Десятки из них взялись за оружие. Пока я была в пекарне с Уэстом, спала в его объятиях, занималась с ним сексом, все это время на меня нападали. Чужими руками. Без всякой причины.
Если бы это случилось со мной семь месяцев назад, я бы рухнула под тяжестью всего этого. Зная, что моим профессорам присылали эти ссылки, что моя сестра, мои тети и, возможно, даже мои бабушка и дедушка засыпаны спамом на Facebook с голыми фотографиями — это отстой. Это больно. Мне хочется плакать, если я зацикливаюсь на этом, если я слишком много думаю о том, что это значит для моего будущего, что это говорит о форме остальной части моей жизни.
Но это также делает меня свирепой.
Я готова сражаться. В руках у меня стопка распечаток, на плече сумка с ноутбуком. У меня есть Уэст в конце подъездной дорожки.
Передо мной в темно-бордовом кожаном кресле у окна сидит отец, на бедре у него лежит раскрытый ноутбук, очки сдвинуты на густые седые волосы, что портит его во всем остальном достойный вид. Я изучаю его знакомое лицо, густые брови, этот нос картошкой, унаследованный Жанель, но не мной, его подбородок более широкий, чем я помнила. Он набирает вес. Слишком много чизбургеров.
Он позвал меня домой, и я приехала.
Мои ладони вспотели, когда я сажусь на другое кресло в углу. Оно глубокое и высокое, и мои ноги едва достают до пола. Все мои воспоминания о наказании в детстве начинаются здесь, с беспомощной тяжести моих болтающихся ног. Я знаю количество латунных шпилек, крепящих обивку к подлокотникам его кресла. Девять вокруг арки. Еще по двенадцать с каждой стороны. Я изучила каждую морщинку на коже и запомнила геометрические арки и завитушки на его абстрактном офисном ковре, чтобы не смотреть ему в глаза.
Сегодня я сижу с прямой спиной, сложив влажные ладони на коленях. Я собрала волосы в конский хвост и надела джинсы и свитер, который он купил на Рождество, бледно-сине-зеленый кашемир цвета глаз Уэста. Мои доспехи.
Я тихо сижу и жду, потому что Жанель, та, кто подлизывается к нему, а Элисон, та, кто плачет. Я — дочь, которая приходит к нему, вооруженная контраргументами, умной защитой, хитрыми маневрами.
Я — дочь, которая сражается.
Вот уже несколько месяцев я слишком напугана, чтобы сражаться. Я пытаюсь жить в пузыре, который Нейт лопнул еще в августе. Я не хотела в это верить. Я сказала себе, что смогу это исправить. Накинуть туда несколько пластырей, закрасить трещины, отвести глаза и притвориться, что все в порядке.
Все не в порядке.
Пузырь хорошо и по-настоящему трахнут.
Но за пределами пузыря я нашла вечеринки регбистов и новых друзей, которым наплевать на мои глупые сексуальные фотографии. За пределами пузыря, бывают ночи в пекарне, секс по телефону, и длинный дневной сон в середине дня, с моей рукой, обившейся вокруг парня, который пахнет свежим хлебом и мылом, и кто заставляет меня чувствовать, что я имею значение, и нет разницы, как я выгляжу, что сделала, что было сделано со мной.
Мир не изменился. Там полно мужчин, которые ненавидят женщин. Он набит под завязку придурками, которые нападут на незнакомку только потому, что она женщина, а они недалекие обезьяны с комплексом неполноценности.
Мир не изменился, но я изменилась.
За пределами пузыря — жизнь. Уэст.
Мне здесь нравится. Я остаюсь.
Папа нажимает на что-то, закрывает крышку ноутбука и смотрит на меня.
— Кэролайн, — говорит он.
Только мое имя.
Просто мое имя, потому что начинает с опознания обвиняемого.
— Вчера вечером мне позвонила твоя тетя Маргарет. Она увидела кое-что неприятное на твоей странице в Facebook и хотела знать, знаю ли я об этом.
Его глаза — мои глаза, темно-карие и полные сочувствия. Его манеры разумны. Его дикция ясна и размеренна. Он не кричит в офисе. Он судит. Мы приходим к нему, как преступники, и он спокойно и разумно выносит нам приговор.
— Когда я сказал ей, что не знаю, о чем она говорит, она прислала мне ссылку, и я проверил ее сам. Ссылка привела меня на сайт, где... — Он прочищает горло, первый признак того, что все это его беспокоит. — ...где я нашел несколько твоих фотографий без одежды. Сексуальный компромат. Хотя невозможно было однозначно идентифицировать каждую из фотографий как тебя, были определенные...
Он на секунду отводит от меня взгляд.
Это не твоя вина. Ты этого не делала. Нейт это сделал.
Папа снова откашливается.
— Нет никаких сомнений в том, что по крайней мере одна, если не больше, из откровенно сексуальных фотографий — твоя. Я перешел по второй ссылке на почти то же самое, и могу только предположить, что дополнительные ссылки были также на эти фотографии.
Наступает долгая пауза, и я думаю, должна ли я что-то сказать. Но что я могу сказать?
Да, это я.
Это я делаю Нейту минет.
Это мое влагалище, моя рука между ног, поглаживающая клитор.
Да, это я с членом Нейта. Мое лицо с его спермой на нем.
ДА.
Это твоя малышка. Твоя гордость и радость.
Я сижу молча. Знала, что это будет трудно, но это труднее, чем я ожидала. Я думала о его осуждении, боялась его отвращения, но никогда не думала о его горе.
Горе у него на лице, в глазах.
Эти фотографии заставляют его грустить, грустить из-за меня, и это невыносимо.
— Итак. — Он складывает руки на животе поверх потрепанного бежевого кардигана, который носит дома поверх оксфордских рубашек. — Расскажи мне, как это случилось.
Я делаю глубокий вдох и представляю, как веревка, привязанная к моей макушке, вытягивает меня прямо и высоко. Упражнение, которое дал нам наш школьный руководитель хора, но которое пригождалось всякий раз, когда мне нужно быть совершенно уравновешенной, совершенно собранной.
— Нейт сделал снимки. Когда мы еще встречались. И он... они появились в интернете сразу после того, как мы расстались.
Морщины вокруг его рта углубляются.
— Я правильно помню, что вы расстались с Нейтом незадолго до возвращения на учебу в августе?
— Да. Он впервые их обнародовал в августе.
— Ты знаешь, что это он их выложил.
— Нет. Я предполагаю, что это был он, но не могу этого доказать. Они были анонимно отправлены на сайты. Он все отрицал.
— Кэролайн. — Отец смотрит прямо на меня, слегка наклоняясь. — Сейчас март.
— Да.
— Расскажи мне, что произошло между августом и мартом.
— Я предприняла систематические усилия, чтобы удалить фотографии из интернета. Я настроила автоматический поиск, отправила электронное письмо с уведомлением о прекращении...
Отец издает нетерпеливый звук. Он не одобряет доморощенных юристов.
— ... это все, что я могла придумать, чтобы отключить их. А потом, когда это не сработало, я наняла службу, которая помогла мне очистить свою репутацию. В интернете, я имею в виду. Они ищут тебя, стирают фотографии, пытаются протолкнуть законные результаты на страницы поиска...
И я уже несколько недель ничего о них не слышала. Отчеты, которые они мне присылали, были запоздалыми, отрывочными и неполными.
Вполне возможно, что они мошенники или просто дерьмо в том, что они делают.
Вполне возможно, что я выбросила полторы тысячи долларов денег Уэста на несбыточную мечту.
Сколько часов его усилий, я потратила впустую, чтобы жизнь была справедливой?
В списке моих сожалений этот кредит стоит на самом верху.
— Но эта последняя атака была предпринята с онлайн-доски объявлений, — продолжаю я. — Предположительно Нейтом. Вместе с ним в ней участвовал и ряд других людей. Я не знаю, кто они такие. Что я знаю точно, так это то, что фотографии распространились так далеко и широко, что, вероятно, напрасно пытаться их удалить. В данный момент я хотела бы сосредоточить свою энергию на...
— Напрасно? Ты хоть представляешь, что с тобой будет, если ты не уберешь фотографии?
— Да, у меня есть идея по этому поводу.
— У тебя будут проблемы с поступлением в юридическую школу. Получить рекомендации будет сложно, но даже при условии, что ты сможешь подать хорошее резюме, приемные комиссии ищут в интернете. Заявки на стажировку, стипендии, заявки на работу. Нет никаких шансов получить стипендию Родса Маршалла. Удаление фотографий из сети должно стать твоим главным приоритетом. Ты должна была привлечь меня с самого начала, Кэролайн. Столько вреда уже нанесено.
