— Прости за опоздание. Никак не могла выбрать, что надеть, — извиняется Науми, занимая место по правую руку от меня. — Что за царапина? — обеспокоенно нахмурившись, она дотрагивается кончиками тёплых пальцев до пореза на моей шеи.
— Неудачно побрился, — ухмыляюсь я, взглянув на помрачневшую белокурую пчелку. — Науми, это Каталея.
— Я знаю, кто она, Бут, — улыбаясь одними губами, равнодушно отзывается Науми и наконец обращает взгляд на вторую пчелку. — Привет, говорят, ты отжала трутня из-под носа у Медеи. Это правда?
— Впервые слышу, — Кая озадаченно сводит брови, кинув на меня вопросительный взгляд. — Но, если говорят, значит, правда.
— Остроумно, — склонив голову, Науми растягивает губы в искусственной улыбке. — Бут, почему она с нами? — вопрос адресован мне в то время, как взгляд сосредоточен на Кае.
— Кронос решил, что вам стоит познакомься в более располагающей к общению обстановке, — сообщаю я одну из причин.
— Он планирует поставить нас в пару на сезонном стриме?
— Да, но я не разделяю его затею.
— Почему? — повернув голову в мою сторону, любопытствует Науми.
— Ты знаешь — почему, — глядя в умные черные глаза, отвечаю я.
— Может и мне расскажете? А то я одна тут ничего не знаю, — раздраженно встревает Кая.
— Я думал, мы договорились насчет вопросов? — напоминаю вкрадчивым тоном.
— Хорошо, тогда буду пить молча, — взяв со стола бутылку, Каталея наливает себе полный бокал и за пару секунд осушает его до дна.
— Кто же так пьет дорогое вино? Его нужно смаковать, наслаждаясь букетом, — поморщившись, делает замечание Науми.
Кая выразительно закатывает глаза к потолку.
— Тоска с вами смертная, — заявляет она, и прихватив бутылку и бокал, встает из-за стола.
— Какая невоспитанная пчёлка, — фыркает ей в спину знойная аристократка.
— Она еще не освоилась. Дай ей время, — спрятав улыбку, я пожимаю плечами, краем глаза наблюдая, как светловолосая стервочка устраивается на медвежьей шкуре возле растопленного дровяного камина.
— Времени ты ей предоставил больше, чем мне и другим пчелкам, — погладив меня по плечу, рассудительно говорит Науми. — Боюсь, тут дело в другом.
— И в чем же? — спрашиваю без особого интереса.
— Ты позволил ей считать себя особенной. Иных объяснений я, увы, не вижу, — разводит руками моя прекрасная собеседница.
Она абсолютно, на сто процентов права, но я сделал хуже. Я позволил Кае считать себя равной.
— Исправь это, пока не поздно, — тихо произносит Науми. — Хотя у нее все равно нет шансов, если нас все-таки поставят в пару.
Не ответив на смелое заявление, я перевожу задумчивый взгляд на Каю. Повернувшись к нам спиной, она снова наливает в бокал вино, явно вознамерившись напиться в стельку. Я не собираюсь ее останавливать. Иногда бывает полезно надраться до отключки и ни о чем не думать. Когда-то я тоже прибегал к этому простейшему методу, если срочно требовалось сбежать от реальности, пока не узнал, что есть способ лучше. Гораздо лучше.
Наполнив наши с Науми бокалы, я медленно поднимаюсь из-за стола и обращаюсь одновременно к обеим пчелкам:
— С этой минуты и до конца нашего пребывания в этом прекрасном месте, для всех действует одно единственное правило. — Оно очень простое и придерживаться его не составит большого труда. Мы не говорим об Улье, и ведем себя так, словно это самый обычный отпуск.
— Ага мы самая обычная шведская семья, в которой муж трахает кого угодно, но не своих жен, — подает голос Каталея. Вот же язва, не забудет плеснуть ядом.
— Кая, вы не мои жены, это раз. В шведских семьях запрещено многоженство — это два. А в-третьих, это правило тебя тоже касается. Поэтому воздержись от насмешек, — сделав глоток и покатав вкус на языке, я сажусь обратно.
— Никаких правил нет, — оглянувшись через плечо, Кая бросает на меня пристальный острый взгляд, заставив поперхнуться вином.
Глава 23
Кая
Уговорить в одиночку бутылку?
Легко.
Стащить из-под носа у медовой парочки вторую?
Запросто.
Опустошив до дна, потребовать продолжение банкета?
На раз плюнуть.
Промахнуться мимо бокала и залить единственную футболку вином?
Фигня, бывало и хуже.
Стащить с себя испорченную одежду и замотавшись в плед вырубиться на полу?
Без проблем.
Проснуться в черной-черной комнате, на черной-черной кровати под черным-черным одеялом, прижавшись голым задом к крепкому члену?
А вот это уже, наверное, перебор.
Сбой программы, нарушение границ и запредельный трындец.
Не то чтобы ничего подобного не случалось в шальной юности или Кая внезапно стала жуткой моралисткой. До ханжи и пуританки ей так же далеко, как до родного дома. Непроходимая пропасть. Дело в другом. Кая еще не пропила последние мозги и смутно, но догадывается, где и с кем находится и это, мягко говоря, отрезвляет.
Отпрянув от горячего как ад, и твердого как камень мужского тела, пчелка судорожно пытается вспомнить, как докатилась до такой жизни, и что успела наворотить в пьяном угаре. Далеко отодвинуться не выходит, не дает тяжеленная мускулистая лапища, лежащая на ее талии.
В голове собираются все самые черные-черные мысли, во рту словно кто-то сдох, виски гудят похмельной болью, а в воспоминаниях — сплошные белые пятна. Снова пошевелившись, Кая с усилием выбирается из-под руки Бута,
— Куда собралась? — намотав ее волосы на ладонь, проснувшийся батлер возвращает взбрыкнувшую пчелку обратно.
— Пописать и зубы почистить. Но если настаиваешь, могу устроить тебе золотой дождь, — дерзит вконец охамевшая пчелка.
— Пять минут, — приподняв голову и разлепив один глаз, сонно бормочет Бут.
Красивый, паскуда. Даже с одним мутно-голубым глазом. Отпустив девушку, он открывает второй, и в паре его глаза проделывают с ее резко прояснившимся рассудком что-то дико неприличное. К тому что, она голая, вопросов особых нет. Раздевалась сама. Это она помнит. Но каким образом ее обнажённая тушка переместилась из гостиной в черное-черное логово, а точнее прямиком в постель психа-извращенца необходимо прояснить.
— Что я здесь делаю? — на повышенных тонах спрашивает Кая, решив повременить с гигиеническими процедурами и опорожнением мочевого пузыря.
— Ты у меня спрашиваешь? — хохотнув, любопытствует Бут.
Стянув с него одеяло, она сразу же жалеет о своей необдуманной импульсивности. Говорить с батлером, одетым в безупречный костюм Адама — провальная, бесперспективная и весьма опасная затея. Пощадив ее моральную неустойчивость, Бут тянется за сбитым в ногах покрывалом и прячет от бесстыжих пепельно-серых глаз все самое интересное.
— А тут еще кто-то завалялся? — обмотавшись одеялом, Кая бегло осматривает спальню, затем демонстративно заглядывает под кровать. — Вроде никого, — пожав плечами, заключает она.
— Память отшибло? — лениво глумится батлер, привалившись к изголовью, позволяя пчелке вдоволь налюбоваться бугрящимися мышцами, стальными бицепсами и рельефным прессом. Ну надо же шрам на плече почти не заметен. Ей бы его регенерацию. Хреново чувствовать себя ущербной и уродливой в постели с уникальным образцом мужской привлекательности. Но, с другой стороны, не вышвырнул же он ее, иначе могла бы она проснуться не в кровати, а на коврике под ней. И, судя по замеченным твердокаменным реакциям, отвращения Бут явно не испытывает. Возможно, это просто утренний стояк, но Кая сочтет его за комплимент в свой адрес.
— Не издевайся, батлер. Башка и так трещит, — потерев пальцами пульсирующий висок, страдальческим тоном жалуется пчелка.
— Пить меньше надо, — небрежно замечает Бут. Безжалостная скотина.
— Имей совесть, а?
— Не имею и тебе не советую, — ухмылка раздвигает красиво вылепленные губы. Прозрачно-бирюзовые глаза искрятся весельем. Ну хоть кому-то это гребаное утро приносит радость и удовольствие.
