Я пыталась воздействовать на него, буравя взглядом, но все было без толку. Раз уж он решил, что предмет разговора утомляет, его было не переупрямить. И я ре-шила пойти в обход:
— Стало быть, о зефире с шоколадом поговорить хочешь, Ас? — Я облизала губы кончиком языка. — Ох уж этот липкий, тягучий шоколад на наших пальцах.
Глаза Гидеона сузились.
Я пробежалась растопыренными пальцами по его плечам и груди.
— Я могла бы согласиться на то, чтобы дать тебе размазать этот шоколад по мне. Но могла бы и на то, чтобы часть его размазать по тебе.
Его брови выгнулись дугой.
— Снова пытаешься подкупить меня через секс?
— Разве я сказала что-то подобное? — заморгала я с видом оскорбленной невинности. — Не припоминаю. Тебе не послышалось?
— Эго подразумевалось. Так что давай не темнить. — Его голос сделался опасно низким, глаза потемнели, рука, скользнув под майку, накрыла мою грудь. — Я приглашу Айерленд на обед с твоим отцом, потому что это порадует тебя, а значит, и меня.
— Спасибо, — едва выдохнула я, так как он уже начал ритмично сдавливать и покручивать мой сосок, заставляя меня постанывать от удовольствия.
— При этом с плавленым шоколадом и твоим телом я буду вытворять все, что вздумается, потому что это доставит удовольствие мне и доставит удовольствие тебе. Я скажу когда, я скажу как. Повтори.
— Ты скажешь… — Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. — О господи…
Он слегка укусил меня за сосок.
— Закончи.
— Ты скажешь когда. Ты скажешь как.
— Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.
Мои руки вцепились ему в волосы, непроизвольно я на непрекращающейся дурманящее посасывание моего чувствительного соска. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне хотелось подчиняться ему. Просто хотелось.
— А о чем еще я могла бы поторговаться? Все и так твое.
— Твое время и внимание — вот два твоих рычага воздействия. Ради них я готов на все.
Меня пробрала дрожь.
— Я уже мокрая для тебя, — шепотом произнесла я. Гидеон, со мной на руках, отошел от перил.
— Это потому, что я так тебя хочу.
На Манхэттен мы с Гидеоном вернулись в воскресенье в полночь. Предыдущую ночь мы спали порознь, но большую часть дня провели вместе в общей постели. Целуясь, обнимаясь. Смеясь и перешептываясь.
По молчаливому соглашению мы до конца нашего уединения больше не затрагивали болезненные вопросы. Ни телевизора, ни радио тоже не включали, потому что нам казалось неправильным делить наше время еще с кем-то. Снова прогуливались по побережью. Долго, медленно, с чувством занимались любовью на галерее третьего этажа. Играли в карты, причем выигрывал исключительно он.
Это был лучший день в моей жизни.
Приехав в город, мы отправились ко мне на квартиру. Гидеон отпер дверь полученным от меня ключом, и мы, как могли тихо, вошли в темное помещение, стара¬ясь не разбудить Кэри. Гидеон с поцелуем, от которого таяла душа, пожелал мне доброй ночи и направился в гостевую спальню, а я легла в свою одинокую постель без него. Тоскуя по нему. Гадая, сколько еще времени нам придется спать порознь. Месяцы? Годы?
Так с этими мыслями я закрыла глаза и начала погружаться в сон.
И тут зажегся свет.
— Ева, вставай!
Гидеон вошел в спальню и, направившись прямиком к шкафу, стал доставать оттуда мою одежду
Я, моргая, заметила, что он одет в слаксы и рубашку с пуговицами на вороте.
— В чем дело?
— С Кэри беда, — мрачно ответил Гидеон. — Он в больнице.
***
Когда мы выбежали из дома, у тротуара нас ждало такси. Гидеон усадил меня, потом сел сам.
Мне казалось, будто машина едет невероятно медленно. Казалось, все вокруг ужасно замедлилось.
Я схватила Гидеона за рукав:
— Что случилось?
— На него напали. В пятницу ночью.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя мать и Стэнтон оставили сообщения на моем сотовом.
— Моя мать?.. — в растерянности уставилась я на Гидеона. — Почему она не…
— Ну конечно, позвонить мне она не могла — у меня ведь не было телефона. Чувство вины и тревога накати¬ли на меня с такой силой, что трудно было дышать.
— Ева, — обнял меня за плечи Гидеон, чтобы я прислонилась к нему головой, — не изводи себя, пока не узнаем больше.
— Прошло уже несколько дней, Гидеон. А меня не было рядом.
Слезы лились ручьем всю дорогу до больницы. На само здание я, поглощенная собственными переживаниями, практически не обратила внимания. Хорошо хоть Гидеон сохранял спокойствие и самоконтроль.
Дежурный в регистратуре сообщил нам номер палаты Кэри, но на этом его готовность к сотрудничеству закончилась. Гидеон сделал несколько ночных звонков и добился-таки для меня разрешения посетить Кзри, хотя часы, понятное дело, были далеко не приемные. Впрочем, Гидеон порой бывал весьма щедрым жертвователем, а потому на внутренний распорядок можно было закрыть глаза.
Когда я вошла в отдельную палату Кэри и увидела его, сердце мое затрепетало, а колени ослабли. Только поддержка Гидеона не позволила мне упасть. Человек, которого я считала своим братом, лучший друг, какого я когда-либо имела или могла иметь, лежал в постели молча и без движения. Его голова была перевязана, под глазами расплылись синяки. Одна рука была под капельницей, другая в гипсе. Не знай я, к кому пришла, наверное, вообще бы его не узнала.
На всех свободных поверхностях стояли пышные многоцветные букеты. Тут же были надувные шары и несколько визитных карточек. Не сомневаюсь, что тут не обошлось без моей мамы и Стэнтона, которые наверняка оплачивали лечение.
Мы были его семьей. И вся семья уже пришла ему на помощь, кроме меня.
Гидеон подвел меня ближе, придерживая на всякий случай за талию. Я заливалась горючими слезами: только это позволяло мне сохранить молчание.
Впрочем, Кэри то ли услышал, то ли как-то ощутил мое появление. Его веки затрепетали, потом поднялись. Прекрасные зеленые глаза был налиты кровью и расфокусированы, так что ему потребовалась, наверное, минута, чтобы разглядеть меня. А когда ему это удалось, он заморгал и по лицу его полились слезы.
— Кэри! — Я бросилась к нему, и мои руки скользнули в его ладони. — Я здесь.
— Ева. — Он сжал мои пальцы с такой силой, что мне стало больно.
Прости, что так поздно. У меня телефона не было. Я ничего не знала. А как узнала, сразу бросилась сюда.
— Все в порядке. Ты здесь. — Он тяжело сглотнул. — Господи… все болит.
