- Извольте стать ровно, дочь моя! И положить руки по швам, - возвысил голос преподобный, и Розалия испуганно вытянулась. – Вы нарушали дисциплину и совершали прегрешения весь месяц... Теперь извольте стоять смирно, в таком виде, какого вы заслуживаете. Итак, что может сказать о ваших проступках?
И преподобный, закинув ногу на ногу, остановил задумчивый взгляд на чёрном треугольнике волос между её ногами. От этого взгляда живот Розалии стал покрываться бисеринками пота.
- Я не знаю... – пролепетала она, обмирая от стыда.
- Глупости! – оборвал преподобный. – Вот в журнале указано: сомневалась в деяниях святого Фомы Аквинского... Как это возможно? Святого! Каноника!!
- Я уже не сомневаюсь... ваше преподобие.
- Забиралась ночью в постель к послушнице Джейн Остин... Да это же разврат! Строила рожи за спиною сестры Агнессы... Смешила подруг во время молитвы!? Какой грех, ай-ай-ай! Вы сами, дочь моя, это понимаете?
- Понимаю... я нарушала... – скулила Розалия. - Но я больше не буду!
- Не сомневаюсь. Но понимаете ли вы, чего вы заслужили?
- Да... Порки... – захныкала послушница, - но ваше пре...
- Вот именно - порки!.. А теперь – кру-у-гом!..
Розалия, как в строю, повернулась на каблуках, и перед преподобным предстал её круглый, розовый зад прекрасной формы.
- Однако, дочь моя! Как у вас развита... э-э... задняя часть, - залюбовался преподобный, но тут же голос его посуровел. - Которой сегодня предстоит расплачиваться за ваши прегрешения! Хотя для такой крепкой... э-э-э... назначенные двадцать ремней – пустяки...
- Ваше преподобие, - включилась директриса. - Вы своей волей вправе добавить сколько угодно. Хоть тысячу! За её прегрешения всё будет мало.
- Ну, что же, дочь моя... Сомнения – грех тяжкий. Да ещё усугублённые развратом!.. Тридцать пять! – провозгласил преподобный, хлопнув ладонью по столу.
- Ва-аше преподобие-е!.. – в ужасе заскулила Розалия, ожидавшая лишь двадцати ремней, как было объявлено на построении.
- Молитесь, дочь моя, - преподобный сделал отстраняющий жест. – Наши послушницы должны смиренно принимать любое наказание.
Директриса молча указала ей на кресло. Сёстры подхватили несчастную и перегнули через его спинку так, что голова её уткнулась в кожаное сиденье, а крепкая попа высоко поднялась над креслом. Хозяйка этой попы, сжав ягодицы, принялась горячо молиться святой Бригитте, с ужасом ожидая первого удара.
– Не вздумай только орать, - сказала директриса и обернулась к механику. - Франко! Послушнице Розалии Смит – тридцать пять ремней. Если будет кричать – добавим ещё.
Первый удар ожёг Роз, но не произвёл сильного впечатления – она ожидала большего. Второй пришёлся по следу первого и ожёг сильнее, она даже взвизгнула. Потом удары посыпались один за другим, и попу стало жечь как на сковородке.
Роз, изо всех сил сдерживая вопли, терпела и молилась, молилась и терпела... «Матушка заступница святая Бригитта, спаси и защити! Помоги мне всё стерпеть, помоги не закричать, а то ещё добавят...»
Кто-то из сестёр-наставниц считал удары вслух, и Роз, кусая губы и молясь, одновременно прислушивалась, долго ли ещё до конца?
Заинтересовавшийся преподобный встал и, сохраняя торжественный вид, приблизился к креслу, над которым летал широкий ремень, раздавались звонкие шлепки, и дёргалась из стороны в сторону уже совершенно красная попа юной послушницы.
- Так, так её, - довольно кивал он, помахивая в такт рукой. – Замечательно!.. Просто воочию наблюдаешь, как с каждым благотворным ударом грешница становится всё чище и чище...
Матушка Элеонора, внимательно следившая за его лицом, поняла, что пока святому отцу всё нравится.
...Всё когда-нибудь кончается. Роз неожиданно ощутила, что порка прекратилась и её больше не удерживают. Тяжело дыша, она подняла красное, потное лицо и выпрямилась.
Все с любопытством смотрели на неё. В глазах каждого был вопрос: «Ну, как?»
Она осторожно притронулась к ягодицам. Они горели огнём, но... было терпимо.
- Повернись, - приказала директриса, и, разглядывая её красный зад, удовлетворённо заметила:
- Прекрасный результат... Не правда ли, ваше преподобие?
- О, да! – отвечал немного глуховатый попечитель. – Весьма красный... Ну, что же, дочь моя! Ты хорошо осознала свои проступки?
- Да... Спасибо, ваше преподобие, - отвечала Роз и в растерянности сделала книксен.
Все сёстры засмеялись, и даже сам преподобный улыбнулся.
- Вот и славно, милая. Больше не греши. Ступай!
- И скажи, пусть заводят следующую, - добавила матушка.
И Розалия, держась обеими руками за ягодицы, направилась к двери...
* * *
В приёмной сидели ещё пять послушниц, среди которых была и маленькая Джейн, которой тоже не повезло: ей за «разврат» с Розалией Смит назначили шесть ремней. Одна из провинившихся, белокурая Николь Уоллес, считавшаяся в пансионе первой красавицей и обвинённая в «высокомерии и дерзости», стояла уже без панталон: её трясло от страха. Три дюжие тётки из обслуги, готовые хватать и тащить любую, были наготове.
К Розалии, у которой всё уже было позади, устремились подруги по несчастью.
- Ну как, Роз, больно?.. - Джейн взяла её за руку, сочувственно заглядывая в глаза.
- Ничего, - скривилась Роз, поглаживая ягодицы. - Терпимо.
- О-о, красная какая!.. – ахала Джейн, осматривая её попу. – После двадцати-то...
- Его преподобие мне добавил... за разврат с тобой, – улыбнулась Роз, и тихо шепнула: - Гад он! А ты говоришь, добрый...
- Он и мне добавит! – ахнула Джейн и заплакала.
- Не бойся, дурища, не добавит, - Роз обняла её. – Тебе не за что. Шесть как назначили, так и получишь - а это чепуха! Главное, молчи в тряпку и молись Бригитте.
Осторожно надевая панталоны на горевшие огнём ягодицы, Роз повернулась к белокурой красотке Николь, которую в пансионе считали гордячкой и «принцессой».
– Ты следующая?.. – спросила она, оглядев её белоснежную задницу.
- Я-а-а... – дрожа, отвечала та.
- Выше нос, красотуля! – ухмыльнулась Розалия и, подойдя ближе, заговорила тихо. – Ты знаешь что... Ты, как зайдёшь, преподобному-то улыбнись... так как-нибудь... ну, глазки сделай... и, главное, не забудь книксен, поняла? Он же мужчина!..
- Да-а? – удивилась та.
- О, да!.. – усмехнулась Розалия и мотнула головой тёткам. - Заводите её, сёстры, чего стали? Там ждут!
Тётки тут же подхватили красавицу под руки и быстро потащили в кабинет. Она и охнуть не успела, как уже стояла пред строгим судейским ареопагом во всей красе. Возвращаясь, сёстры-служительницы двери прикрыли не плотно... видимо, по оплошности.
