Борисыч, Борисыч… не было такого контакта у него в номерах.
Зато были бесконечные Оли, Снежаны, Артур-порошок и… я. Все мои номера, даже самый новый, который я завела после прошлого визита. Блин, Андрей… Мог бы позвонить!
Я листала сотни контактов, додумавшись наконец залезть в более глубокие данные и наконец нашла. Нашла человека с отчеством Борисыч. Надеюсь, он был тем…
— Что, Андрюх, вспомнил о своем обеща… — расхохоталась трубка в руках.
Но я тихо сказала:
— Это не Андрей… Это… Лиза. Я его… племянница. Ему плохо!
Я не договорила.
Борисыч моментально собрался и задал мне несколько четких вопросов. Присвистнул, услышав ответы и скомандовал найти аптечку. Потом найти спирт или водку, потом лед, теплое одеяло, кипяток, какие-то таблетки, я не знала от чего, просто слушалась его четких указаний и делала то, что он говорил.
Переворачивала Андрея, который снова дышал как в последний раз, заматывала ему шею и локтевые сгибы, что-то вливала в рот, непрерывно плача, потому что голос у Борисыча становился все мрачнее. Но когда я сделала все, что могла, а Андрею никак не становилось лучше, меня вдруг отодвинули от кровати, рядом с которой я сидела на полу, покрывая пленкой слез руку Андрея и сразу в спальне запахло настоящей медициной. Антисептиком, горькими порошками, звякнуло стекло, становясь на стойку капельницы, нашлись свободные вены на горле, а щуплый очкастый чувак по имени Борисыч что-то невнятное бормотал, объясняя, что он делает.
Только я не слушала. Я видела, как отступает восковая бледность с лица Андрея и смягчается его дыхание. Ему становилось все лучше. Теперь.
Мы просидели так всю ночь.
Я безропотно делала все, что говорил Борисыч. Носилась по окрестным магазинам с таксистом, которому посулила бешеные деньги за то, чтобы он оставался тут. Грела воду, готовила еду и даже потихоньку убиралась.
К утру морщинка между бровей у друга Андрея разгладилась и он выдохнул.
— Ты… как там тебя, — он так и не запомнил за всю ночь моего имени. — Все, можешь ехать домой!
— Нет! — Замотала я головой. — Ни за что. Пока он сам меня не выгонит в очередной раз, я не уеду. Теперь нет.
Борисыч снял очки, потер переносицу двумя пальцами и надел обратно.
— Понимаешь, сейчас мы фактически совершили несколько преступлений. Я точно, а ты как свидетель. Я украл подотчетные лекарства и не вызвал Скорую. Мне кранты, если что. А тебе достанутся допросы и вероятно тоже нехорошие последствия в институте или на работе, где ты там. Андрей этого бы не хотел.
— Нет! Пока сам не скажет, я не уйду! — Я вздернула нос.
Ты, мужик, даже не представляешь, о чем я его просила в этой комнате, лишь бы оставаться рядом. Что мне твои последствия и допросы!
— Андрюх… — Борисыч потеребил его руку. — Тут какая-то твоя деваха не хочет сваливать. А я собираюсь сделать одну очень неприятную вещь не для глаз маленьких девочек. Скажи ей.
— Да я видела такое! — Взвилась я.
— Лиза.
Голос был чистый, без смертельных хрипов, и я бросилась к постели, проскочив мимо расставленных рук, которые пытались меня задержать.
— Андрей! — Я упала на колени, целуя его уже теплую руку. — Пожалуйста, живи!
— Прекрасная моя богиня… — его рука провела по моей щеке, пальцы стерли слезы. — Ты снова меня спасла.
— Да! Я больше тебя не оставлю! — Поклялась я, глядя в его уже совсем ожившие глаза.
— Оставишь.
Голос и правда окреп. Иначе я бы не услышала это слово, упавшее как камень с небес прямо мне по темечку.
— Что?
— Ты сейчас уйдешь отсюда и больше никогда здесь не появишься. Тебе ясно?
Его интонации были такими же стальными, как в былые времена, когда он был моим опекуном. Моим дядей-извращенцем, который делал со мной все, что хотел. В основном ужасные вещи.
— Нет… — тихо ответила я.
— Да. Ты меня спасла. Спасибо тебе за это. Больше такое не повторится. Сейчас позвоню кому надо. Это ведь Алинка? Что ж, в этот раз не уйдет. Но это все. Мне нужно заново строить мою жизнь…
— Со мной! — Я приподнялась на коленях. — Со мной же!
— Нет. — Чайные глаза были холодны, а рука сжимала мои пальцы все крепче. — Ты не заметила, что без тебя я отлично жил много лет? И только твое появление дело ситуацию все хуже?
Тысячи мыслей пронеслись в моей голове. И тысяча первая осталась четким неоновым знаком.
Он прав.
Он как-то нашел единственный логичный и работающий аргумент, которым мог меня сразить.
Все его неприятности начались с меня. Все то, что привело его сюда: в грязную спальню, спившегося, сторчавшегося и умирающего. И чем чаще я появлялась, тем хуже становилась его жизнь. Я все-таки отомстила ему за то, в чем поклялась в первые дни. Я не хотела с ним жить, и я не живу. Я хотела, чтобы он страдал, и он страдает. Я ненавидела его, и теперь свободна.
— Андрей. — Я сглотнула насухую. — Это последний раз. Я больше не вернусь, если ты прогонишь меня.
— Вот и отлично, — ответил он и забрал у меня свою руку. — Борисыч, проследи, чтобы свалила.
6.
На следующий день Борисыч прислал мне смс, что Андрей стабилен.
Я и не ожидала, что он выполнит мою просьбу. Мне казалось, что он не на моей стороне, а чуть ли не считает меня причиной такого состояния. Но то ли Андрей ему что-то рассказал, то ли он сам увидел в нашем прощании нечто большее, чем пинок под зад надоевшей шлюхе, потому что через три дня он написал, что теперь все вообще в полном порядке. Можно расслабиться, пациент вне опасности.
«Он хочет меня видеть?» — написала я, уже зная ответ.
«Нет».
Я думала, на этом все и закончится, но неожиданно еще через неделю я получила от него новое сообщение:
«Алину поймали».
«Что сделали?» — тут же заинтересовалась я. Хотелось бы поучаствовать. Выцарапать ей глаза и вырвать сердце голыми руками. Или, в конце концов, поиграть с ней Андреевыми игрушками, раз ей так понравилось!
«Не скажу».
Что ж, надеюсь, пару раз выебли и за меня.
А потом пришло еще одно, последнее сообщение:
«Андрей в норме, взял себя в руки, восстанавливается. Больше писать не буду, он попросил».
И не писал.
Я ненавижу весну. Бегущие ручьи, капель, мать-и-мачеха из-под снега и теплая вьюга вишневых лепестков всегда сулили скорые экзамены, а самые сладкие майские дни были в школе заняты так, что головы не поднять. Лето в этом смысле гораздо лучше.
Но с некоторых пор лето я ненавижу даже больше. Лето, отнявшее у меня маму…
Когда пришла весна, я прокляла все на свете.
Учиться мне было легко и половина летней сессии была закрыта досрочно. Остальное, я была уверена, я сдам, не напрягаясь. Но тревожный запах пробуждающейся земли, рвущейся из тугих почек концентрированной яркой жизнью, пробирался в мой дом как вор и крал мое спокойствие и крепкий сон.
Что-то тревожило мою замороженную душу.
Я давно забила на свидания, только ходила иногда с Корсаковым и Машей пить кофе. Легкомысленная моя подружка уже давно бросила своего прежнего кавалера, а на этих встречах они стали поглядывать друг на друга очень недвусмысленно. Ну и хорошо. Так от меня хотя бы все отстали.
Но пришедшая весна и шальные взгляды моих друзей друг на друга разбередили мне сердце. Мне начали сниться сны. Очень горячие, жаркие, невозможно жестокие сны, в которых Андрей приходил мрачный как тьма, приковывал меня к кровати лицом вниз и бил длинной плетью как там, в клубе. Но каждый жгучий удар, который я никогда не выдержала бы в реальности, во сне наполнял меня плотным горячим удовольствием, страшным, томным, по самую макушку заливал терпкой тягучей патокой. Все внутри сжималось, принимая удар за ударом словно толчки внутрь меня.
Просыпалась я мокрая с головы до ног. А между ног был вообще потоп, пальцы скользили, остро пахло моей жаждой. Я выгибалась на постели, ощущая пустоту в себе. Шла в душ, чтобы смыть пот и раз за разом заглядывалась на продолговатые флаконы шампуня. Хотелось странного.
