Дверь открылась, меня пригласили войти.
— Вы Ольга? Приятно познакомиться. Дима меня предупредил, так что проходите, — поприветствовал меня хозяин.
В небольшой комнате стояла старинная мебель, а посередине круглый столик покрытый чёрным материалом. На него я выложила три камня: рубин, бриллиант и изумруд.
— Мне нужна оправа для этих камней. Бриллиант и изумруд а золоте, первый на безымянный, второй на средний палец. Рубин нужен в платине, он должен быть похож на перстень с моим сапфиром. Вот посмотрите, оправа у него мощная, но в то же время легкая, ажурная. Два первых на ваше усмотрение, для меня главное красота.
Ювелир долго рассматривал камни, затем мое кольцо. Наконец выдал вердикт, — Две тысячи. Я согласилась, но с условием выполнить работу за неделю, вернее шесть дней. Наверняка у него есть помощник, так что успеет. Повздыхав он согласился, а я продолжила.
— Борис Моисеевич, мне нужны серьги с небольшие изумрудами под будущее кольцо, уверена вы сможете помочь.
Он задумался, затем вышел из комнаты. Не успела я присесть на диванчик, как он вернулся с парочкой футляров. В первом была подвеска и миленькие сережки с изумрудиками. Камни были маленькими, поэтому цена за комплект восемь тысяч. Я попросила добавить к этому золотую цепочку и мы ударили по рукам. Достала из сумки четыре пачки четвертных, передала ювелиру. Тот их быстро проверил, убрал в шкатулку.
— У меня есть вот это, думаю вас заинтересует, — с этими словами открыл второй футляр.
Там лежали серьги с крупными бриллиантами. Я посмотрела, даже примерила у зеркала, мне понравились. За них пришлось выложить двадцать восемь тысяч рублей, сумма просто катастрофически невозможная для простого советского человека. После расчета, в этот раз он проверял и пересчитывал значительно дольше, я спросила, — Может есть ещё что-то интересное?
Оказалось есть, это была серебряный орел покрытый золотом, работы самого Карла Фаберже. Понятно что её я тоже купила, это будет подарок отцу Ланы. Скажу — Кречет для Кречетова, наверняка оценит мой юмор. За него отдала двадцатку, всё же работа знаменитого на весь мир ювелира.
Вот и всё, покупки сделаны и за работу заплачено, пора перейти к главному.
— А теперь слушай. Мне всё равно кому ты стучишь, гебешникам или ментам, если я узнаю, а в этом можешь не сомневаться, то тебя не будет. Ты меня понял, — и я посмотрела ему в глаза.
Похоже переборщила, он весь затрясся, побледнел и в воздухе запахло мочой. Как бы дуба не дал, кто мне тогда оправу для камней сделает, нового что ли искать. Повернулась и вышла, не забыв оставить жучок, послушаем завтра кому он звонил.
На улице ждали рокеры, вроде так они тогда себя называли, впрочем могу ошибаться.
— Итак, я вас слушаю звездочеты, — усаживаясь на свой байк сказала им.
Всё оказалось просто, они приглашали меня к себе в клуб, в любое время, лишь бы я приехала. Вначале хотела послать этих самокатчиков, но потом передумала, вдруг пригодятся. Пообещала как только появится свободное время к ним заглянуть. Было заметно, что ребята хотят о многом спросить, но я быстро попрощалась, одела шлем и перчатки, повернул ключ, затем газанув на прощание выехала со двора. Мой путь лежал в один сквер, там стоял неприметный вентиляционный киоск. Таких много раскидано по всей Москве, метро нужен воздух, вот через них идет принудительная циркуляция. Вроде ничего интересного, будка с дверью и жалюзями, только вот у этого была одна особенность, если в него спуститься, то на глубине шести метров за листом фанеры была металлическая дверь. Это был запасной выход бомбоубежища, отделенного от него полуметровой стеной бетона. В случае необходимости перегородку ломали, так появлялся ещё один выход. Дверь была закрыта на внутренний замок, тройной ключ проводника железной дороги отлично к ней подошел. Повернула, и приложив усилие открыла дверь. Включила фонарик, притворила за собой первую, передо мной стояла внушительная гермодверь. Она была закрыта на два механизма задраивания, то есть два рычага, которые я быстро повернула. За ней слева ниша с душем, видимо для обеззараживания и смыва радиации. Дальше ещё одна такая же дверь, открываю и вижу коридорчик с шестью шкафами, в которых лежали старые ОЗК и противогазы. Коридор упирался в бетонную стену, которую в случае чего должны были сломать. Зачем так мудрить непонятно, проще поставить еще одну дверь, впрочем я не эксперт в бункеростроении. Около двери электрошкаф, в нем я поднимаю рубильник и на стенах загораются светильники. Электричество есть, осталось проверить воду. Напротив стоящих справа металлических шкафов есть дверь, за ней помещение с двумя кушетками, тремя медицинскими шкафчиками со стеклянными стенками и большим блестящим столом. Напротив вход в санблок, там душевая и унитаз с раковиной как в поездах. Трубы блестят, сделаны из нержавейки, такие сотню лет простоял как новенькие, так что вода должна быть. Так и оказалось, стоило повернуть вентиль, а за ним и барашек крана, как побежала вода. Вначале коричневая, затем всё светлее и светлее. Горячей почему то не было, может отключена, а может просто до конца не подвели, но я была и этому рада. Пыли здесь порядочно, нужно будет сделать уборку, но первым делом поменять замок. Потом обязательно притащить постельное, медикаменты и провизию. Это будет мое личное убежище, про него мало кто знает, здесь можно в случае чего отсидеться. Поднимаю стальной лист пола, там ниша под кабели, туда складываю золото апельсинов, кинжал, орла Фаберже и оставшиеся деньги. У меня недавно было сто двадцать пять тысяч, ювелиру отдала пятьдесят восемь, стало быть осталось шестьдесят семь. Неплохо меня раздел Моисеич, впрочем это того стоило, брюлики и статуэтка известного мастера будут неплохим вложением в будущее.
Пора домой, время уже пятый час, сегодня покататься не вышло, но может быть завтра получится.
Борис Моисеевич ещё не скоро пришел в себя, у него до сих пор тряслись руки. Больше всего его напугали глаза, такие равнодушные и мертвые. На него смотрели как на насекомое, решали раздавить или пусть ползет дальше. Чувство было премерзкое, такого он никогда не испытывал. Что было делать дальше он пока не решил, вроде надо позвонить своему куратору, но страх, липкий страх держал за горло. То что она его в случае чего уберет, он не сомневался ни секунды, тут ему никто не поможет. Рука потянулась к телефону, он набрал номер Волкова. Дальше он узнал о своей визитерше много чего интересного. Нет, не по телефону, а в одном летнем кафе, где он встретился со своим родственником, Волков приходился ему троюродным племянником. Он наверное единственный кто поддержал Дмитрия когда тот женился на Вере. Так ему тогда и сказал, — Пошли их всех на обрезанный конец, это твоя жизнь, поэтому живи как хочешь. Я вот женился на украинке и никогда об этом не жалел. Мне не повезло только в одном, моя Ангелина умерла при родах, оставила одного с новорожденной дочкой. Я до конца ей буду благодарен за нашу Аннушку, другой жены мне не надо, — говорил старый еврей вытирая слезы.
Теперь он внимательно слушал Волкова, и чем дальше, тем больше уверится в мысли, что про девушку нужно молчать. Ольга оказывается работала в ОБХСС у полковника Марчина, в это же время её неоднократно видели на Лубянке. Лично знакома с Щелоковым, он ей кстати недавно вручил орден Красной звезды. Имеет шикарную квартиру, дачу и иномарку с мотоциклом. Финансово независима, связи везде, даже за границей. Криминал её обходит стороной, сам Князь благоволит ей.
Вообщем много ещё чего такого, о чем можно задуматься. Уже прощаясь он услышал то, чего заставило его опять занервничать.
— Боря, ты же не забыл Львицу, которая тогда не отправила тебя за решетку?
— Конечно! У меня на руках была трехлетняя Аннушка, вот и пожалела Львова, я ей благодарен по гроб жизни, — закивал Смоктунович.
— Так вот, Ольга единственная и любимая её родственница. Я пошел, Верочка одна дома, я за нее постоянно волнуюсь, — и Волков скрылся за углом.
