— Я просто хочу поцеловать ее, — добавляет он, и это признание звучит как смущенное бормотание.
— О, О, хорошо.
Целоваться? Я могу поговорить о поцелуях. Тетя Лиз не может злиться на меня за это, верно?
— Что ж. Судя по твоему томатному лицу, я так понимаю, ты никогда раньше этого не делал?
Он неловко мотает головой из стороны в сторону, неохотно говоря “нет”.
— Чувак, тебе не нужно смущаться. Много парней твоего возраста ни с кем не целовались. — Я прислоняюсь к перилам палубы, наклоняя голову. — Итак, что ты хочешь знать? Как делать это с языком? Стоит ли хватать ее за сиськи, когда ты это делаешь?
Он издает пронзительный смешок, но часть румянца сошла с его лица.
Расслабившись, он подходит и встает рядом со мной. До нас доносится аппетитный запах ребрышек, готовящихся на гриле.
— Я просто, типа, не уверен, как на это подойти. Например, я должен что-то сказать заранее? — Он трет лоб тыльной стороной ладони. — Что, если я наклонюсь, а она не готова к этому, и наши головы столкнутся, и я сломаю ей нос?
Я подавляю смех, потому что знаю, что ему не понравилось бы, если бы над ним смеялись во время такой деликатной темы.
— Я почти уверен, что этого не произойдет. Но да, ты же не хочешь просто пойти на это, пока она на середине предложения или что-то в этом роде. Есть такая вещь, как согласие. Итак, читай момент, понимаешь? Дождись затишья в разговоре, оцени выражение ее лица и ищи сигналы.
— Какие сигналы?
— Например, если она облизывает губы, это обычно означает, что она думает о поцелуе. Если она смотрит на твой рот, это тоже хороший знак. На самом деле, это сигнал, — говорю я ему, отталкиваясь от перил и направляясь к холодильнику у двери. — Хорошо, слушай внимательно. Это то, что ты должен сделать.
Он плетется за мной, принимая содовую, которую я ему протягиваю. Для себя я беру пиво, откручиваю крышку и бросаю ее в пластиковое ведро на палубе. Я возвращаюсь к деревянным перилам и запрыгиваю, чтобы сесть на них.
— Итак, в конце свидания, — продолжаю я, — или в середине, или всякий раз, когда ты набираешься смелости, чтобы сделать это, вот что ты делаешь — ты смотришь на ее губы. Примерно на пять секунд.
Райли издает смешок.
— Это так жутко!
— На самом деле это не так. Смотри на ее губы, пока ей не станет неловко и оне не скажет, почему ты так на меня смотришь?
Когда он открывает рот, чтобы возразить, я вмешиваюсь:
— Поверь мне, она это скажет. И когда она это делает, ты говоришь, потому что я действительно хочу поцеловать тебя прямо сейчас — можно? Итак, теперь она готова, верно? И, основываясь на ее ответе, ты делаешь это.
— Что, если ее ответ будет отрицательным?
— Тогда ты справляешься с отказом как мужчина, скажи ей, что у тебя было отличное лето с ней, и пожелай ей удачи в ее будущих начинаниях.
Я не могу не восхищаться той абсолютной зрелостью, которую я излучаю. Если бы только Жен была здесь, чтобы увидеть это.
— Но как бы то ни было, цыпочка не встречается с кем-то четвертый раз, если она не заинтересована, — уверяю я его.
— Серьезно, — голос Купера эхом отдается от раздвижной двери. — На этот раз, мой брат говорит не из своей задницы.
Взгляд Райли устремляется к двери. Его челюсть отвисает, он смотрит на Купера, затем на меня, затем снова на Купа и, наконец, на меня.
— Черт возьми, ты не сказал мне, что вы, ребята, одинаковые, — обвиняет он.
Я закатываю глаза.
— Я сказал, что мы близнецы. Подумал, что ты экстраполируешь оттуда.
Ухмыляясь, Куп протягивает руку к моему Младшему Брату.
— Привет, я Купер. Приятно, наконец, познакомиться с тобой.
Райли все еще моргает, как сова, пораженный нашим побратимством.
— Вау. Страшно, насколько вы похожи. Если бы на вас не было разной одежды, я не думаю, что смог бы отличить вас друг от друга.
— Не многие люди могут, — говорю я, пожимая плечами.
— А как насчет девушек? Например, ваши подружки? Они когда-нибудь путали вас?
Он совершенно очарован.
— Иногда, — отвечает Куп, беря пиво для себя. Он подходит к барбекю, поднимает крышку и счастливо стонет. — О боже, эти ребрышки выглядят потрясающе. — Он поворачивается обратно к Райли. — Серьезно, однако подруги обычно понимают разницу. Моя девочка говорит, что может отличить нас друг от друга по нашим шагам.
— Я не верю в это ни на секунду, — говорю я, потягивая пиво. Да, Мак может отличить нас друг от друга, но по звукам, которые мы издаем во время ходьбы? Я называю это чушью собачьей.
Куп самодовольно улыбается.
— Это правда.
За его плечом я мельком вижу Мак через открытую раздвижную дверь. Она только что вошла на кухню и вынимает продукты из холодильника. Затем она начинает готовить сэндвич у стойки, стоя к нам спиной.
Я соскальзываю с перил.
— Я прошу разрешения проверить эту теорию.
Купер следит за моим взглядом, ухмыляется и великодушно кивает.
— Иди.
Используя скрытый режим, который я довел до совершенства после многих лет проникновения в дома и из спален девочек, я прокрадываюсь на кухню. Мак сосредоточена на том, чтобы разложить ломтики сыра на своем хлебе, тихонько напевая себе под нос. Только когда я подхожу достаточно близко, чтобы у нее не было много времени обернуться, я иду нормально и подхожу к ней сзади. Обхватив обеими руками ее талию, я утыкаюсь носом в ее шею и говорю своим идеальным, сверхъестественным голосом Купера.
— Эй, детка, твоя задница выглядит достаточно аппетитно, чтобы ее можно было есть в этих шортах.
Возмущенный крик наполняет кухню, когда она разворачивается и пытается ударь меня коленом в пах.
— Какого хрена, Эван! Почему?
К счастью, я хватаю ее колено обеими руками, прежде чем оно соприкасается с фамильными драгоценностями. Затем я бросаюсь назад и поднимаю руки в знак капитуляции. С палубы доносится громкий смех, приветствующий мои уши.
— Я же говорил тебе! — Купер кричит.
— Что с тобой не так! — фыркает Мак.
— Это был просто эксперимент, — протестую я, сохраняя дистанцию.
— Вопрос, однако. Как ты узнала, что это я?
— Твои шаги, — рычит она. — Ты ходишь так, будто это игра.
— Что это вообще значит?
— Эван, пожалуйста, убирайся с моих глаз, пока я не врезала тебе по глупому лицу.
Я выхожу на улицу с обреченно опущенными плечами.
— Она говорит, что я хожу так, как будто это игра, — сообщаю я своему брату, который кивает, как будто это имеет хоть какой-то чертов смысл.
Райли, как обычно, в истерике. Кажется, что все, что я делаю, это заставляю этого ребенка разразиться смехом. Но, может быть, это и хорошо. В конечном итоге это хороший день. Хорошая еда, хорошая компания, хорошее все. Даже Купер в приподнятом настроении. Он не вмешивается в мое дело о Жен или о том, что еще разочаровывает его во мне, ни разу. Он, осмелюсь сказать, совершенно бодрый. Он и Мак противостоят мне и Райли в пляжном волейболе, и когда Лиз приходит, чтобы забрать Райли около четырех часов, он выглядит расстроенным, уходя.
Но в моей жизни "хорошо" — это мимолетное понятие. Вот почему я не удивлен, когда позже, на пляже, когда я с Мак и Купером смотрю, как Дейзи гоняется за чайками, я столкнулся с новой дилеммой.
Шелли обрывает мой телефон из-за всякой ерунды в перерывах между попытками назначить другое свидание. Обычно я не провожу много времени в телефоне, поэтому, отвечая на шквал сообщений, Купер смотрит на меня с подозрением. Обычно я бы просто выключил его и игнорировал сообщения позже, но я обнаружил, что Шелли становится нетерпеливой. Если я не отвечаю, она впадает в панику, думая, что я ее обманул. Я беспокоюсь, что она может импульсивно приехать сюда, а я не могу этого допустить.
Это все еще странно — проводить с ней время, как обычный дуэт мамы и сына. Разговор о наших днях и поп-культуре. Все это время деликатно пытаясь избежать упоминания о Купере, чтобы избежать неизбежного вопроса о том, когда он может присоединиться к нам на одной из наших встреч. Я ненавижу лгать своему брату, но Купер еще далеко не готов узнать обо всем этом.
