Боже, все в ней делало меня одержимым безумцем: ее запах и вкус, едва уловимое хныканье и мягкое, излучающее жар тело в моих руках. Да, вот так сладкая, не бойся меня. Не обижу. Больше никогда. Скольжу ладонью по нежной коже шеи, плечу, спине и притягиваю за поясницу теснее. Желание обладать ею болезненным выстрелом устремилось вниз. Зажатый между нашими телами пульсирующий, твердый член молил о тягостной необходимости освобождения.
Обхватив за талию резко приподнимаю, усаживаю на столешницу, и она вскрикивает, хихикая. Рывком раздвигаю ее ножки, низ платья скользит по бедрам вверх. Снова впиваюсь в ее пухлые губы. За ее спиной гремит что-то, банки какие-то. Мне все равно, даже если это рассыпались смертоносные яды, ртуть или другие химикаты, меня уже не остановить. Я жадный и голодный до нее. До каждой части тела, до миллиметра гладкой, бархатистой кожи, аромат и вкус которой сводит с ума. Превращает в животное, отчаянно жаждущего вкусить и распробовать каждую часть этого притягательного тела. И Лера, такая ласковая, мягкая, податливая льнет ко мне теснее. Сжимает мои напряженные плечи, царапает шею, часто дышит, задыхаясь.
«Какого черта ты делаешь?! Остановись!» — грозно кричит мой упрямый разум, сквозь пелену помутненного рассудка, но я отталкиваю этот голос в голове куда подальше. Прочь!
Как бы не хотел, не могу заставить себя оторвать свои руки и губы от нее. Когда она мурчит как кошка, отзывается дрожью на каждое мое касание, покусывание и ласку языка.
Но, блядь, я должен остановиться! Чтобы в конец не испоганить ту хрупкую связь, которую и толком не удалось восстановить в наших сложных отношениях.
Давай, девочка, используй эту последнюю возможность и останови меня, пока не поздно. Пока еще способен соображать и не утратил последние частицы самообладания. Хотя и это под вопросом. Оставив несколько мимолетных, ласковых поцелуев на ее мягких губах, линии подбородка, возле уха, тихо шепчу:
— Скажи мне «нет». Запрети прикасаться и целовать тебя. Прикажи убрать руки и отойти как можно дальше. — Перевожу дыхание и большим пальцем провожу по мягкой плоти губ. — Лера, я не должен этого делать. Ни после того, что сделал с тобой. Не достоин и волоса на твоем теле. Останови меня, скажи!
Отважиться и взглянуть ей в глаза трудно, но я делаю это. Смотрит на меня неуверенно с затуманенным взглядом, еще не пришла в себя. Грудь гулко вздымается и опускается, часто так дышит, но смысл моих слов понимает. Покачав головой из стороны в сторону, слабо шепчет:
— Нет, не буду.
Сжав челюсть, так сильно, что боль простреливает в скулах, прижимаю свой лоб к ее:
— Потом будет поздно. Назад дороги не будет. Ты ведь понимаешь, что после этого никогда уже не отпущу. А ты будешь сожалеть. Будешь! Хочу тебя, но еще больше боюсь все испортить. Потерять тебя. Вас обоих. Ты пьяна, я не могу взять тебя в таком состоянии. Проснешься завтра и от тебя повеет холодом и отвращением ко мне. Я не хочу …
— Не повеет, не будет этого Марк! Я трезвая и это мое решение. Не тебе решать! — Обрывает меня и касается ладонью щетины. Закрываю глаза, впитывая тепло ее кожи.
— Как ты не понимаешь, я же облажаюсь снова. А ты не облегчаешь задачи. Идешь мне навстречу, так легко в самые руки бросаешься. Которыми я же тебя и изломал, уничтожил.
Распахиваю глаза и поджав губы, смотрю на нее, выискивая хоть что-то похожее на злость, боль, обиду на меня. Забыла разве, какое я чудовище?! Но ее лицо полно лишь глубокой печали и сожаления. Кладу свою ладонь поверх ее, которая все еще покоится на моей щеке.
— Ненавижу себя за то, что не стал слушать тебя и взял против воли, изувечил твое тело и душу в ту ночь. Беги от меня, Лера! Иначе я не ручаюсь за себя. Когда ты рядом мне сносит крышу, с катушек съезжаю! Совсем не контролирую себя и способен творить ужасные вещи, от которых можешь снова пострадать! А я этого не вынесу. Нет! Просыпаюсь, а ты здесь, — пальцем указываю на свой висок, — и весь день в мыслях, пока не лягу спать. А потом и ночью приходишь, во сне, каждую ночь, грозишься покончить с собой, если приближусь. А я больной на всю голову до тебя, Лера, подыхаю без тебя, не живу, а выживаю.
— Я прощаю тебя! — Прерывая мой несвязный бред, орет так сильно, повергая меня в шок. Не поверив своим ушам, вытаращив глаза, гляжу на нее ненормальную.
— Не смей, Лера! Замолчи! — отдираю руки от нее и отшатываюсь на шаг назад. Что же ты делаешь глупая! Режешь без ножа, наизнанку выворачиваешь этими словами. — Запрещаю тебе даже думать об этом!
Но она и не собирается молчать, упертая ведь, непробиваемая:
— Марк, перестань копаться в прошлом. Пусть оно останется позади! Мы не можем его исправить! Вот они мы и наш Сережа в настоящем. Давай и останемся здесь, а плохое не будем ворошить.
Вскидываю голову к потолку и что есть силы зажмуриваю глаза. Не хочу слышать. Не сейчас, никогда! Такое мерзкое животное не достойно прощения. Глубокий вдох, рваный выдох. С трудом удается. Подобно удару под дых, слова ее выбили весь воздух из легких. Давайте же, работайте черт возьми! Качайте кислород, которого вдруг стало ничтожно мало в этом душном помещении. Секунда, другая. Вот так лучше. Провожу ладонями по лицу и решаюсь взглянуть на нее.
— Нет, нет, не надо Лера маленькая, чего ты?! — Испугалась моей реакции и крика? Конечно же! Снова все испортил.
Одинокая слеза катится по ее щеке. И мне мучительно больно видеть ее горечь. Руки дрожат, как у последнего алкаша, когда подхожу ближе, и потянувшись к ее опечаленному лицу, большим пальцем вытираю влагу с щек.
— Да, Марк, прощаю. — Смотрит на меня решительным, упрямым взглядом, как будто храбрости набирается перед тем, как броситься в самую пропасть. Где на самом дне, с распростертыми объятиями жду ее. И если упадет, то поймаю и буду цепляться за нее, как за единственный глоток жизни. — Хочешь правду, Власов? Так держи! Слушай внимательно. Скажу только раз.
Отпускаю лицо к ее коленям, что дрожат под моими ладонями. Убираю руки на столешницу по обе стороны от ее бедер, давая ей чуть больше пространства. Снова встречаюсь взглядом, давай понять, что готов услышать. Храбрая такая, настоящий боец, такую Леру я знаю.
— Я боюсь тебя, Марк. С памятью ничего не поделаешь. — печально усмехается, — Не ты один здесь больной на всю голову. — Ладонью чуть толкает меня в грудь, но я неподвижен, как скала. — Стоишь тут передо мной, такой неотразимый, красивый, заботливый, даже через чур, оберегаешь нас, делаешь нашу жизнь безоблачной. Знаю, что в этом плане на тебя можно положиться. Хоть и сложно мне это дается, не свыклась еще с такой опекой и беззаботностью. Но ко всему хорошему привыкаешь быстро. — Наклонив голову на бок, рассматривает мое хмурое лицо с интересом, как будто подмечает новые для себя детали. — Когда ты рядом мне хорошо. Да так сильно что внутренности узлом вяжет, как хочу, чтобы прикасался ко мне. С тобой я знаю, что значит рой бабочек, которые бурно трепещут в животе. Совсем сбрендила, да? — Подняв маленькую ручку, аккуратно проводит указательным пальцем по моей складке над переносицей, пытаясь ее разгладить. А я хочу схватить ее и целовать эти тонкие пальцы, запястье, ладони, но не смею. Мне нужно дослушать ее, не сбивая и не отвлекая от мысли, что пытается донести.
— Как же я хочу, чтобы все наше проведенное вместе время, было похоже на то утро в Москве. Помнишь его, Марк?
— Да, и никогда не смогу забыть, — горло сдавило спазмом, но я все же выдал осипшим голосом ответ.
— И я помню глубокие и искренние чувства к тебе, что зародилась тогда в Москве. И представь себе, какое открытие я для себя, совсем недавно сделала? А то, что эти чувства в последние месяцы начали только крепчать, становиться сильнее, ярче, насыщеннее. Когда слышу твой голос, как сейчас или в трубке телефона внутри, в области сердца становится горячо так, в груди растет что-то мягкое, воздушное и невыносимо приятное. Что это за чувства такие? Влюбленность? Симпатия? Влечение? Я ни к кому такого не испытывала. И что я могу со всем этим поделать? Ничего. Просто тону в них, время от времени всплывая на поверхность, чтобы привести мысли в порядок, и снова с головой, на самую глубину, наслаждаясь каждым мгновением. Каждой секундой, что находишься рядом или долгожданной смской от тебя, звонком среди ночи или среди дня. А должна ненавидеть тебя. Знаешь почему? — Знаю, поэтому и качаю головой утвердительно. Морщится и продолжает:
