Солнце слепило глаза. Я немного прищурилась и надела очки. Меня совершенно не заботил тот факт, что они мужские. Они бабаевские и это уже веский аргумент скрыться с их помощью от солнца.
Я понимала, что всё это могло выглядеть глупым, но мне казалось, что сквозь темные стёкла очков открывался мир таким, каким его видел Борис. Казалось, что так мы могли стать ближе. Возможно, Катя была права, говоря о том, что у меня просто сработала защитная реакция. Но я внутренне ощущала, что с Борей всё хорошо.
Перед тем, как я узнала о взрыве, моя душа была не на месте. Я нервничала, плакала, тонула в неизвестности. А затем постепенно стало легче. Это было не смирение, а знак, что с ним всё в порядке. Пусть я всё еще плохо спала, но в те моменты, когда мне удавалось заснуть, никакие кошмары меня не мучили. Это был хороший знак. Я училась всегда прислушиваться к интуиции и не предавать ее.
Заправив уже давно отросшие длинные пряди светлых волос за уши, я набрала Вала.
— Я уже на месте, где вас искать?
— Мы прямо напротив башни. Макс с воздушным желтым шаром.
— Хорошо, сейчас найду. Как там Макс? Не капризничает?
— Он в восторге! — засмеялся Вал.
— Замечательно. Иду вас искать, — я завершила вызов и несколько секунд просто стояла посреди тротуара, собираясь с мыслями и силами.
«Ну и к чему это волнение?», — обратилась я к себе мысленно. Спрятав телефон в сумочке, я отправилась на поиски Вала и Макса.
Людей на Марсовом поле, как всегда, было много. Туристы со всех уголков планеты приезжали сюда, чтобы посмотреть на Эйфелеву башню. Вал тоже сюда меня водил, когда мы только перебрались в Париж. Я совсем ничего не смыслила в архитектуре, но знаменитая достопримечательность, конечно же, сильно меня поразила и даже немного напугала своими исполинскими размерами. Внутрь нее мы попали далеко не сразу из-за огромных очередей. Только в третий раз, когда мы сюда приехали, сумели подняться на второй этаж. Именно тогда я и влюбилась в Париж и впервые задумалась над тем, чтобы сделать снимки этого города.
Шагая по тротуару, я пробиралась к башне и одновременно высматривала в воздухе шарик. Отыскала я его далеко не сразу, но, когда нашла, увидела Вала. Он, спрятав одну руку в кармане джинсов, перевернул кепку козырьком назад. Сегодня Вал был похож на себя прежнего. Налёт деловитости временно скрылся за легкостью и беззаботностью.
Я улыбнулась и ускорила шаг, затем резко остановилась, отчего сзади в меня врезались двое парней. Они что-то буркнули и пошли дальше. Вал разговаривал с мужчиной в белом. Он держал на руках моего Макса. Я сняла очки. Сердце в груди будто сделало сальто-мортале. Я затаила дыхание. Этого. Не. Может. Быть.
На какую-то долю секунды я подумала, что это Прокурор. Ведь только он так предан белому цвету. Но это был не он. Часто задышав, я почти перешла на бег, сосредоточив взгляд на мужчине. Он держал одной рукой Макса. Тот смеялся и весело дёргал свой шарик, что был привязан тоненькой ленточкой к запястью.
Я увидела резкий профиль мужчины и решила, что сошла с ума. Ветер подхватил мои волосы. В ярком солнечном свете белая простая лёгкая одежда показалась мне слепящей. Это был Борис. Он сдержано улыбался и смотрел на Макса.
Слёзы набежали слишком быстро и сорвались с ресниц. Я плакала и улыбалась одновременно. Так страшно было оттого, что всё это могло оказаться лишь миражом.
Бабай словно почувствовав мое приближение, повернулся и я увидела, что вторая часть его лица была изуродована ожогом. Меня словно что-то ударило в солнечное сплетение. Я снова остановилась и тяжело дыша, неотрывно смотрела на Борю. Он повернулся ко мне всем телом. Свободная рука тоже была изувечена. На коже уродливым узором расползся шрам.
Именно в этот момент я отчётливо поняла, что всё это реально. В иллюзиях Бабай непременно остался бы прежним. Я быстро вытерла с лица слёзы и продолжила свой путь, что казался мне несправедливо долгим.
Макс повернул голову и увидев меня, потянул свои ручки. Он еще активней задёргал ленточку с шариком, в желании похвастаться покупкой. Вал стоял чуть позади, наблюдал за происходящим и улыбался.
Перед глазами всё плыло. Я тихо выдохнула. Когда осталось всего лишь несколько шагов, я уже просто рыдала, а затем почти повисла на шее у Бори. Он был настоящим. Он был живым. И это… это такое счастье, от которого можно просто задохнуться, потому что оно разрывало изнутри и одновременно исцеляло.
— Ма, — позвал меня Макс.
Захлёбываясь такими сладкими слезами, я поцеловала пальчики сына, а затем посмотрела на Борю. На его губах всё еще осталась сдержанная улыбка. Светло-голубые глаза так же, как и в прошлом, внимательно рассматривали меня. Господи, у Макса точно такой же взгляд!
Шрамы были жуткими. В отдельных местах всё еще красноватыми.
— Прости, — прошептала я, боясь, что своими объятиями могла причинить боль.
Он ничего не ответил, просто крепко прижал к себе свободной рукой и поцеловал в макушку.
Мы долго молчали. Вот так стояли и молчали, потому что эмоций было слишком много, и никакие слова не смогли бы их выразить.
— Ты знал? — спросила я у Вала, выпрямившись.
Он лишь улыбнулся мне мальчишеской улыбкой.
— Нет, — ответил за младшего брата Борис.
Так странно было снова слышать его басистый голос.
— Никто не знал, оклемаюсь я или нет.
— Не хотел давать ложных надежд, — Вал подошел к нам. — Ситуация была тяжелой и нестабильной.
— Значит… Никаких обманных манёвров не было? — я растерянно посмотрела сначала на Вала затем на Борю.
— Нет, — ответил он. — Не было.
— Ты поставил на карту свою жизнь? — я снова прижалась к Бабаю, боясь, что он может вот-вот исчезнуть.
— Таков был мой план, — спокойно ответил он.
— Но ты родился в рубашке, — Вал похлопал брата по плечу.
— Получается, что так, — Боря поправил маленькую кепку, которую Макс решительно хотел снять со своей головы.
— Второй шанс, — задумчиво произнесла я.
— О чем это ты? — спросил Вал.
— Ты не верил, что может быть второй шанс, — я выразительно посмотрела на Борю. — Но что это, как не он?
— Ты оказалась права, Злата. И в этот раз я его не упущу.
— Мы с Максом погуляем здесь неподалёку, хорошо? — Вал аккуратно забрал Макса и поставил его на ноги.
Я кивнула, понимая, что Вал просто хотел дать нам возможность побыть наедине.
— Твое лицо, — я аккуратно прикоснулась ладонью к увечью.
— У меня вся правая сторона обожжена, — абсолютно спокойно заявил Боря, явно не желая принимать никакого сочувствия или жалости.
— Я знала, что ты жив. Верила в это, — проговорила я, глотая слёзы.
— Не плачь, — Бабая медленно стёр большим шершавым пальцем слезинку с моей щеки.
— Это от радости.
Он продолжал рассматривать меня, будто и сам не верил в реальность происходящего. Руки не отпускали, крепко обнимая.
— Как же я скучал по тебе, по твоим волосам, — Боря провел ладонью по моим локонам.
Я ничего не ответила, снова его обняла, уткнувшись носом в шею.
— Не отпущу. Никогда. Никуда.
— Не уйду. Буду держать крепче, — Бабай поднял мое лицо за подбородок.
— Почему белый? — щурясь из-за солнца, спросила я.
— Чёрный остался в прошлом, — Боря коснулся меня своими губами. — Пусть белый будет началом нашего нового пути, — он оставил сначала лёгкий поцелуй, затем жадного углубил его.
Я прикрыла глаза, ощущая как невероятная лёгкость наполняет меня изнутри. Будто золотистые лучи солнца своей жизнью заполнили мою мёртвую пустоту.
— Мы останемся здесь?
— Почему бы и нет? — Бабай обнял меня двумя руками, а я никак не могла надышаться в его объятиях. Не могла нарадоваться. — Спасибо тебе, — чуть помолчав, прошептал Борис. — За сына. За твою любовь и преданность. Только ради вас я и выжил.
— Эту жизнь мы разделим вместе. И я никогда, никогда больше не позволю тебе упасть.
