- Снимки, смс, фотографии, сообщения – это совместный труд людей, которые тебя ненавидели, - улыбнулся Денис, цокнув языком. – Та рыжая дура взяла на себя обязанности привечать наивных идиоток, вступивших в ее клуб бывших подружек Ярослава Тасманова. Ты не знал? – заметив удивлением на лице блондина, хохотнул. – У них даже закрытая группа в ВК есть! Так и называется «Бывшие». Более трехсот человек – да ты популярен. Хоть не все были готовы мстить тебе, но парочка-другая особо обиженных согласились за умеренную плату. Они то считали это шуткой. Кстати, на ту девчонку администратора
- И зачем Раю в это втянул, орал же о любви? – спросил будто невзначай, выдыхая. Вот она трасса, машин все меньше, а нога незаметно давит на педаль газа, выжимая постепенно максимальную скорость из автомобиля Головина, пока тот увлечено рассказывал обо всем.
- Дабы увидела все своими глазами и прочувствовала, - пожал плечами, смотря перед собой, совсем не обращая внимания на поврежденную, уже немного опухшую руку, ни на самого Ярика.
- Интересная такая ситуация выходит, - съязвил ядовито Тасманов, вновь встречаясь с ним взглядами. – Спал с ее подругой, моей бывшей, но главное исчадие ада конечно я. Ведь именно я сейчас держу заряженный пистолет и говорю спокойным тоном о расправе над человеком! Более того, наверное, еще несколько раз подвергал Раису опасным ситуациям, - огрызнулся, с ненавистью посмотрев на Дениса. Память услужливо подкинула воспоминания всего произошедшего за последнее время и до мозга добралась страшная догадка. Карабин и страховка на скалодроме, когда Рая едва не рухнули вниз. Сердце сжал дикий страх, а шок на лице вызвал удовлетворенную улыбку на лице Головина, догадавшегося о его мыслях.
- Если бы оборудование не перепутали, ты рухнул бы вниз, - усмехнулся он.
- Боже, ты больной, - прошептал, втягивая носом воздух с шумом, ощущая, как под силой давления его ступни, машина разогнала почти до двухсот лошадиных сил, несясь по автостраде, обгоняя. Удивительное ощущение, словно что-то изнутри щекочет, вызывая дрожь по телу. Почти как на байке – только скорость и свобода. Наверное, Головин тоже это ощутил, поскольку неожиданно замер точно дикий зверь, прислушиваясь к своему организму, а затем резко повернулся к Ярославу, бросив взор на спидометр.
- Ты что творишь? Сбавь скорость, - возмутился, попытавшись перехватить руль. Машину дернул в сторону, и парень навалился на Ярослава. Отчаянно выжимающего педаль газа до пола. – Какого хера творишь, угробить нас решил?! – голос Дениса в первые за долгое время заиграл другими интонационными красками. В нем послышалась паника и самый настоящий страх. Зато Ярославу вдруг стало совсем не страшно, он выровнял автомобиль, продолжая двигаться вперед, не обратив внимания на прижавшийся к виску пистолет.
- Сбавь скорость!
- Нет, - равнодушный ответ на панику рядом. Казалось, ощущает, как потряхивает Дениса рядом. Лишь горько усмехнулся.
Очень плохо. Нарушит свое собственное обещание никогда не расставаться. Не увидит, как растет Елисей, как Радовы соизволят наконец обзавестись наследниками, не попросит прощения у Ланы и перед всему, кому когда-то сделал больно. Не услышит больше смех Рысенка, не увидит ее улыбки.
А главное: так и не узнает, каким бы стал отцом для своих собственных детей.
- Проклятие, опять собака сиротой останется, - выдохнул, слыша Дениса, отчаянно пытающегося отстегнуть заевший ремень безопасности. Он дернул раз, другой, затем вновь бросился на Тасманова, вцепившись побелевшими от усилия пальцами в руль, пытаясь тот вырвать из рук Ярика.
- Убери руки!
- Ты нас угробишь!
- И поделом, сам же хотел, чтобы мы сдохли! – заорали друг на друга, борясь за право вождения. Машину замотало, поведя из стороны в стороны. Послышались звуки клаксонов, пару раз с отвратительным визгом едва не слетели с дороги и не врезались в фуру. Пистолет выпал из рук Дениса, закатившись под ноги. Удар в бок, челюсть, драка переросла в бойню за право выживания, ограниченной лишь ремнями безопасности. Одна секунда - они оба так увлеклись, что отпустили руль и вылетели на встречную полосу, услышав отчаянный звук клаксона пассажирского рейсового автобуса слишком поздно. Ярослав едва успел перехватить управление, выворачивая руль, но машину уже понесло на полной скорости. Она завиляла, зацепившись на развороте бампером об автобус, отбросившего ее на другую сторону дороги прямо наперерез движущемуся джипу. Очередной мощный удар в бок, их снова отбросило, заставляя легковушку точно ничего не весящее перышко перевернуться. Откуда-то издали слышались крики водителей, звуки сталкивающихся автомобилей, но все они доносились издали, будто издалека, потому что уши заложила, а нестерпимая боль сковала тело. Стекло в мелкую крошку, очередной удар врезающегося со стороны Дениса автомобиля – их несет на крыше прямо асфальту, раздирая металл с отвратительным скрежетом, сминая дверь и крыло точно пластичный материал.
Миллисекунды, показавшиеся вечностью и мысли о смерти, промелькнувшие в голове. Что-то теплое, вязкое стекает по коже, пачкая одежду, а неприятный запах врывается в сознание за минуту до осознания, что Тасманов жив и может даже дышать. Уши по-прежнему заложены, звон повсюду, тяжелые хрипы из груди и дикая боль в груди. Однако понимание, что может шевелиться пусть и с трудом, невероятно радовал.
- Эй, - прохрипел, сглатывая с трудом. Повсюду паника. Крики, откуда-то доносился детский плачь. Кто-то должен вызвать скорую и полицию. С трудом повернул голову, замечая окровавленное лицо, почти такое же, как его собственное. Отражение в остатках разбившегося зеркала заднего вида, а рядом безмолвное тело.
- Эй, урод! – позвал вновь, сглатывая с трудом. Попытался дернуться, но ремень прижал с такой силой к креслу, что дернуться невозможно. Шевеля пальцами, потянулся к шее Головина. О смерти парня думать не хотелось, гнал любые подобные навязчивые идеи, несмотря на едва мелькнувшую на задворках радость – мертв, значит больше проблем не доставит.
- Дэн! – выдохнул, понимая, что пульс нащупать не может, с трудом касаясь шеи парня. Он в общем-то и особо то знал, где тот искать. Почему никогда не изучал первую помощь так, как положено?
- Вы в порядке? Есть кто живой? – в лишенном стекла окне мелькнуло обеспокоенное лицо одного из пострадавших водителей. – Скорая уже едет, все хорошо?
- Парень рядом, - выдавил с трудом, ощущая давление в легких все сильнее. Таки кажется что-то себе сломал. – Вытащите скорее, его зажало. Я не могу пульс нащупать.
- Хорошо, я сейчас помощь позову, - кивнул мужчина, исчезая, оставив тяжело дышащего Ярослава, с трудом способного еще оставаться в сознании. Где-то уже на грани, заметил дернувшиеся пальцы и услышал тихий стон.
- Тасманов, - едва уловимый хрип. Они вдвоем, заперты в искорёженной машины, чудом вообще оставшись в живых после аварии. Бог уберег или машина. Кто там сейчас разбираться станет. Однако следующие слова Головина заставили Ярослава вернуться из тумана, заволакивающего все вокруг обратно в реальность, где рядом бегали мужики, плакали женщины и дети, пока решался вопрос, как из доставать. И не загорится ли тачка.
- Вали… отсюда…
- Хер с два, - прорычал, отчаянно цепляясь за ускользающий разум, - нас вытащат. Обоих. И тогда ты сядешь, ушлепок. Если я раньше тебя не прибью, дерьма кусок! Слышишь меня?! Не вздумай тут помереть, Данилка.
Слабая улыбка тронула обескровленные пересохшие губы. Ярику даже показалось, что он издал смешок. Тихий, почти неслышимый, будто последний вздох.
- Денис. Меня зовут – Денис, - прошептал.
Ярослав сглотнул, прикрывая глаза, погружаясь в блаженную тишину, успев произнести:
- Я знаю. И всегда буду помнить.
Глава 30 - Там, где любовь, будет и прощение
Лучше, чем лежать и ничего не делать – это слушать оры Павла Канарейкина о том, какой Тасманов тупой кретин. Или ощущать заботу со всех сторон от женской половины их компании. Смотреть на попытки Сергея угомонить Кенара, гордо заявлять Марку, что в его честь назовет первенца и держать своего Рысенка за руку. Лариса Сергеевна, утирающая слезы, Степан Ерофеич ворчащий, что «этот безмозглый выхухоль все нервы ему вымотал». Делегация всего полицейского управления, шутливый значок на больничную пижаму за отвагу, приезд в раз постаревшей еще на пару десятков лет матери, разрыдавшейся от облегчения.
