Раздался «бип».
— Видишь? Джон согласен. — Блэй повернул экран, на котором было написано «ОТЛИЧНАЯ МЫСЛЬ», потом приговорил бутылку с удовлетворенным выражением мужчины, который разгреб хлам в подвале и гараже. — Все будет в порядке.
Куин зыркнул на своего приятеля сквозь веки, потяжелевшие словно черепицы.
— Ага.
Проваливаясь в сон, последним, о чем он подумал, было то, что все разрешится… но не так, как рассчитывал Блэй.
Глава 22
Крик вырвался из горла Лэша, сына Омеги, в момент его перерождения.
Пораженный, он вернулся в мир таким же, каким пришел в него двадцать пять лет назад: обнаженным, задыхающимся, покрытым кровью, только в этот раз у него было тело взрослого мужчины, а не младенца.
Короткий момент осознания быстро прошел, и Лэша охватила агония, по венам побежала кислота, каждый дюйм его тела разъедало изнутри и снаружи. Прижав руки к животу, он перевернулся на бок, его вырвало черной желчью на износившийся деревянный пол. Поглощенный рвотными позывами, он не интересовался произошедшими с ним ранее событиями, своим местонахождением или тем, почему содержимое его желудка выглядит как старое моторное масло.
Посреди кружащей его в водовороте дезориентации, рвотного рефлекса и слепого страха, который Лэш не мог контролировать, до него снизошел спаситель. Рука погладила его спину, потом еще раз и еще, теплая ладонь вошла в ритм, замедляющий биение его сердца и успокаивающий боль в голове и животе. Как только смог, он снова перевернулся на спину.
Сквозь затуманенное зрение он заметил черную светящуюся фигуру. У нее было неземное лицо; красивый мужчина в самом расцвете сил в свои двадцать, но злоба за его туманными глазами делала видение воистину ужасающим.
Омега. Должно быть, это Омега.
Это — Зло, согласно их религии, преданиям и науке.
Лэш снова начал кричать, но туманная ладонь потянулась к нему и мягко коснулась руки. Лэш успокоился.
Дома, подумал он. Я дома.
От этого признания его голову заклинило. Он не дома. Он… был чертовски уверен, что никогда раньше не бывал в этой ветхой комнате.
Где он, черт возьми?
— Расслабься, — прошептал Омега. — Все воспоминания вернутся к тебе.
Так и вышло. Он вспомнил раздевалку и тренировочный центр… Джона, этого гребаного педика, у которого крышу снесло, когда Лэш выдал его маленький грязный секрет. Потом они подрались… Куин… Куин вскрыл ему глотку.
Вот дерьмо… он почти мог чувствовать, как оседает на пол душевой, плитка стала твердой и влажной посадочной площадкой. Он пережил холодный шок, и вспомнил, как коснулся руками шеи, и начал задыхаться, удушье охватило его грудь… кровь… он тонул в своей собственной крови… но потом его зашили и отправили в клинику, где…
Черт, он умер, не так ли? Доктор вернул его к жизни, но он определенно умер.
— Так я нашел тебя, — пробормотал Омега. — Твоя смерть стала сигналом.
Но зачем он сдался Злу?
— Ты мой сын, — сказал Омега искаженным от благоговения голосом.
Сын? Сын?
Лэш медленно покачал головой.
— Нет… нет…
— Загляни в мои глаза.
Когда их взгляды встретились, Лэш увидел другие сцены, видения сменялись как перелистываемые страницы книги. Открывшаяся история заставила его съежиться и одновременно свободней дышать. Он был сыном Зла. Рожденный женщиной-вампиром, удерживаемой против ее воли в этом фермерском доме два десятилетия назад. После рождения его оставили на открытом для вампиров месте. Его нашли и отнесли в клинику Хэйверса… где позднее семья усыновила его в частном порядке, так, что даже он сам не знал об этом.
И сейчас, достигнув зрелости, он вернулся к своему отцу.
Домой.
Пока Лэш пытался осознать увиденное, живот скрутило от голода, и его клыки удлинились во рту.
Омега улыбнулся и посмотрел через плечо. Лессер размером с четырнадцатилетнего подростка стоял в дальнем углу загаженной комнаты, он не спускал своих крысиных глазок с Лэша, напрягшись маленьким тельцем, как свернутая в клубок змея.
— А сейчас насчет твоих обязанностей, — сказал Омега убийце.
Дьявол протянул призрачную руку и поманил парня.
Лессер не столько шел, сколько парил, тело поднялось над полом, а его руки и ноги словно парализовало. Бледные глаза широко распахнулись от ужаса, но Лэшу было о чем подумать и без перепуганного парня, которого представляли ему.
Уловив сладкий запах лессера, Лэш подскочил, обнажая клыки.
— Ты должен покормить моего сына, — сказал Омега убийце.
Лэш не стал дожидаться согласия. Он потянулся, схватил мелкого ублюдка за затылок и подтащил к своим зудящим клыкам. Жестко укусив, он глубоко присосался, кровь была сладкой как патока, и такой же густой.
На вкус она отличалась от той, к которой он привык, но также наполняла его желудок, придавая силы, и это главное.
Он кормился, и Омега начал смеяться, сначала тихо, потом громче, пока весь дом не начал сотрясаться от безумного, кровожадного смеха.
* * *
Постучав косячком по краю пепельницы, Фьюри взглянул на то, что сделал своим пером. Рисунок шокировал, и не просто из-за темы.
Помимо этого, чертова мазня была одной из лучших картин, когда-либо нарисованных им.
Женщина лежала на укрытой атласом кровати, голова и плечи покоились на подушках. Одна рука, закинутая за голову, запуталась пальцами в длинных волосах. Другая лежала на боку, ладонь прикрывала соединение бедер. Ее груди набухли, соски заострились в ожидании рта, а губы девушки были слегка приоткрыты, приманивая его… как и ее ноги. Одно колено было согнуто, ступня изогнулась, и она сжала пальчики на ногах, будто предвкушала что-то изумительное.
Она смотрела со страницы прямо на него.
Фьюри сделал не простой пошлый набросок. Рисунок был полностью закончен, тщательно перекрестно заштрихован, идеально затенен, акцентируя внимание на очаровании женщины. Результатом стала эротика, воплощенная в трехмерном изображении, грядущий оргазм — все, что мужчина хотел видеть в чувственной партнерше.
Сделав очередную затяжку, он попытался убедить себя, что нарисовал не Кормию.
Нет, это была не Кормия… это женщина нереальная, всего лишь сочетание сексуальных черт, от которых он отказался ради целибата. С этим идеалом женственности он хотел бы заняться сексом в первый раз. На рисунке изображена женщина, от которой он хотел бы питаться все эти годы. Это — воображаемая любовница, требующая и дарующая, иногда — мягкая и податливая, иногда — ревнивая и капризная.
Она нереальна.
Она — не Кормия.
Он выдохнул проклятье, поудобней устроил член в пижамных штанах, и затушил косяк.
Он такой трепач. Просто врун-трещотка. Конечно же, это Кормия.
Он посмотрел на медальон Праймэйла, лежащий на письменном столе, вспомнил разговор с Директрикс и снова выругался. Великолепно. Сейчас, когда Кормия уже не была его Первой Супругой, он решил, что хочет ее. Какая удача.
— Господи.
Наклонившись к прикроватной тумбочке, он свернул новый косяк и прикурил его. С самокруткой в губах он начал покрывать рисунок плющом, начав с красивых изящно согнутых ступней. Добавляя лист за листом, закрашивая изображение, он чувствовал, будто его руки скользят вверх по стройным ногам девушки, ее животу и напряженным, высоким грудям.
Фьюри так отвлекся этой мысленной лаской, что удушье, которое обычно сопровождало его, когда он скрывал нарисованное слоем плюща, вспыхнуло лишь тогда, когда он добрался до лица девушки.
Он замер. Это действительно была Кормия, и не какая-то ее обособленная часть, как было с его рисунком Бэллы, выполненным прошлой ночью. Все черты Кормии были отражены на самом видном месте, начиная с наклона ее глаз до пухлой нижней губы и роскошных волос.
И она смотрела на него. Хотела его.
О, Боже…
Быстро распустив плющ на ее лице, Фьюри уставился на испорченный рисунок. Сорняк покрывал ее целиком, перекрывая очертания тела, он похоронил ее, но без могилы.
