— Ммм, в пятницу говоришь? Хорошо-о-о. Юляш, ты погуляй тут чуток, а я сделаю один телефонный звоночек. Это по работе. А ты не стесняйся, чувствуй себя как дома, лады?
Юля провела взглядом Вала на просторную лоджию, устало прикрыв глаза. Он прав: нихрена у них не получится, пока она замужем. Одно упоминание о муже — и на Дудареве лица нет. Будет Глеб стоять между ними непробиваемой стеной, и ты хоть сколько угодно рви жилы, отмывайся в ванной и душись духами, всё равно ничего не изменится. Замужняя — она и в Африке замужняя.
Расстроено прошла на кухню и, достав из пакета слегка помявшийся пирог, включила чайник. Чувствуй себя, как дома? Да не вопрос. Сейчас она ему тут наведет шороху.
Чтобы хоть как-то скрыть нервную дрожь, полезла в двухметровый холодильник. Не с целью любопытства, нет. Просто чтобы не сидеть дурындой и хоть чем-то занять руки. Ну, а если честно — чувствовала себя паскудно. Продажной, что ли. Легкомысленной. Дома сын спит под присмотром постороннего человека, а она тут… в общем… никогда бы не подумала, что всё так сложится.
Пока Вал мерил шагами лоджию, изредка бросая в её сторону настороженный взгляд, она накрыла вполне себе приличный стол. По ходу, у Дударева была домработница, потому что в квартире, куда не глянь, везде было чисто, без единого намёка на пыль, а холодильник ломился от еды домашнего приготовления.
Не стала наглеть и выгружать всё, что попалось под руки: всего лишь соорудила тарелку с нарезкой и намыла небольшое блюдо клубники. Вскоре к клубнике присоединился ароматный чёрный чай с дольками лимона и сам пирог.
Вал вернулся спустя пять минут и присев за стол, принялся рассматривать проделанную Юлей работу. Натянуто всё как-то шло. Вроде и рад видеть её до потери пульса, и сердце таранит грудную клетку, как ненормальное. А стоило посмотреть на поникшие под свободным пиджаком плечи, как самого начало накрывать.
Почувствовав на себе горящий взгляд, Юля сняла пиджак, бросила его на свободный стул и нервно провела ладонью вдоль шеи, посмотрев Дудареву прямо в глаза. Он был одет в темно-синие спортивные штаны и обычную белую футболку и сейчас походил на обычного земного мужчину, правда, с дорогущими ролексовыми часиками на левом запястье и массивной серебряной цепью на мощной шее.
«Ты чаи сюда пришла распивать?» — смеялись темно-серые глаза, забавляясь её нервозностью.
«Ну так… повод… чтоб его», — смущенно одергивала топ, прикрывая оголившийся плоский живот. — «А что, не нужно было?»
Вал подпер щеку ладонью и слегка навалился на стойку, отмечая проступившие под стрейчевой тканью соски.
«Да нет, всё хорошо. Мне нравится любоваться тобой на своей кухне».
— Давай, загадывай желание! — очнулась Юля, подпалив зажигалкой свечу.
— Прямо сейчас? — насмешливо выгнул бровь, не отрывая глаз от соблазнительной груди.
— Угу.
— Ладно. Такая последовательность мне тоже нравится.
Юля преподнесла к губам горячую чашку и сделала небольшой глоток, наблюдая за наклонившимся к пирогу мужчиной. Он игриво подмигнул, сопровождая сей процесс своей фирменной плутовской улыбкой и с легкостью задул огонёк. Так и подмывало спросить, что он там загадал, но стоило заглянуть в полыхающие жаром глаза, как все вопросы отпали сами собой.
— Спасибо, Юль, — принял отрезанный ею кусочек, продолжая улыбаться.
— На здоровье, — взяла и себе порцию, не зная, куда пристроить бегающий взгляд.
Вал в один присест проглотил свою часть пирога и, поднявшись, обогнул продолговатый стол, став позади Юлиной спины.
— По-нормальному хочется, да, Юляш? Чтобы не как зверье безголовое, у которого только одно на уме, а по-человечески: с чаем, с посиделками на кухне, словно всю жизнь так делали.
Она замерла при его приближении, словно кролик перед удавом и громко сглотнула. Прохладные ладони тут же наполнились жаром, вызывая на кончиках пальцев легкое покалывание. Он ещё даже не притронулся к ней, просто стоял сзади и обволакивал её голые плечи низкой вибрацией голоса, а у неё уже потяжелела грудь, налившись приятной тяжестью, и призывно затвердели соски, умоляя поскорее оказаться на воле.
— Хочется, — прижалась к крепкой груди спиной, отставив горячую чашку как можно дальше. — И по-нормальному, и по-звериному. С тобой по-разному хочется, — переплела свои пальцы с его, чувствуя, как по венам разливается огонь. — Чтобы не таиться, а в открытую. Чтобы всё-всё у нас было…
— Это хорошо, что хочешь по-разному, — прошептал, наклонившись к её уху Вал. И так горячо и мокро стало между ног от обжигающего висок дыхания, от губ, разместившихся в миллиметре от неё, что пришлось прикусить щеку.
— Ва-а-ал… — захмелела, покачнувшись на стуле. Словно и она, и не она в одночасье. Он специально касался её, приручая к себе и своим ласкам, потому что чувствовал, видел, как она волновалась, сдерживалась, хватаясь руками за края столешницы. Но когда сильные руки приспустили её топ на талию, освобождая из плена томившуюся в ожидании грудь, из её горла вырвался стон облегчения. Господи, как же сильно она его хотела. Можно рехнуться, насколько сильно.
Вал прижал её к себе и просунул руку под пояс джинсов, чувствуя под ладонью атласную ткань трусиков. Он сам их снимет. Он вообще её сам всю разденет.
— Расслабься, — поцеловал нежную шею, поглаживая пальцами гладко выбритый лобок, — вот увидишь, всё будет хорошо, — задышал жаром, завибрировав с ней в унисон. — Только не закрывайся от меня, хорошо?
Как поднимались в спальню — смутно помнил. Он вообще той ночью пребывал в неком дурмане. Отрезвляли лишь граничащие с болью укусы, острота ощущений, яростное скольжение языков и томительная, лишающая воздуха прелюдия.
Себя Вал знал. Знал, на что способен, знал порог своей чувствительности и выносливости. Знал свою любимую позу. Больше всего нравилось, когда он снизу. Когда скачут на нем, насаживаясь на всю длину члена, а он пожирает застывшие на лицах эмоции, впитывает их в себя, словно энергетический вампир и тонет в зажженных безумием глазах.
А Юльку он не знал. Чувствовать — чувствовал, а вот что ей нравится и как именно нравится — понятия не имел. Ясный пень, что всем женщинам нравится, когда мужик не просто лижет писю, но ещё и умеет доставить удовольствие. Конечно, практически всем импонирует прелюдия, когда разогреваешь и себя и партнера по максимуму. Но блдь…
Вот тут Дударев сделал глубокий вдох и, припав губами к оголенному женскому плечу, сильно зажмурился.
Но как быть, когда шалеешь от одного её голоса? Когда в трусах не каменный стояк, а нечто похуже? Когда в голове только одно: трахнуть как можно жестче?
Даже слов таких не существовало, чтобы описать степень его возбуждения.
Лишь на долю секунды вернул себе человеческий облик, наблюдая с любопытством за Юлиной реакцией на полностью прозрачную ванную комнату. Практически у всех, кто побывал в его спальне, даже у самых прожженных мадам, сия диковинка по началу вызывала легкий ступор, но Анатольевна, скользнув мимолетным взглядом по прозрачному стеклу, лишь призывно облизала пухлые, искусанные им же губы, и подняла большой палец вверх, продемонстрировав высшую степень одобрения. Эта раскрепощенность сорвала в нем тормоза, подтолкнула к ней на высокой скорости и швырнула со всей дури в бездну. Неразрушающую и губительную. Отнюдь. А настолько глубокую в своем наслаждении, что лиши его сейчас её присутствия — сдох бы на месте от остановки сердца.
— Ты же сама пришла, — напомнил, оттесняя её к огромной кровати. Потом мягко надавил на плечи, заставляя опуститься на покрывало.
— Сама… — согласилась тихо Юля и послушно приподняла бедра, наблюдая затуманенным взором за его движениями. Хотела, было, помочь, чтобы ускорить и без того мучительный процесс, но Вал не позволил, шлепнув в полсилы по её пальцам. Сам снял топ, потом джинсы, ловко расстегнув тугую пуговицу и опустившись перед ней на корточки, потянулся к бесшовному краю белоснежных трусиков, эротично прокладывая дорожку из влажных поцелуев вдоль внутренней стороны бедёр.
