рабы - они не смогли бы бежать следом за квадригами. Раненых собрали, а тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, свалили в кучу, и Северус стал переводить слова военачальника Снепиуса. Тот говорил, словно пел на этом чуждом песнопениям, как считал Снейп, языке:
- Великий вождь, ты был преяр и прекрасен в бою, как сокол.
Воины гвасинг, вы сражались достойно и не заслужили участи рабов.
Вы были сильны, как медведи, и бились, как рыси и орлы.
У Северуса защемило в груди и похолодели кончики пальцев, а перед глазами на красном фоне заплясали чёрные точки, но он не позволял себе свалиться от гипокриза, пришедшего от тех слов, которые он переводил. Когда он догадался, к чему такое восхваление врагов, ему стало намного хуже, но он ещё усилием воли держался на ногах. Долг единственного на всех ромеев толмача, даже предсмертного, надо выполнять.
Видимо, это было ромейской традицией - перед тем, как безжалостно добить раненых и ободрать с них трофеи, надо было прочитать почти мертвецам торжественную нотацию. Но… Сейчас он был просто толмачом.
Так оно и вышло - после произнесения пафосной речи за ноги выволокли тело жутко страдающего от раны в живот, но не издающего - вот храбрец и мученик! - ни стона, окровавленного вождя, одним именем своим наводившего страх на соседние племена х`васынскх`, и пуго добили его ударом в сердце. Остальных зарезали, проткнув гладиусами и пуго плохо защищённые шеи, и начали отрубать мертвецам головы и руки, чтобы снять ожерелья, серьги и браслеты из массивного серебра. На многих трупах обнаружились воинские пояса не из простой кожи, а с серебряными крупными округлыми бляхами. То-то было радости, то-то веселья у… к счастью и великой славе Марса - Воителя у выживших в этой мясорубке.
Так как резня была массовой, и нельзя было определить, где чей «трофейный труп», то Малефиций распорядился свалить все снятые и сорванные пояса, отрубленные с шей, запястий и вырванные из мочек массивные трофеи в кучу, положить их в освободившиеся от утонувшего в начале похода воина и погибших в сражении, квадриги. Их, трофеев, было столь много, что и четвёрке откормленных лошадей было бы трудно стронуть с места квадригу утонувшего Лагитуса Сципиона, если бы загрузили её одну доверху. Вполне вероятно, что первой не выдержала бы сама колесница и попросту развалилась под таким грузом. Поэтому трофеи распределили по нескольким, к великому сожалению наёмников - друзей погибших, освободившимся от ездоков. В живых остались только возницы, да и то не все. Встав же лагерем, следовало разделить добро поровну между легионерами, отдав двадцатые части всадникам, но сначала - десятую часть от всего награбленного и наворованного - согласно древнему, с древних латинов ещё пошедшему обычаю, военачальнику.
