— Уверен. То же самое и у меня с тобой нынче утром.
Линда пытливо кольнула взглядом поверх кофейной чашки, не понимая толком, в шутку он или всерьез.
— Ты же помнишь, какой опустошенной была, когда очнулась?
— А ты разве нет?
— Я — наоборот. Когда появился сегодня, еле ноги тащил. А теперь только взгляни на меня!
— Да, но… — слова дались ей не сразу, — любовь на людей по-разному действует.
— У тебя это в порядке вещей, отключаться на полчаса после того как отлюбишься?
— Ну а что? Это ж зависит… — улыбка Линды не скрыла растерянности.
— От того, как выкладываешься? — кивок в ответ. — Не в этом объяснение, одно тебе скажу. Карлсен, повернувшись, взмахом позвал официанта.
— Послушай, — подала голос Линда. — Ты уж извини, пожалуйста, если что не так, но позволь задать один вопрос.
— Давай.
С вопросом пришлось повременить, пока официант обрабатывал счет и возвращал карточку. Лишь когда сомкнулись двери лифта, она сказала:
— Не будь твой дед капитаном Карлсеном, ты все равно, так бы и верил в это?
— Нет, конечно. Хотя не будь мой дед капитаном Карлсеном, этого всего бы и не случилось.
— Потому ты на самом деле считаешь, что унаследовал это от него? — Не знаю, что и думать. Может, ты поможешь разобраться.
— Это как?
Карлсен отпер дверь офиса и придержал ее, пропуская Линду вперед.
— Я покажу. Давай-ка зайдем.
Глянув искоса с боязливым подозрением, Линда прошла следом в его кабинет.
— Подойди-ка. Не бойся, ничего не будет, — успокоил он, видя, что она колеблется. — Просто встань вот сюда.
Даже сидя на краю стола, ростом Карлсен был несколько выше Линды.
— Так, ладно. Сейчас я тебя как бы поцелую. Причем, надо, чтобы ты не реагировала вообще никак. Представь, будто ты просто школьница, а я твой дедушка.
Подавшись вперед, Карлсен прильнул к ней губами. Линда чуть поморщилась (губа все еще побаливала) и замерла, боясь дышать.
— Ну вот, и ничего, так ведь?
— Так, — она кивнула.
Карлсен сфокусировал энергию, расслабился, и лучистым импульсом послал теплоту, сочащуюся через руки, грудь и живот. Затем, легонько стиснув ладони Линды, чуть потянул ее на себя. Удивительно: опустошенное им жизненное поле фактически восстановилось. Карлсен приложился губами — осмотрительно, чтобы не задеть ранки. Стоило их губам встретиться, как он почувствовал немо нарождающийся отклик. Мгновение, и Линда, резко вдохнув, томно приоткрыла губы. Он отстранился.
— Стой, реагировать не надо.
Линда попыталась напрячься, но едва их губы снова сблизились, всем телом прильнула к Карлсену.
— Не могу…
— Ты постоянно так реагируешь? — Карлсен чуть подался назад.
— Сам видишь, — вкрадчиво улыбнулась она.
— Нет, ты постарайся не реагировать. Смотри, я даже касаться не буду.
И опять: как только губы сближаются, она теряет над собой контроль.
— Так нече-естно, — с игривой капризностью пропела Линда.
— Вот видишь, дело здесь не просто в психике. Это все равно что физическая сила, и если б мы так и продолжали касаться губами, я начал бы забирать из тебя энергию.
— А кто против? — с юморком заметила она, сопроводив слова неотразимым взглядом.
— Хорошо. Но только для наглядности.
Хотя на самом деле прикосновения хотелось ничуть не меньше, чем ей — это Карлсен понял, едва их лица сблизились. Оба, словно мучились жгучей жаждой, утоляли которую лишь зовущие губы. В рот ему влажно скользнул ее язык; прильнув к Карлсену низом живота, Линда с плавной ритмичностью стала упруго на него надавливать. Он, как и она, чувствовал, что нелепо стоять здесь наглухо застегнутым, когда можно, подраздевшись, удобно лечь. Тем не менее, он не поддавался соблазну перебраться на диван. Вся энергия была направлена на собственное желание и импульс, высасывающий из Линды энергию. Опять пробрало нестерпимое желание оторваться от ее губ и впиться зубами в шею. Хуже то, что он сознавал: она с удовольствием это позволит.
В теле томительным огнем разгоралось желание достичь оргазма, хотя оно не сопровождалось обычным желанием войти в женское тело. Поглощать хотелось именно женскую сущность, как какой-нибудь тягучий, прохладный, безмерно сладкий напиток…
— Ну прошу тебя, — выдохнула Линда, на секунду отстранив губы.
— Ладно.
Он крепко припал к ее губам, наслаждаясь их податливостью. Желание маслянисто всколыхнулось, а с ним — тяга прижаться, почувствовать. Вместо этого он с усилием сдерживался, не допуская извержения. Получается, что и порцию бьющей через край энергии он впитывал понемногу. Когда она неизъяснимо утоляющим бальзамом хлынула из уст в уста, Линда судорожно, всем телом притиснулась. В эту же секунду Карлсена пронизало ощущение чудесной, резкой ясности, словно чувства впервые за все время сфокусировались. Когда судороги оргазма у Линды утихли, Карлсену пришлось ее поддержать, чтобы не покачивалась. Взгляд налился поволокой — она будто не знала толком, где находится.
— Вот видишь, даже раздеваться не пришлось. — Он взял ее за руку.
— Пойдем, приляжешь.
Проводил до дивана, заставил улечься, подсунув род голову подушку.
Линда закрыла глаза.
— Как себя чувствуешь?
Линда, вздохнув, с мечтательной задумчивостью улыбнулась.
— Чудесно.
Карлсен отвел прядь с ее повлажневшего лба.
— Понимаешь, почему у тебя усталость? Это я забрал у тебя какое-то количество энергии.
— Я не возражаю, — сказала она, сопроводив слова кивком.
Взяв руку Карлсена обеими ладонями, Линда положила ее себе на бедра.
— Какое ощущение было? — полюбопытствовал он.
— Чуть страшновато. А так ничего, приятно.
Карлсен посмотрел на настенные часы — всего три часа. Три часа уже как вампир.
— Останься, вздремни. Мне идти пора.
— Куда?
— В Космический Музей.
— А ты не устал разве?
Он покачал головой.
— В этом и суть вампиризма. Я забираю энергию у тебя. Ты устала, а у меня, наоборот, прилив бодрости. Расклад не совсем в твою пользу.
— Почему же… — с нежной убежденностью возразила она.
— Как «почему»?
— Потому что чудесная такая… умиротворенность.
Он поцеловал ее в лоб.
— До встречи.
Не дойдя еще до двери, почувствовал: уже уснула.
Приятная прохлада стояла на Пятой авеню и в три часа пополудни. Стелящееся над городом призрачное облако четко удерживало температуру на отметке двадцати пяти градусов — во избежание монотонности, Бюро Контроля за экологией допускало незначительный подъем температуры во второй половине дня. Из ньюйоркцев многие так привыкли к этой приятно умеренной среде, что вообще перестали выезжать из города.