Тихие моменты были такими же захватывающими. Лежа на пляжном одеяле в нашем любимом месте в заливе, ее голова на изгибе моей шеи, моя рука обвилась вокруг нее, когда мы смотрели на звезды. Шептать друг другу наши самые темные секреты и знать, что на другом конце никогда не будет осуждения. Черт, кроме Купера,
она единственная, кто когда-либо видел, как я плачу.
— Было много расставаний и примирений, — признаю я. — Но это была наша фишка. А потом, в прошлом году, она внезапно исчезла. Однажды она просто взяла и уехала из города. Никому не сказав ни слова.
Мое сердце болезненно сжимается при воспоминании. Сначала я подумал, что это
шутка. Что Жен сбежала со своими подружками и хотела, чтобы я взбесился и поехал во Флориду или что-то в этом роде, чтобы выследить ее, а затем немного подрался и покончил с этим. Пока девочки не сказали мне, что они не слышали от нее ни звука.
— Позже я узнал, что она обосновалась в Чарльстоне и начала новую жизнь. Просто так. — Я проглатываю горечь, которая забивает мне горло.
Мак на мгновение задумчиво смотрит на меня. Мы стали довольно близки с тех пор, как она начала жить здесь, так что я знаю, когда она пытается сформулировать хороший способ сказать мне, что я катастрофа. Не то чтобы это было что-то, чего я не знаю.
— Продолжай, принцесса. Скажи, что у тебя на уме.
Она кладет вилку и отодвигает тарелку.
— Звучит как токсичная ситуация для вас обоих. Может быть, Жен была права, что покончила с этим навсегда. Может быть, вам двоим лучше держаться подальше друг от друга.
На это Купер бросает на меня свирепый взгляд, потому что почти ничего он не любит больше, чем «я же тебе говорил».
— Я сказал то же самое Куперу о тебе, — напоминаю я ей. — А теперь посмотрите на вас, ребята.
— Ради всего святого. — Купер бросает свои приборы на тарелку, и его стул скрипит по деревянному полу. — Ты не можешь сравнивать нас. Даже близко нет. Женевьева в полном беспорядке. Лучшее, что она когда-либо делала для тебя, — это перестала отвечать на твои звонки. Оставь это, чувак. Она здесь не ради тебя.
— Да, тебе, должно быть, это нравится, — говорю я, вытирая рот салфеткой, прежде чем бросить ее на стол. — Потому что это расплата, верно?
Он вздыхает, протирая глаза, как будто я какая-то собака, отказывающаяся от дрессировки. Снисходительный придурок.
— Я пытаюсь присматривать за тобой, потому что ты слишком ослеплен, чтобы увидеть, чем это закончится. Где вы двое всегда оказываетесь.
— Ты знаешь, — говорю я, вставая из-за стола. — Может быть, тебе стоит перестать проецировать все свои проблемы на меня. Женевьева — это не Шелли. Прекрати пытаться наказать меня, потому что ты злишься, что твоя мама бросила тебя.
Я сожалею о словах, даже когда они слетают с моих губ, но я не оборачиваюсь, когда Дейзи следует за мной к кухонной двери, и мы направляемся на пляж. Правда в том, что никто лучше меня не знает всего того дерьма, через которое мы с Жен прошли. Насколько мы неотвратимы. Но в этом-то все и дело. Теперь, когда она вернулась, я не могу игнорировать ее.
Эта штука между нами, это притяжение — оно мне не позволит.
ГЛАВА 4
Женевьева
Я уже сожалею об этом. Мой первый день в офисе папиного каменного бизнеса оказался хуже, чем я себе представляла. В течение недель, может быть, месяцев, ребята приходили сюда, чтобы оставить счета в беспорядочной куче на столе перед пустым стулом. Почту бросали в лоток, даже не посмотрев, от кого она. На шкафу для хранения документов все еще стоит кружка с осадком, который раньше был кофе. Вскрытые пакетики с сахаром, которые муравьи давно разобрали, лежат в мусорном баке.
И Шейн не помогает. Пока я сижу за компьютером, пытаясь разобраться в маминой системе именования файлов, чтобы отследить какие-то записи о оплаченных и неоплаченных счетах, мой второй по старшинству брат сидит в TikTok на своем телефоне.
— Эй, придурок, — говорю я, щелкая пальцами. — Здесь около шести счетов-фактур с вашими именами на них. Они оплачены или все еще находятся на рассмотрении?
Он даже не поднимает головы от экрана.
— Откуда я должен это знать?
— Потому что это твое рабочее место.
— Это не по моей части.
Шейн не видит, как я поднимаю руки в воздух, и представляю себе как душу его. Мудак.
— Здесь три электронных письма от Джерри о внутреннем дворике для его ресторана. Тебе нужно поговорить с ним по телефону и назначить встречу, чтобы провести осмотр и дать ему оценку.
— У меня и так много дерьмовых дел, — говорит он, едва выговаривая слова, поскольку его внимание остается сосредоточенным на крошечной светящейся штуковине в его руках. Ему как будто пять лет.
Я запускаю в него скрепкой с резинкой. Они бьют его прямо в середину лба.
— Черт, Жен. Какого черта?
Это привлекло его внимание.
— Это. — Я перекладываю счета через стол и записываю номер телефона Джерри. — Поскольку ты уже достал свой телефон, сделай звонок.
Крайне недовольный моим тоном, он насмехается надо мной.
— Ты понимаешь, что по сути, ты папина секретарша.
Шейн искренне испытывает мою любовь к нему и желание оставить его в живых. У меня есть еще четыре брата. Не то чтобы я действительно буду скучать по одному.
— Ты не можешь мной командовать, — ворчит он.
— Папа назначил меня офис-менеджером, пока не найдет кого-нибудь другого. — Я встаю из-за стола, чтобы вложить ему в руку бумаги и вытолкать его из кабинета. — Итак, что касается тебя, я теперь твой Бог. Привыкай к этому. — Затем я захлопываю перед ним дверь.
Я знала, что это произойдет. Выросшие в доме с шестью детьми, мы все всегда боролись за положение. У всех нас есть комплекс автономии, каждый пытается проявить свою независимость, получая дерьмо с верхних ступеней возрастной лестницы. Теперь, когда я двадцатидвухлетний средний ребенок, рассказывающий старшим братьям, что к чему, стало еще хуже. И все же папа был прав — это место — развалина. Если я не разберусь со всем этим в спешке, он в мгновение ока разорится.
Позже, после работы, я встречаюсь со своим братом Билли, чтобы выпить в "Ронде", местном заведении для свингеров-пенсионеров, которые проводят дни, разъезжая по Авалон-Бей на гольф-карах и обмениваясь ключами в аквариуме за игрой в покер. Повышение температуры в мае в заливе означает возвращение туристов и богатых придурков, заполонивших набережную, поэтому остальным из нас приходится искать более креативные места для времяпрепровождения.
Пока Билли улыбается бармену с морщинистым лицом и просит пива, никто в этом городе не знакомится с местными жителями, я заказываю кофе. На улице не по сезону жарко, даже на закате, и моя одежда прилипает к коже, как папье-маше, но я всегда могу выпить чашку горячего неэтилированного кофеина. Так ты узнаешь, что ты с Юга.
— Видел, как вы с Джеем вчера вечером вносили какие-то коробки, — говорит Билли. — Это последнее?
— Да, я оставляю большую часть своих вещей на складе в Чарльстоне. Нет особого смысла тащить сюда мою мебель только для того, чтобы через несколько месяцев перевозить все обратно.
— Ты все еще хочешь вернуться?
Я киваю.
— Хотя мне придется найти другое место.
Мой домовладелец был полным придурком из-за нарушения моего договора аренды на несколько месяцев раньше, так что я все равно буду платить ему, пока я здесь, живу в своей детской спальне. Уход с работы прошел не намного лучше. Мой начальник в агентстве недвижимости чуть не посмеялся надо мной, когда я упомянула о том, что беру отпуск. Надеюсь, папа планирует хорошо мне заплатить. Он может быть скорбящим вдовцом, но я не работаю бесплатно.
— Итак, угадай, кто на днях зашел в хозяйственный магазин? — говорит Билли с таким взглядом, который говорит мне собраться с духом. — Помощник шерифа, дерьмо собачье, приставал ко мне из-за знака на тротуаре. Что-то о городских постановлениях и блокировании пешеходного движения.
