– Ничего страшного ты не сделала. Ты пыталась помочь Эмбер, а она плела свои интриги. Я сам допустил это, потому что слишком долго молчал.
– Нет, я наделала сегодня много глупостей, Крис, но хуже всего, что я не дождалась следующей недели, как ты просил. Теперь я знаю, что тайны тут ни при чем. Для тебя важно было выбрать самому, как, когда и где рассказать мне. Не знаю, как мне искупить мою вину. Не знаю даже, смогу ли я.
– Скажи, что ты сможешь жить с тем, с чем я порой не могу. Скажи, что знаешь меня и что больше не будешь сомневаться во мне.
– Я не могу жить без тебя, Крис, и больше никаких сомнений. Никогда.
Он долго вглядывается мне в глаза, потом откидывается на сиденье и привлекает меня к себе. Я кладу голову ему на грудь и слушаю, как бьется его сердце. Чувствую, что он хочет сказать что-то еще, но на этот раз жду, когда он будет готов.
– Я никогда не любил Эмбер, – тихо продолжает он после долгой паузы. – Я знал, что у нас с ней нет будущего, но после того несчастья не мог оставить ее, хотя она презирала меня, и я запутался в ее презрении и своем чувстве вины. Вот тогда-то я и ударился в крайности, и именно тогда на сцене появилась Изабель. Я хотел боли, и Изабель давала ее мне.
Я отклоняюсь назад, чтобы посмотреть на него.
– И при этом ты был с Эмбер?
– Никакого секса. Только боль. И Эмбер знала. Еще она возмущалась, что я не доверяю ей держать хлыст. Она ненавидела меня. Вряд ли кому-то захочется принимать наказание от человека, который его ненавидит.
– Она любит тебя.
– Вот уж не думаю. Она так запуталась, что и сама себя уже не понимает. А Тристан любит ее до безумия.
– Он избивает ее хлыстом. Это не любовь.
– Это Изабель избивает ее. Тристан отказывается делать это.
– Изабель?
– Именно. Когда я стал видеться с ней, Эмбер решила убегать от реальности тем же способом.
– С помощью хлыста.
– Да. И это еще одна причина для меня испытывать вину. Она пошла следом за мной по неверной дороге.
Крис сделал это со мной. Теперь я понимаю, что имела в виду Эмбер в тот день в мастерской.
– Вот тогда я понял, что мы разрушаем друг друга, – продолжает Крис, – и порвал с Эмбер, но сказал ей, что мы всегда будем друзьями. Правда, содеянного уже было не исправить: я помог ей в этом саморазрушении, точно как Марк Ребекке.
– Нет, – быстро возражаю я. – Она сама сделала свой выбор. Мы сами выбираем свой путь.
– Она не такая сильная, как ты, Сара. Я плохо повлиял на Эмбер. Но когда несколько лет назад появился Тристан, я понадеялся, что, быть может, Эмбер наконец остепенится. Этого не произошло, и Тристан говорит, что это я виноват. Он утверждает, что Эмбер будет продолжать цепляться за старое, пока я не порву с ней. Он не понимает, что сделать это так непросто. Не понимает моей вины, стыда и ответственности, которые я испытываю из-за того, какой стала жизнь Эмбер. – Он нервно проводит рукой по волосам. – И может, Тристан прав. Я просто запутался.
Мне хочется назвать ему все причины, почему не стоит так переживать, но чутье говорит, что это совсем не то, что он желает сейчас услышать.
– Я тоже не вижу пока выхода, – говорю я, – но мы найдем его. Вместе, Крис.
Он обвивает меня рукой за талию.
– Вот почему я не хотел, чтобы ты говорила с Тристаном. Я не знал, что он скажет, и не был уверен, что он не использует тебя, чтобы уязвить меня, как пыталась сделать сегодня Эмбер.
– Но он позвонил, чтобы ты приехал и забрал меня.
– Да, и я был уверен, что он замыслил подлость, и я найду тебя в какой-то компрометирующей ситуации, которая разорвет мне сердце.
– Значит, ты и во мне сомневался?
– Я же не знал, что они наговорили тебе или во что заставили поверить, Сара. Не знал, рассказала ли тебе Эмбер о своих родителях. Или, может, убедила людей соврать и сказать, что я там частый гость. Поверь, мое воображение буйствовало вовсю, пока я ехал сюда.
Я обнимаю его.
– Больше никаких тайн. Никаких сомнений.
Он гладит меня по лицу и тихо повторяет:
– Больше никаких тайн и никаких сомнений.
По-прежнему суббота, 14 июля 2012 года
Все еще в кофейне…
В городе конференция, и поймать такси невозможно. Поверить не могу, что согласилась, чтобы Эва отвезла меня в гостиницу. Остается только надеяться, что завтра будет лучше. Может, я позвоню «ему», в конце концов. А может, и нет. Может, просто подожду, когда он вернется. Или, быть может, позволю завтрашнему дню решить за меня. Возможно, тогда я даже почувствую себя на сто процентов прежней Ребеккой Мэйсон. А сегодня… я почти дома.
Глава 25
Проснувшись на следующее утро, я вдыхаю запах Криса, оставшийся на постели, и почти забываю, что он на ночь вернулся в музей. Провожу ладонью по пустому месту рядом с собой и тоскливо вздыхаю. Хотелось бы мне, чтобы я была не одна, чтобы он был не один в этом сражении против старых демонов. Одна! Я уснула, ненавидя это слово, в одной из маек Криса, страшно скучая по нему.
Звук льющейся воды озадачивает меня. Я сажусь, и до меня доходит, что это душ. Требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что Крис дома и не разбудил меня. Я смотрю на часы и вижу, что уже десять.
Я знаю, ему хочется сегодня пораньше выехать, поэтому откидываю одеяло и направляюсь в ванную. Чувствуя тошноту от выпитой вчера текилы, прислоняюсь к дверному косяку. Его голова опущена под струями воды, широкие плечи и спина повернуты ко мне под углом. Гадая, как он чувствует себя после вчерашнего признания, я стаскиваю майку и иду к дверце душа.
Когда я открываю ее, взгляд Криса устремляется на меня, он затаскивает меня под водяные струи и обнимает.
– Я соскучился, – говорит он, дотрагиваясь до моего лица, опускает голову и прислоняется лбом к моему.
– Я тоже!
Мы просто стоим несколько минут, и я ощущаю, какая борьба идет в его душе.
– Ты как?
– Эти несколько дней всегда самые сложные.
Крис говорит о годах, когда он наказывал себя за то, что не мог предотвратить. Но зная теперь о родителях Эмбер, я понимаю, почему он не мог не чувствовать боли.
– А когда годовщина? – спрашиваю я.
– Завтра.
Я задумываюсь, сколько же раз он давал избить себя, чтобы пережить эту дату – но в этом году он проведет ее со мной. И вместе с потоками воды на меня обрушивается понимание. Крис позволяет мне быть с ним, помочь ему. Этот удивительный, чудесный, но надломленный мужчина полностью вручает себя мне вместо того, чтобы отгораживаться от меня, как было с Диланом.
