Но я был уверен, что девушка рядом с матерью и сестрой… что не одна. Хотя не считаю это оправданием.
Я уехал после ссоры. Сказал ей, что она свободна, хоть и знал в тот момент, что не отпущу… не смогу отпустить.
Едва покинул дворец, как все мысли – только о ней…
О том, что никогда и ни с одной женщиной мне не было так хорошо. Не знал другой такой, чтобы обладала такой невинностью, органично переплетенной с чувственностью, которой я не мог сопротивляться.
Виталия научила меня смотреть по‑новому на привычные вещи, увидеть в них то, чего прежде не замечал. Сначала я просто наслаждался, потом какое-то время даже был обеспокоен той глубиной близости, что появилась между нами. Я все еще пытался говорить себе, что все временно, что рано или поздно нам придется расстаться. Но в глубине души уже знал, что не смогу отпустить…
Это открытие было пугающим. Привязанности пробуждают в людях худшее, этому я не раз был свидетелем.
Я был уверен, что ни одна женщина не заполнит мое сердце целиком…
Но хрупкая русская красавица сделала это, а я даже не понял как.
И внезапно все достижения, все цели стали казаться пустым миражом.
Не могу противиться желанию увидеть ее. Делаю это глубокой ночью, зная, что она спит крепко, под успокоительными. Это сообщила мне Арифа, которую вечером встретил с подносом – она несла «лекарства для госпожи». Мою малышку мучают кошмары… Как бы я хотел повернуть все вспять, чтобы она не пережила всех тех ужасов.
Я не видел ее сутки, а кажется – вечность. Когда бесшумно проникаю в ее комнату, меня бросает в дрожь.
Рассматриваю Виталию, спящую, словно младенец. Во сне, временно отстранившись от тяжелых мыслей, на первый взгляд она кажется безмятежной. Изящная и очаровательная, словно статуэтка из дорогого фарфора. На прикроватной тумбе слабо включенная лампа освещает следы истощения на лице. Синяки на запястьях, потому что мерзкая сука Ксения связала ей руки… Глянцевая золотистая кожа выглядит болезненно-бледной, напоминая тонкий пергамент. Под глазами залегли темные круги. Густые ресницы отбрасывают тень на скулы, подчеркивая их совершенный овал лица. И уродливый белый пластырь на шее – место пореза. Он неглубокий, я первым делом проверил насколько опасна эта рана, потом освободил запястья Виталии, когда унес ее из комнаты, где погибла Ксения. Только после обработки раны я смог немного успокоиться. Надеялся поговорить с Виталией, но она словно в ступор впала – накричавшись она не произнесла ни слова, пока добирались до моего дворца. Больно сейчас вспоминать это снова и снова. Лучше лишние секунды насладиться ее красотой.
Жадно впитываю каждый дюйм ее женственности. Боль в паху пульсирует, напоминая зубную. Никогда в жизни так не хотел женщину. Где мое хваленое хладнокровие и сдержанность? Чертово желание поднимается до таких высот, что меня колотит от усилий сдержать себя. Дыхание со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы. Я даже не подозревал, что сексуальная неудовлетворенность может быть такой болезненной.
Хочется прикоснуться к любимой, почувствовать под рукой мягкость женской кожи. Подарить ей тепло и защиту собственного тела: придвинуться поближе, дотронуться, заключить в объятия и не выпускать...
Только уверенность, что меньше всего на свете Виталии сейчас нужны мои прикосновения, а также страх разбудить, напугать ее, удерживает на месте.
Сколько не пытаюсь взять себя в руки, возбуждение нарастает, желание пульсирует в отвердевшей плоти. Неимоверным усилием воли заставляю себя выйти из комнаты.
Мне нужно на воздух, я задыхаюсь…
* * *
Сталкиваюсь с Талией, спешащей к дочери.
- Вы не спите? – удивленным шепотом восклицает женщина.
- Как и вы.
- Я… не смогла уснуть в отдельной комнате. Хотела дать дочери немного побыть одной. Но в то же время начала сходить с ума от беспокойства. То, что она пережила… это такой стресс…
Я рассказал Талии о случившимся по телефону. Мои люди к тому времени уже прибыли в дом Бурхана и передали мой приказ – немедленно привезти Талию во дворец.
Эта смелая женщина без единого слова, без каких-либо причитаний или вопросов выполнила мою просьбу.
Я вкратце рассказал Талии о случившимся, потому что не знал, как еще могу помочь своей любимой. Как могу разделить с ней весь ужас того, что она пережила. Виталия и прежде видела смерть, в пустыне, когда спасла меня. Но одно дело смерть незнакомых мужчин, а другое – твоей сестры. Близкого человека. Вблизи, будучи самой на грани жизни…
Это может лишить разума. Виталия слишком многое пережила по моей вине, и я безумно переживал за ее душевное состояние…
- Она что-то говорила? – спрашиваю взволнованно.
- Виталия спрашивала, умерла ли Ксения… Я сказала, что не знаю.
Удар Юсуфа был молниеносным. Тончайший кинжал проник в шейное сплетение. Мгновенная смерть, Ксения не успела ничего понять.
- Что сказать ей? Я так боюсь этого разговора… - дрожащим голосом спрашивает Талия.
- Она что-нибудь говорила обо мне? Я бы хотел сам поговорить с ней об этом. Но не хочу травмировать…
- Пока Вита ни о чем не спрашивала. Но мы мало разговаривали. У нее сильный стресс, она почти все время спит. Я реагирую на потрясения так же, поэтому хорошо понимаю ее состояние. Не лезу с вопросами.
Мне безумно хочется спросить о беременности Виталии, но сдерживаю себя. Хочу выяснить это у нее самой. Наедине…
- Надеюсь, скоро вашей дочери будет лучше, и я смогу увидеться с ней. А пока вы моя гостья. Как и ваша семья. Если пожелаете, Нафиса и ваш муж тоже могут сюда приехать. Хочу, чтобы вы считали мой дом своим…
- Спасибо вам огромное… У Бурхана работа, он не сможет… Я действительно тоскую по Нафисе, а она по мне. Она ребенок и не понимает, почему в этот раз я не взяла ее. Обижается. Но сейчас я нужна куда сильнее своей старшей дочери.
- Вы считаете Нафиса помешает?
- Даже не знаю…
- Мне кажется наоборот. Она светлая, добрая и очень любящая. Виталии сейчас нужна любовь…
- Да, вы правы. Завтра я пошлю за Нафисой.
- Позвольте мне. Я отправлю за ней своих лучших людей.
Талия смотрит на меня как-то странно, задумчиво. И еще – немного удивленно.
- Огромное вам спасибо, шейх Эль Дин.
Глава 36
Виталия
- Мамочка!! – не то что бросаюсь, я буквально падаю в объятия матери.
Даже не сразу понимаю где нахожусь. Нас окружают слуги, меня практически вносят в помещение. Узнаю дворец Кадира, в котором провела так много времени. Знакомый голос, это Арифа причитает что-то над ухом. Мама плачет, я тоже – гладя на нее. Хотя глаза сухие, я уже столько выплакала похоже, причем не отдавая себе отчета, бесшумно, потому что лицо опухшее, веки болят…
Смутно помню, что было после того как Ксения упала, и под ней растеклась лужа крови, красноречиво говорящая о том, что надежды на выживание нет никакой… Кажется, я что-то кричала. Обвиняла Кадира. Почему? Он же спас мне жизнь! А я в ответ орала что ненавижу, пока он освобождал мои запястья от пут… Видимо в тот момент я сошла с ума…
Потом он отнес меня в какую-то комнату, рявкнул на перепуганных служанок, чтобы оказали мне помощь. Женщины перевязали мне шею. Неужели Ксения и правда порезала меня? Я никак не могла поверить, что этот кошмар был наяву…
Меня переодели, потом снова пришел Кадир, взял на руки, отнес в машину. Он не говорил ничего, и я молчала. Мне хотелось извиниться. Сказать, что уже пожалела, что наговорила ему столько… Я кричала о ненависти, а сердце просто разрывалось от любви…
Потом машина, долгий путь, большую часть которого я проспала. Кадир вел машину сам. Гнал нещадно. Было страшно смотреть в окно, такой высокой была скорость…
Меня довели под руки, я не сразу поняла, что не в комнату Кадира, а в ту, которую занимали Талия и Нафиса, когда гостили в прошлый раз. Ту, которую мне отвели изначально, где целый шкаф одежды для меня. Я же хотела бы оказаться сейчас в нашей с Кадиром спальне. Душа рвалась к нему. Сердце болело от той несправедливости, что я совершила, накричав на него…
